Некоторые проблемы квалификации хищений

В качестве одной из основных выступает проблема установления момента окончания хищения, имеющая не столько теоретическое, сколько прикладное значение, что обеспечивает возможность верной квалификации содеянного лицом. Именно поэтому Пленум Верховного Суда РФ в своих постановлениях акцентирует внимание правоприменителя на критерии его определения. Так, в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» отмечается, что кража и грабеж считаются оконченными, если имущество изъято и виновный имеет реальную возможность им пользоваться или распоряжаться по своему усмотрению (например, обратить похищенное имущество в свою пользу или в пользу других лиц, распорядиться им с корыстной целью иным образом). Разбой считается оконченным с момента нападения в целях хищения чужого имущества, совершенного с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия [1]. Согласно п. 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» мошенничество, то есть хищение чужого имущества, совершенное путем обмана или злоупотребления доверием, признается оконченным с момента, когда указанное имущество поступило в незаконное владение виновного или других лиц и они получили реальную возможность (в зависимости от потребительских свойств этого имущества) пользоваться или распорядиться им по своему усмотрению [2]. В основу здесь, как правило, положен субъективный критерий – осознание виновным факта возможности распорядиться имуществом по своему усмотрению. Кроме того, следует иметь в виду, что неудавшаяся попытка совершить хищение, а затем повторное совершение тех же действий, но уже увенчавшееся для преступника успехом, не образуют совокупности оконченного и неоконченного хищения [5, с. 87]. Так, Б. намеревался совершить тайное хищение чужого имущества – мобильного телефона У. С этой целью Б. подошел к У. и стал его похлопывать по всем карманам, имитируя, что он принял его за своего знакомого. Однако У. попросил Б. отойти, потому совершить хищение не получилось с первого раза. Б. отошел, однако через некоторое время он опять вернуться к У., опять стал его похлопывать по карманам, вытащив, таким образом, мобильный телефон из нагрудного кармана У. незаметно для потерпевшего [3]. Как представляется, в такой ситуации ошибочно квалифицировать содеянное как покушение на кражу и как оконченную кражу, хотя такие подходы и встречаются в правоприменительной практике, поскольку умысел в данной ситуации единый. Первый случай нельзя рассматривать в отрыве от совершенного хищения, он, по сути, является не удавшийся попыткой совершения преступления, которая была доведена до конца при возникновении удобной ситуации. Поэтому содеянное надлежит квалифицировать как одно оконченное хищение, а не как покушение на хищение и хищение оконченное. Иное будет являться примером избыточной квалификации. С субъективной стороны хищение, по общему правилу, совершается с прямым умыслом и с корыстной целью (как это указывает законодатель). Соответственно, этот умысел должен возникнуть у лица до момента совершения преступления. Однако в правоприменительной практике встречаются ситуации, когда уголовные дела возбуждаются при отсутствии такового. Например, Ф. взял в долг денежные средства у О., намереваясь их возвратить, но не указывая конкретного периода, когда это произойдет. Через некоторое время О. начинает требовать у Ф. возврата долга. Ф. возвращает долг частично, говоря, что оставшуюся часть вернет в будущем. О., не удовлетворившись таким ответом, обращается в правоохранительные органы с заявлением о возбуждении уголовного дела о мошенничестве. Через некоторое время Ф., не зная, что в производстве правоохранительных органов находится уголовное дело, возвращает оставшуюся часть денежных средств О. Таким образом очевидно, что умысел у Ф. на хищение денежных средств вообще отсутствовал. Однако факт невозврата долга в полном объеме был воспринят потерпевшим и правоприменителем как основание для квалификации содеянного как мошенничество. В то же время, поскольку мошенничество не относится к категории дел частного обвинения, производство по уголовному делу прекращено быть не может. Кроме того, данное дело не может быть прекращено на основании ст. 76 УК РФ, поскольку сумма «похищенного» превышает 250 тыс. руб. Получается замкнутый круг: с одной стороны, невозможно доказать отсутствие умысла, с другой, денежные средства в полном объеме возвращены, потерпевший претензий не имеет. Однако правоприменитель упорно продолжает видеть состав преступления, и производство по уголовному делу продолжается. Также зачастую возникает проблема отграничения получения взятки и коммерческого подкупа от мошенничества. Пленум Верховного Суда РФ в п. 24 постановления от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» указывает, что получение должностным лицом либо лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, ценностей за совершение действий (бездействие), которые входят в его полномочия либо которые оно могло совершить с использованием служебного положения, следует квалифицировать как получение взятки либо коммерческий подкуп вне зависимости от намерения совершить указанные действия (бездействие) [3]. В том случае, если указанное лицо получило ценности за совершение действий (бездействие), которые в действительности оно не может осуществить ввиду отсутствия служебных полномочий и невозможности использовать свое служебное положение, такие действия при наличии