Языковые репрезентации концепта «меч» в эпосе «Беовульф»: сопоставление оригинала и переводов

Строки, содержащие концепт «меч» в эпосе «Беовульф» на древнеанглийском языке

Перевод на современный английский язык Ш. Дж. Хини

Перевод на русский язык В. Г. Тихомирова

Построчный перевод на русский язык Л. Р. Ибрагимовой и А. В. Брандаусовой

34–40 (40)

Aledon þa leofne þeoden, beaga bryttan, on bearm scipes, mærne be mæste. þær wæs madma fela of feorwegum, frætwa, gelæded; ne hyrde ic cymlicor ceol gegyrwan hildewæpnum ond heaðowædum, billum ond byrnum…

34–42

They stretched their beloved lord in his boat, laid out by the mast, amidships, the great ring-giver. Far-fetched treasures were pilled upon him, and precious gear. I never heard before of a ship so well furbished with battle tackle, bladed weapons and coats of mail. The massed treasure was loaded on top of him: it would travel far on out into the ocean’s sway.

32–42

Челн крутогрудый вождя дожидался, льдисто искрящийся корабль на отмели: там был он возложен на лоно ладейное, кольцедробитель; с ним же, под мачтой, груды сокровищ – добыча походов. Я в жизни не видывал ладьи, оснащенной лучше, чем эта, орудьями боя, одеждами битвы – мечами, кольчугами: всё – самоцветы оружие, золото – вместе с властителем будет скитаться по воле течений.

81–85 (84)

Sele hlifade, heah ond horngeap, heaðowylma bad, laðan liges; ne wæs hit lenge þa gen þæt se ecghete aþumsweorum æfter wælniðe wæcnan scolde.

81–85

The hall towered, its gables wide and high and awaiting a barbarous burning. That doom abided, but in time it would come: the killer instinct unleashed among in-laws, the blood-lust rampant.

81–85

Дом возвышался, рогами увенчанный; недолговечный, он будет предан пламени ярому в распре меж старым тестем и зятем – скоро нагрянули зло и убийство.

435–441 (437)

Ic þæt þonne forhicge (swa me Higelac sie, min mondrihten, modes bliðe), þæt ic sweord bere oþðe sidne scyld, geolorand to guþe, ac ic mid grape sceal fon wið feonde ond ymb feorh sacan, lað wið laþum; ðær gelyfan sceal dryhtnes dome se þe hine deað nimeð.

435–441

Therefore, to heighten Hygelac’s fame and gladden his heart, I hereby renounce sword and the shelter of the broad shield, the heavy war-board: hand-to-hand is how it will be, a life-and-death fight with the fiend. Whichever one death fells must deem it a just judgment by God.

433–441

К тому же, зная, что это чудище, кичась могучестью, меча не носит, я так же – во славу великого Хигелака, сородича нашего и покровителя! – я без меча, без щита широкого, на поединок явлюсь без оружия: враг на врага, мы сойдемся, и насмерть схватимся врукопашную, – Небо укажет, Бог рассудит, кому погибнуть!

480–483 (483)

Ful oft gebeotedon beore druncne ofer ealowæge oretmecgas þæt hie in beorsele bidan woldon Grendles guþe mid gryrum ecga.

480–483

Time and again, when the goblets passed and seasoned fighters got flushed with beer they would pledge themselves to protect Heorot and wait for Grendel with whetted swords.

480–483

Не раз похвалялись в застольях бражных, над полными чашами честью хвалились герои остаться ночью на страже и Гренделя в зале мечами встретить…

539–541 (539)

Hæfdon swurd nacod, þa wit on sund reon, heard on handa; wit unc wið hronfixas werian þohton.

539–541

Each of us swam holding a sword, a naked, hard-proofed blade for protection against the whale-beasts.

538–541

Сказано – сделано кинулись в зыби, клинки обнажив ради защиты от хищных тварей, там обитавших.

553–558 (557)

Me to grunde teah fah feondscaða, fæste hæfde grim on grape; hwæþre me gyfeþe wearð þæt ic aglæcan orde geræhte, hildebille; heaþoræs fornam mihtig meredeor þurh mine hand.

