На межгосударственном уровне достаточно давно выработан механизм сотрудничества в целях борьбы с преступностью, представляющей глобальную угрозу. Этим механизмом является институт правовой помощи по уголовным делам, который является формой осуществления уголовного процесса. Однако изменение геополитической обстановки, обострение международных отношений, которое наблюдается с 2014 года, с началом Специальной военной операции усугубилось до крайних пределов. Международное сотрудничество находится на невысоком уровне, институты международного права практически утратили свою значимость, в связи с чем актуализировалась проблема изучения механизмов правовой помощи по уголовным делам в российском уголовном процессе в целях поиска новых форм его существования и совершенствования. В частности, за последние несколько лет заметно сократилось число удовлетворенных запросов о выдаче лиц, совершивших преступления, которые направлялись Российской Федерацией в различные страны. Особенно отчетливо эта тенденция проявилась на фоне начала проведения Специальной военной операции. По заявлению Генерального прокурора РФ, после 2022 года многие государства «свернули международное сотрудничество с Российской Федерацией». Однако большинство стран продолжают исполнять ранее принятые на себя в соответствии с международными договорами обязательства в части правовой помощи по уголовным делам. Так, по итогам 2023 года в Российскую Федерацию были экстрадированы 150 человек, которые были запрошены нашей страной для уголовного преследования [8]. При этом, по сообщению Генерального прокурора РФ И. Краснова, сокращение объема международного сотрудничества наблюдается не только в вопросах экстрадиции, но и в иных видах правовой помощи. В частности, из 15 направленных в 2022 году запросов о правовой помощи в рамках расследования взрыва газопровода «Северный поток», ответ был получен только на один запрос. Указанные обстоятельства свидетельствуют о явном кризисе международного сотрудничества по уголовным делам, что в целом укладывается в общие тенденции снижения значимости международного права как регулятора межгосударственных отношений.
На фоне описанных тенденций отчетливо проявляется необходимость поиска новых форм сотрудничества, результатом чего должно стать углубление взаимоотношений на региональном уровне. В первую очередь специфика международной преступности состоит в том, что в большинстве случаев угроза проникновения членов организованных групп исходит от смежных государств. В особенности такое явление обусловлено наличием длительной общей истории Российской Федерации и стран, в настоящее время входящих в СНГ, сохранением безвизового режима, близостью границ, а также нормативных установлений. Сотрудничество в рамках региональных межгосударственных объединений особенно актуально, поскольку способствует не только сотрудничеству в рамках конкретных дел и поручений, но и позволяет на более высоком уровне обобщать данные о преступности, выявлять провоцирующие ее факторы и разрабатывать совместные меры по борьбе с этим крайне опасным явлением.
Правовая помощь по уголовным делам в настоящее время является достаточно подробно урегулированным видом межгосударственного сотрудничества, направленного на противодействие угрозе преступности. Этот механизм был выработан мировым сообществом постепенно, по мере осознания как уровня и значимости этой угрозы, так и по мере восприятия правовыми системами разных государств общепризнанных норм и правил, в том числе и касающихся правосудия и правил обращения с обвиняемыми. В. А. Шиплюк, который внес значительный вклад в развитие исследований института правовой помощи, представлял основы международного сотрудничества в виде двух подсистем: договорно-правовой и институционной. Различия данных подсистем кроются в нормативном и организационном основании осуществления сотрудничества. Так, договорно-правовая подсистема включает в себя все формы сотрудничества между государствами, которые определяются содержанием международно-правовых договоров, как двусторонних, так и всевозможных конвенций и пактов с большим количеством участников. Особенность договорного сотрудничества состоит в том, что основания, объем правовой помощи, условия ее оказания и все другие положения регулируются исключительно на уровне договорного сотрудничества. При этом институционная подсистема противопоставляется договорной и представляет собой совокупность обязательств, вытекающих из участия того или иного государства в международной организации или ином институте международной интеграции [7].
Несмотря на то, что правовая помощь по уголовным делам в качестве юридической и нормативной категории и процедуры достаточно подробно регламентирована действующим законодательством, ее легальное понятие в настоящее время в правовой системе России отсутствует. Вместе с тем, в доктрине существует достаточное число подходов к определению сущности данного понятия. Правовая помощь рассматривается исследователями в различных аспектах. Во-первых, правовая помощь выступает особой формой деятельности, процессом. Во-вторых, данная категория подвергается анализу в качестве правового института и механизма.