умысла на приобретение ценностей следует квалифицировать как мошенничество, совершенное лицом с использованием своего служебного положения. Как мошенничество следует квалифицировать действия лица, получившего ценности якобы для передачи должностному лицу или лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, в качестве взятки либо предмета коммерческого подкупа, однако заведомо не намеревавшегося исполнять свое обещание и обратившего эти ценности в свою пользу. Владелец переданных ему ценностей в указанных случаях несет ответственность за покушение на дачу взятки или коммерческий подкуп. Потому ошибочно квалифицировать как мошенничество случаи, когда лицо берет денежные средства у другого лица для передачи их должностному лицу за совершение определенных действий (бездействий) в пользу взяткодателя, однако должностное лицо не выполняет эти требования, взяткодатель начинает требовать у лица, которому были переданы денежные средства, их возврата, а это лицо не может их возвратить по ряду обстоятельств, например в связи с тем, что они были переданы должностному лицу. При этом должностное лицо не исполнило тех действий, которые должно было выполнить, хотя и намеревалось их совершить. Так, А. передала денежные средства К. для передачи их далее должностному лицу с целью получения права на управление транспортным средством без процедуры сдачи экзамена. Однако в процессе оформления права на управление транспортным средством были обнаружены недостатки в документах, предоставленных А. Должностное лицо обратилось к К. с просьбой связаться к А., чтобы последняя передала недостающий комплект документов. А. решила отказаться от получения таким образом права на управление транспортным средством и стала требовать у К. возврата уплаченных денежных средств, которые он уже передал должностному лицу. К. отказался возвращать данные денежные средства, в связи с чем А. обратилась в правоохранительные органы с заявлением о совершении К. мошенничества. В данной ситуации очевидно, что К. является посредником в получении взятки, но не мошенником, поэтому правоприменительные органы неправильно квалифицировали содеянное К. по ст. 159 УК РФ. Еще один показательный пример. Б., являясь знакомым С., зная, что она мечтает о продвижении по карьерной лестнице, пообещал за десять миллионов рублей помочь ей получить искомую должность. Всей суммы у С. не было, и она стала просить недостающую сумму у своей подруги Е. Причем занимала якобы не для себя, а объясняла, что проблемы возникли у ее знакомого Б., ему нужны деньги, а она, С., выступает гарантом того, что сумму займа Б. вернет в оговоренный срок. После длительных уговоров Е. согласилась занять денежные средства для Б., не зная его лично, а лишь по рассказам С. Денежные средства, по мнению Е., она передавала С., которую и считала ответственной за возврат денежных средств Последняя ее в этом мнении поддерживала. Поскольку С. обращалась к Е., с которой дружила много лет, Е. доверяла С., никакого оформления передачи денежных средств не осуществляли. Е. денежные средства к указанному сроку собрала, передала в руки С., которая вместе с Б. приехала к ней за деньгами, уверив Е., что все будет возвращено к сроку. В указанный срок денежные средства Е. возвращены не были, С. должность также не получила – Б. с деньгами скрылся. Е. также не получила гарантированной С. к возвращению суммы. На все требования Е., адресованные С. о возврате денежные средств, отвечала, что у нее денег нет, ее тоже обманули. С. обратилась в правоохранительные органы с заявлением о том, что она передала Б. сумму 10 000 000 руб. для устройства на должность, однако Б. не выполнил общение и скрылся. Данное заявление содержит безусловное указание на то, что Б. совершил деяние, обладающее признаками мошенничества, а С. – покушение на дачу взятки. Поскольку Б. обманул С., завладев денежными средствами, частично принадлежащими С., а частично – Е., а С. обманула Е., завладев ее денежными средствами, налицо признаки мошенничества, совершенного группой лиц в особо крупном размере, и обязательно выделение в самостоятельное производство покушение на дачу взятки. Как ошибку в правоприменительной практике стоит расценивать и ситуации, когда мошенничество маскируется гражданско-правовыми отношениями [7, с. 206-207]. В данном случае необходимо выяснять наличие умысла именно на неправомерное завладение чужим имуществом, что может быть реализовано лишь грамотными следственными действиями. Проведенный анализ ошибок, допускаемых правоприменительными органами при квалификации хищений, позволяет констатировать, что практические работники не всегда верно оценивают всю совокупность обстоятельств дела, а потому допускают неточности при уголовно-правовой оценке совершенных деяний.

Таким образом, проведенное исследование ошибок, допускаемых правоприменителями при квалификации хищений, позволяет прийти к выводу, что практические работники в своей деятельности не всегда верно учитывают существующие теоретические наработки и разъяснения, даваемые Верховным Судом РФ, отчего возникают ошибки при квалификации различных форм хищений, в частности связанные с установлением момента окончания хищения, признаков, характеризующих субъективную сторону хищения, отграничения различных форм хищения друг от друга, а также от смежных преступлений. Как ошибку в правоприменительной практике следует рассматривать и ситуации, когда мошенничество маскируется гражданско-правовыми отношениями.