551–558

…my hard-ringed chain-mail, hand-forged and linked, a fine, close-fitting filigree of gold, kept me safe when some ocean creature pulled me to the bottom. Pinioned fast and swathed in its grip, I was granted one final chance: my sword plunged and the ordeal was over. Through my own hands the fury of battle had finished off the sea-beast.

551–558

Рубаха-кольчуга искусной вязки, железной пряжи мне послужила, шитая золотом, верной защитой, когда морежитель, стиснув когтистыми лапами тело, вдруг потащил меня в глубь океана; Судьбой хранимый я изловчился, – клинком ужалил зверя морского – канул на дно обитатель хлябей.

559–561 (561)

Swa mec gelome laðgeteonan þreatedon þearle. Ic him þenode deoran sweorde, swa hit gedefe wæs.

559–561

Time and again, foul things attacked me, lurking and stalking, but I lashed out, gave as good as I got with my sword.

559–561

Кишела нежить, грозя мне погибелью в бурлящей бездне, но я поганых мечом любимым учил, как должно!

565–569 (567)

…ac on mergenne mecum wunde be yðlafe uppe lægon, sweordum aswefede, þæt syðþan na ymb brontne ford brimliðende lade ne letton.

565–569

Instead, in the morning, mangled and sleeping the sleep of the sword, they slopped and floated like the ocean’s leavings. From now on sailors would the safe, the deep-sea raids were over for good.

562–569

Не посчастливилось злобной несыти мной поживиться, плотью лакомой, пищей пиршественной в глубоководье, зато наутро в прибрежных водах всплыли распухшие туши животных, клинком усыпленных, – и с этой поры стал безопасен путь мореходный над теми безднами.

574–581 (574)

Hwæþere me gesælde þæt ic mid sweorde ofsloh niceras nigene. No ic on niht gefrægn under heofones hwealf heardran feohtan, ne on egstreamum earmran mannon; hwaþere ic fara feng feore gedigde, siþes werig. ða mec sæ oþbær, flod æfter faroðe on Finna land, wadu weallendu.

574–581

However it had occurred, my sword had killed nine sea monsters. Such night-dangers and hard ordeals I have never heard of nor of a man so desolate in surging waves. But worn out as I was, I survived, came through with my life. The ocean lifted and laid me ashore, I landed safe on the coast of Finland.

574–581

Всего же девять избил я чудищ и, право, не знаю, под небом ночным случались ли встречи опасней этой, был ли кто в море ближе к смерти, а все же я выжил в неравной схватке – меня, усталого, но невредимого, приливом вынесло, морским течением к финским скалам.

581–588 (583, 586)

No ic wiht fram þe swylcra searoniða secgan hyrde, billa brogan. Breca næfre git æt heaðolace, ne gehwæþer incer, swa deorlice dæd gefremede fagum sweordum (no ic þæs fela gylpe), þeah ðu þinum broðrum to banan wurde, heafodmægum…

582–589

Now, I cannot recall any fight you entered, Unferth, that bears comparison. I don’t boast when I say that neither you nor Breca ever were much celebrated for swordsmanship or for facing danger in the battlefield. You killed your own kith and kin, so for all your cleverness and quick tongue, you will suffer damnation in the pits of hell.

581–589

Но я не слышал подобных былей о подвигах ратных, тобой совершенных: ни ты, ни Брека – в игре сражений не смели вы оба железом кровавым творить, как должно, дела достойные, зато известно, что ты убийца своих сородичей, братьев кровных, – проклятье ада, как ни лукавь ты, тебя не минет!

595–601 (596)

Ac he hafað onfunden þæt he þa fæhðe ne þearf, atole ecgþræce eower leode swiðe onsittan, Sigescyldinga; nymeð nydbade, nænegum arað leode Deniga, ac he lust wigeð, swefeð ond sendeþ, secce ne weneþ to Gardenum.

595–598

But he knows he need never be in dread of your blade making a muzzle of his blood or of vengeance arriving ever from this quarter – from the Victory-Shieldings, the shoulders of the spear.

595–601

Но знает он, что его не встретят, противоборствуя, мечами острыми и без опаски враг набегает на земли Скильдингов, твоих сородичей, и с данов дань собирает кровью, и ест и пьет он и не трепещет при встрече с данами.