В. И. Самарин сущность правовой помощи по уголовным делам видит в процессе ее осуществления [6]. По мнению исследователя, правовая помощь состоит в непосредственной деятельности компетентных органов, содержание которой определено положениями международных договоров, внутреннего законодательства. Тем самым главным, в сущности, правовой помощи с этой точки зрения выступает деятельностный, процедурный компонент. М. В. Давыдова в свою очередь видит суть правовой помощи в ее институциональном характере, то есть объясняет это явление с точки зрения совокупности нормативных установлений, его регулирующих [4].
В целом анализ правовых подходов к понятию правовой помощи по уголовным делам, на наш взгляд, характеризуется относительным единством, поскольку сущность понимается исследователями единообразно. Однако различные авторы делают акценты на разных аспектах рассматриваемого понятия. Правовая помощь, по нашему убеждению, выступает одновременно во всех перечисленных формах, которые характеризуют лишь разные стороны одного и того же явления. Рассмотрение правовой помощи в качестве разновидности процесса отражает внешнюю, формальную сторону данного явления. Поскольку процессом в общепризнанном понимании является реализация на основе строго исходящих от государства нормативных предписаний полномочий компетентных органов, оказание правовой помощи относится в этом смысле к особой форме уголовного процесса. Этот вывод подкреплен и размещением законодателем соответствующих норм именно в Уголовно-процессуальном кодексе РФ.
В то же время, правовая помощь по уголовным делам может существовать лишь постольку, поскольку допускается и регулируется государством в международных договорах и национальном законодательстве. И в этой связи правовая помощь не может не признаваться правовым институтом. В таком случае правовую помощь, на наш взгляд, следует определять как сложный правовой институт. Сложность его обусловлена наличием нормативного регулирования как международным правом, так и нормами национального законодательства. При этом характерной особенностью данного правового образования является взаимное влияние международного и национального права, в результате которого происходит постепенное их взаимопроникновение. Исходя из особенностей процедуры оказания различных видов правовой помощи, описанной отечественным законодательством, данное правовое образование, на наш взгляд, не может рассматриваться исключительно как институт международного права. Само по себе наличие нормативного регулирования в рамках уголовного процесса относит рассматриваемый институт, в том числе и к национальной правовой системе. Особое значение в этой связи имеет и наличие конституционного запрета, например, на выдачу граждан РФ иностранным государствам. Таким образом, считаем, что институт правовой помощи имеет сложную многоуровневую природу, обусловливающую необходимость учета интересов как публичных образований, так и граждан, в отношении которых ведется уголовное судопроизводство.
Рассмотрев понятие правовой помощи по уголовным делам, следуя логике исследования, необходимо определить понятие признания и исполнения приговора иностранного суда. В первую очередь, отметим, что данный термин закрепления на законодательном уровне также не имеет. В самом общем, концептуальном виде механизм признания и исполнения приговора иностранного суда связывается с наличием понятия юрисдикции государства. Действительно, юридическая сила актов любого государства не имеет свойств экстерриториальности, в связи с чем механизмы привлечения к уголовной ответственности, действующие в пределах государства, оказываются неприменимы на территории другого государства.
Правовая природа признания приговора иностранного суда идентична природе признания судебного решения по гражданским или арбитражным делам и в самом общем виде может быть определена как придание иностранному решению юридической силы на территории другого государства. Несмотря на в целом единообразное понимание сути данного процесса, в науке предпринималось множество попыток сформулировать наиболее полное определение понятия признания решения иностранного суда. П. Н. Евсеев, выстраивая свою концепцию механизма признания иностранных приговоров, исходил из того, что одним из компонентов государственного суверенитета выступает невозможность реализации властных полномочий органами каких-либо иных государств. Поскольку в данном случае приговор – есть конечный акт по уголовному делу, выносимый судом, являющимся органом государственной власти иностранного государства, признание его верховенства на собственной территории выступает добровольным ограничением суверенитета [5, с. 95-103]. По мнению исследователя, без ограничения суверенитета распространение действия приговора, вынесенного в иностранном правопорядке, невозможно.
На наш взгляд, признание иностранного судебного решения не должно рассматриваться как ограничение суверенитета, поскольку в данном случае акт признания происходит именно в связи с реализацией суверенных прав. Признание, напротив, проистекает из принципа нерушимости суверенитета, который подразумевает отсутствие права у иностранных судебных инстанций осуществлять правосудие. В пользу данного подхода говорит и сама процедура признания решения иностранного суда, которое требует судебного разбирательства в каждом конкретном случае.