671–674 (672)

ða he him of dyde isernbyrnan, helm of hafelan, sealde his hyrsted sweord, irena cyst, ombihtþegne, ond gehealdan het hildegeatwe.

671–674

He began to remove his iron breast-mail, took off the helmet and handed his attendant the patterned sword, a smith’s masterpiece, ordering him to keep the equipment guarded.

669–674

Гаутский воин, душа отважная, снял шлем железный, себя вверяя Господней милости и силе рук своих, кольчугу скинул и чудно скованный свой меч отменный на время боя отдал подручному на сохранение.

677–680 (679)

No ic me an herewæsmun hnagran talige, guþgeweorca, þonne Grendel hine; forþan ic hine sweorde swebban nelle, aldre beneotan, þeah ic eal mæge.

677–680

When it comes to fighting, I count myself as dangerous any day as Grendel. So it won’t be a cutting edge I’ll wield to mow him down, easily as I might.

677–680

Кичится Грендель злочудищной силой, но я не слабей в рукопашной схватке! Мне меч не нужен! – и так сокрушу я жизнь вражью.

798–805 (803, 805)

Hie þæt ne wiston, þa hie gewin drugon, heardhicgende hildemecgas, ond on healfa gehwone heawan þohton, sawle secan, þone synscaðan ænig ofer eorþan irenna cyst, guðbilla nan, gretan nolde, – ac he sigewæpnum forsworen hæfde, ecga gehwylcre.

797–804

Stalwart in action, they kept striking out on every side, seeking to cut straight to the soul. When they joined the struggle there was something they could have not known at the time, that not blade on earth, no blacksmith’s art could ever damage their demon opponent. He had conjured the harm from the cutting edge of every weapon.

794–808

Спутники Беовульфа мечами вращали, тщась потягаться, сразиться насмерть за жизнь дружинного вождя, воителя всеземнознатного: в толпу стеснившись, они обступили врага, пытались, мечами тыча, достать зломогучего, о том не ведая, что ни единым под небом лезвием, искуснокованым клинком каленым сразить не можно его, заклятого, он от железных мечей, от копий заговорен был, – но этой ночью смерть свою встретил он, злосчастливый, и скоро мерзкая душа, изыдя из тела, ввергнется в объятия адские.

883–892 (884, 890)

…hæfdon ealfela eotena Cynnes sweordum gesæged. Sigemunde gesprong æfter deaðdæge dom unlytel, syþðan wiges heard wyrm acwealde, hordes hyrde. He under harne stan, æþelinges bearn, ana geneðde frecne dæde, ne wæs him Fitela mid. Hwæþre him gesælde ðæt þæt swurd þurhwod wrætlicne wyrm, þæt hit on wealle ætstod, dryhtlic iren; draca morðre swealt.

882–891

They killed giants, their conquering swords had brought them down. After his death Sigemund’s glory grew and grew because of his courage when he killed the dragon, the guardian of the hoard. Under gray stone he had dared to enter all by himself to face the worst without Fitela. But it came to pass that his sword plunged right through those radiant scales and drove into the wall.

877–892

К месту он помянул вероломство и месть, к месту – верность племянника, Фителы, в ратном деле неразлучимого с дядей: рядом во всякой сече были оба, рубились конь о конь их мечами несчетное множество на чуже нежити было посечено. Слава Сигмунда немало выросла после смерти его: разнесла молва, как с драконом – кладохранителем он сходился, бесстрашный в сражении, под утесами темными (там без Фителы сын достойного ратоборствовал), и ему посчастливилось: остролезвый клинок, благородный меч поразил змеечудище, пригвоздил к скале, и дракон издох…

1020–1024 (1023)

Forgeaf þa Beowulfe bearn Healfdenes segen gyldenne sigores to leane; hroden hildecumbor, helm ond byrnan, mære maðþumsweord manige gesawon beforan beorn beran.

1019–1023

Then Halfdane’s son presented Beowulf with gold standards as a victory gift, an embroidered banner; also breast-mail and a helmet; and a sword carried high, that was both precious object and a token of honor.

1020–1024

Наследник Хальфдана пожаловал Беовульфу знак победный – ратное знамя, стяг златовышитый – и шлем с кольчугой; многие видели и меч знаменитый, ему подаренный.

1039–1041 (1040)

…þæt wæs hildesetl heahcyninges, ðonne sweorda gelac sunu Healfdenes efnan wolde.

1036–1041

The harness of one included a saddle of sumptuous design, the battle-seat where the son of Halfdane rode when he wished to join the sword-play: wherever the killing and carnage were the worst, he would be to the fore, fighting hard.

1035–1042

Еще, по воле военачальника, восемь коней в роскошных сбруях ввели в палату: была на первом ратная упряжь, седло, в котором сидел, бывало, сам сын Хальфдана, дружино-водитель, когда, вступая в игру мечевую не знал он страха над грудами трупов под градом ударов.

1104–1106 (1106, 1106)

…gyf þonne Frysna hwylc frecnan spræce ðæs morþorhetes myndgiend wære, þonne hit sweordes ecg seðan scolde.

1104–1106

So if any Frisian stirred up bad blood with insinuations or taunts about this, the blade of the sword will arbitrate it.

1104–1106

…если ж из фризов, помянув старое, распрю новую кто посеет – меч без жалости его жизнь решит!

1142–1153 (1143, 1143, 1144, 1145, 1147)

Swa he ne forwyrnde woroldrædenne, þonne him Hunlafing hildeleoman billa selest, on bearm dyde, þæs wæron mid Eotenum ecge cuðe. Swylce ferhðfrecan Fin eft begeat sweordbealo sliðen æt his selfes ham, siþðan grimne gripe Guðlaf ond Oslaf æfter sæsiðe, sorge, mændon, ætwiton weana dæl; ne meahte wæfre mod forhabban in hreþre. ða wæs heal roden feonda feorum, swilce Fin slægen, cyning on corþre, ond seo cwen numen.

1143–1154

So he did not balk once Hunlafing placed on his lap Dazzle-the-Duel, the best sword of all, whose edges Jutes knew only too well. Thus blood was spilled, the gallant Finn slain in his home after Guthlaf and Oslaf back from their voyage made old accusation: the brutal ambush, the fate they had suffered, all blamed on Finn. The wildness in them had to brim over. The hall ran red with blood of enemies.

1142–1153

Потому не отверг он Хунлафинга меч, возложенный на колени его, пламя битвы, клинок прославленный (ютам памятно это лезвие!), от которого Финн лютосердый принял смерть в бою во дворце своем. Так случилось, что Гудлаф с Ослафом, с горькой вестью к данам ходившие, возвратились из-за моря, и сердца их исполнились духом ярости – кровь заструилась в доме Финна, и рать была выбита, и жена его стала пленницей.

1165–1168 (1168)

Swylce þær Unferþ þyle, æt fotum sæt frean Scyldinga; gehwylc hiora his ferhþe treowde, þæt he hæfde mod micel, þeah þe he his magum nære arfæst æt ecga gelacum.

1164–1168

…and the forthright Unferth, admired by all for his mind and courage although under a cloud for killing his brothers, reclined near the king. The queen spoke: Enjoy this drink, my most generous lord…

1162–1168

Златовенчанная вышла Вальхтеов в зал, где конунг сидел с племянником (не порвались еще узы кровные), а в стопах у владетельных Скильдингов сел вития Унферт, признанный меж людьми много-доблестным, хоть и был он убийцей кровных братьев своих.

1258–1263 (1262)

Grendles modor, ides, aglæcwif, yrmþe gemunde, se þe wæteregesan wunian scolde, cealde streamas, siþðan Cain wearð to ecgbanan angan breþer fæderenmæge…

1258–1263

Grendel’s mother, monstrous hell-bride, brooded on her wrongs. She had been forced down into fearful waters, the cold depths, after Cain had killed his father’s son, felled his own brother with the sword.

1258–1276

Выла над сыном родитель Гренделя – женочудовище, жившее в море, в холодных водах, в мрачной пучине, с тех пор как Каин мечом зарезал отцово чадо, кровного брата,а сам, заклейменный, утратив радости рода людского, бежал в пустыню и там породил многих проклятых существ, подобных Гренделю-волку, ходившему в Хеорот где с ним и встретился ратник сильный, жаждавший мощью с мерзким помериться, благо от Бога дан человеку дар многославный – сила и храбрость; там, уповая на волю Господа, воин сразился и твари адской воздал, как должно, – с позором сгинул лишенный счастья враг земнородных в болотное логово.