С этой точки зрения нам ближе позиция, сформулированная и обоснованная Ю. Базедовым. Ее сущность состоит в том, что механизм признания нацелен не на распространение верховенства власти иностранного государства на собственную территорию, а на приравнивание в порядке исключения иностранного судебного акта к аналогичным актам, вынесенным национальными судами [2]. В результате анализа приведенных подходов полагаем возможным сформулировать собственное видение определения данной категории, в связи с чем предлагаем считать механизм признания иностранного судебного акта констатацией его существования, его правомерности и способности порождать правовые последствия, аналогичные решению национального суда. По отношению к исполнению иностранного приговора его признание выступает первичным инструментом, который становится предпосылкой для дальнейшего его исполнения на территории государства, признавшего данное решение.
Рассмотрев особенности названых правовых категорий, следует описать их соотношение, которое в доктрине до настоящего времени не имеет единого толкования. В целом все разногласия исследователей по данной проблематике можно определить в качестве двух основных позиций. Данные категории являются самостоятельными формами международного сотрудничества или соотносятся как общее и частное.
Среди авторов, отстаивающих первую позицию, следует отметить таких исследователей, как М. В. Давыдова, В. В. Милинчук, П. С. Абдуллоев. Условно указанный подход можно назвать узким, что связано с отнесением данными авторами к категории правовой помощи только те действия, которые могут по своей сути совершаться только до момента вынесения окончательного решения по делу (приговора, постановления о прекращении и т. д.) [4]. Остальные действия, которые выходят за названые хронологические и процессуальные рамки, к правовой помощи не относятся. Автор настоящей статьи критически относится к такой трактовке содержания правовой помощи по следующим причинам. Во-первых, представители узкого подхода не обосновывают существенность отличий действий по исполнению поручений или запросов иностранных государств в рамках расследуемого уголовного дела или за его рамками. На наш взгляд, значительных отличий ни, по сути, ни по процедуре между выдачей лица для уголовного преследования и его передачей для исполнения наказания не имеется, в связи с чем и оснований не относить последнюю к содержанию правовой помощи не имеется. Во-вторых, разграничивая правовую помощь по уголовным делам и иные способы международного сотрудничества, данные исследователи не выделяют оставшиеся формы в какую-либо единую группу, тем самым создавая несколько искусственную и незавершенную классификацию.
Представители широкого подхода, к которым можно отнести В. М. Волженкину, Т. Н. Москалькову, Г. В. Игнатенко и др., исходят из того, что правовая помощь не может ограничиваться лишь рамками осуществления уголовного судопроизводства и представляет собой обширное международное сотрудничество в самых разнообразных формах, которые включают в себя и исполнение судебных и иных поручений, и экстрадиции, и признание и исполнение приговоров иностранных судов [3]. Говоря об официальных толкованиях вышеназванных терминов, можно сказать, что в настоящее время отечественное законодательство не включает в себя легального толкования правовой помощи. Вместе с тем, для уяснения сущности этой правовой категории полагаем целесообразным обратиться к положениям ст. 6 Кишиневской конвенции о правовой помощи, которая определяет ее объем. Сущность правовой помощи положениями данного соглашения определяется максимально широко, объединяя в себе все известные на данный момент формы сотрудничества в рамках противодействия преступности [1].
Как можно видеть из приведенной нормы, правовая помощь на межгосударственном уровне СНГ понимается в широком смысле как сотрудничество государств в рамках деятельности их компетентных органов, включающее в себя, в том числе и признание и исполнение приговоров иностранных судов. Таким образом, на наш взгляд, отсутствуют основания спорить с изложенным подходом и искусственно ограничивать пределы и объем правовой помощи по уголовным делам.
Результатом настоящего исследования стало определение сущности правовой помощи по уголовным делам как сложного правового института, который базируется на дву- и многосторонних договоренностях государств по вопросам противодействия преступности, а также на положениях национального законодательства, которое определяет уполномоченных органов и процессуальный порядок для реализации международных обязательств. Кроме того, помимо институционального подхода, следует обозначить деятельностный и процедурный аспекты правовой помощи. Проанализировав позиции ряда ученых, автор соглашается с легальным толкованием объема правовой помощи по уголовным делам, согласно которому данная категория включает в себя все возможные процедуры и действия вне зависимости от стадии уголовного преследования. С этой точки зрения признание и исполнение приговора охватывается общим понятием правовой помощи. Сформулировано авторское определение механизма признания иностранного судебного акта, согласно которому это констатация его существования, его правомерности и способности порождать правовые последствия, аналогичные решению национального суда. По отношению к исполнению иностранного приговора его признание выступает первичным инструментом, который становится предпосылкой для дальнейшего его исполнения на территории государства, признавшего данное решение.