1282–1287 (1286, 1287)

Wæs se gryre læssa efne swa micle swa bið mægþa cræft, wiggryre wifes, be wæpnedmen, þonne heoru bunden, hamere geþuren, sweord swate fah swin ofer helme ecgum dyhttig andweard scireð.

1282–1287

Her onslaught was less only by as much as an Amazon warrior’s in less than an armored man’s when the hefted sword, its hammered edge and gleaming blade slathered in blood, razes the sturdy boar-ridge off a helmet.

1282–1287

(И все же не слишком страшна врагиня – не так ведь могуча жена в сражении, как муж, подъявший молотокованый, кровью запятнанный меч остролезвый, дабы с размаху разбить на вражьем шеломе вепря.)

1288–1290 (1288, 1289)

þa wæs on healle heardecg togen sweord ofer setlum, sidrand manig hafen handa fæst…

1288–1291

Then in the hall, hard-honed swords were grabbed from the bench, many a broad shield lifted and braced; there was little thought of helmets or woven mail when they woke in terror.

1288–1291

Щитов достаточно нашлось в чертоге, клинки засверкали в руках у воинов (лишь тот, застигнутый врасплох, спросонок не вспомнил о шлеме, о мече и кольчуге)…

1448–1454 (1454)

…ac se hwita helm hafelan werede, se þe meregrundas mengan scolde, secan sundgebland since geweorðad, befongen freawrasnum, swa hine fyrndagum worhte wæpna smið, wundrum teode, besette swinlicum, þæt hine syðþan no brond ne beadomecas bitan ne meahton.

1448–1454

To guard his head he had a glittering helmet that was due to be muddied on the mere bottom and blurred in the up swirl. It was of beaten gold, princely headgear hooped and hasped by a weapon-smith who had worked wonders in days gone by and adorned it with boar-shapes; since then it had resisted every sword.

1448–1454

…и шлем сверкающий нужен воину в бучиле темных водоворотов, кров надежный, увитый сетью и золоченым вепрем увенчанный (так он умельцем лет незапамятных был выкован дивно, что ни единый удар в сражении ему не страшен).

1455–1464 (1457, 1457, 1459)

Næs þæt þonne mætost mægenfultuma þæt him on ðearfe lah ðyle Hroðgares; wæs þæm hæftmece Hrunting nama. þæt wæs an foran ealdgestreona; ecg wæs iren, atertanum fah ahyrded heaþoswate; næfre hit æt hilde ne swac manna ængum þara þe hit mid mundum bewand, se ðe gryresiðas gegan dorste, folcstede fara; næs þæt forma sið þæt hit ellenweorc æfnan scolde.

1455–1464

And another item lent by Unferth at that moment was of no small importance: the brehon handed him a hilted weapon, a rare and ancient sword named Hrunting. The iron blade with its ill-boding patterns had been tempered in blood. It had never failed the hand of anyone who had hefted it in battle, anyone who had fought and faced the worst In the gap of danger. This was not the first time it had been called to perform heroic feats.

1455–1464

Также герою стало подспорьем то, что вручил ему вития Хродгаров: меч с рукоятью, старинный Хрунтинг лучший из славных клинков наследных (были на лезвии, в крови закалённом зельем вытравлены узорные змеи); в руке героя, ступить решившегося на путь опасный, на вражью землю, тот меч не дрогнет – не раз бывал он, клинок остреный, в работе ратной.

1465–1468 (1468)

Huru ne gemunde mago Ecglafes, eafoþes cræftig, þæt he ær gespræc wine druncen, þa he þæs wæpnes onlah selran sweordfrecan.

1465–1468

When he lent that blade to the better swordsman, Unferth, the strong-built son of Ecglaf, could hardly have remember the ranting speech he had made in his cups.

1465–1472

Теперь, отдавая оружие воину, его сильнейшему, не хвастал сын Эгглафа своей могучестью, как прежде случилось, когда упился он брагой на пиршестве, – не он ведь решился, жизнью рискуя, на подвиг в пучине, чем честь и славу свою поущербил! Но не таков был герой, надевший одежды битвы.

1488–1491 (1489, 1490, 1490)

Ond þu Unferð læt ealde lafe, wrætlic wægsweord, widcuðne man heardecg habban; ic me mid Hruntinge dom gewyrce, oþðe mec deað nimeð.

1488–1491

And Unferth is to have what I inherited: to that far-famed man I bequeath my own sharp-horned, wave-sheened wonderblade. With Hrunting I shall gain glory or die.

1488–1491

…а меч мой наследный отдайте Унферту – пускай муж сильный моим владеет клинком каленым. Я же стяжаю победу Хрунтингом или погибну!

1519–1525 (1520, 1523, 1524)

…mægenræs forgeaf hildebille, hond sweng ne ofteah, þæt hire on hafelan hringmæl agol – grædig guðleoð. ða se gist onfand þæt se beadoleoma bitan nolde, aldre sceþðan, ac seo ecg geswac ðeodne æt þearfe…

1518–1524

The hero observed that swamp-thing from hell, the tarn-hag in all her terrible strength, then heaved his war-sword and swung his arm: the decorated blade came down ringing and singing on her head. But he soon found his battle-torch extinguished: the shinning blade refused to bite.

1519–1522

Тогда он с размаху, сплеча обрушил железо тяжкое – запело лезвие о голову чудища погудку бранную, – но тут же понял он, что луч сражений над ней не властен, ее не ранит меч остролезвый, он бесполезен здесь, в этой битве, шлемодробитель, издревле слывущий острейшим в сечах, всесокрушающий – впервые слава меча лучистого тогда помрачилась!

1545–1549 (1546, 1549)

Ofsæt þa þone selegyst ond hyre seax geteah, brad ond brunecg, wolde hire bearn wrecan, angan eaferan. Him on eaxle læg breostnet broden; þæt gebearh feore, wið ord ond wið ecge ingang forstod.

1545–1549

So she pounced upon him and pulled out a broad, whetted knife: now she could avenge her only child. But the mesh of chain-mail on Beowulf’s shoulder shielded his life, turned the edge and tip of the blade.

1545–1554

Уже, пришельцу на грудь усевшись, она готовилась ножом широким воздать за сына; но были доспехом покрыты прочным плечи героя, была кольчуга ножу преградой, и сгинул бы воин, потомок Эггтеова, вождь гаутский, в водной пучине, когда б не спасла его сбруя ратная, сеть боевая, когда б Всевышний, Правитель Славы, его покинул…

1557–1559 (1557, 1558, 1558)

Geseah ða on searwum sigeeadig bil, eald sweord eotenisc, ecgum þyhtig, wigena weorðmynd…

1557–1562

Then he saw a blade that boded well, a sword in her armory, an ancient heirloom from the days of the giants, an ideal weapon, one that any warrior would envy, but so huge and heavy in itself only Beowulf could wield it in battle.

1557–1560

Тогда он увидел среди сокровищ орудие славное, меч победный, во многих битвах он был испытан, клинок – наследие древних гигантов…

1567–1569 (1567, 1569)

Bil eal ðurhwod fægne flæschoman; heo on flet gecrong. Sweord wæs swatig, secg weorce gefeh.

1563–1569

So the Shieldings’ hero, hard-pressed and enraged, took a firm hold of the hilt and swung the blade in an arc, a resolute blow that bit into her neck bone and severed it entirely, toppling the doomed house of her flesh; she fell to the floor. The sword dripped blood, the swordsman was elated.

1561–1572

…несоразмерный, он был для смертного излишне тяжек в игре сражений, но ухватился герой за черен, посланец Скильдинга, страха не знающий, сплеча ударил и снес ей голову, – шею рассекши, разбив хребтину, пронзило лезвие плоть зломерзостную; тварь издохла; клинок окровавился, герой возрадовался! И тут победный меч изнутри озарился светом так ранним утром горит на тверди свеча небесная.

1575–1584 (1575)

Næs seo ecg fracod hilderince, ac he hraþe wolde Grendle forgyldan guðræsa fela ðara þe he geworhte to Westdenum oftor micle ðonne on ænne sið, þonne he Hroðgares heorðgeneatas sloh on sweofote, slæpende fræt folces Denigea fyftyne men ond oðer swylc ut offerede, laðlicu lac.

1572–1584

He inspected the vault: with sword held high, its hilt raised to guard and threaten, Hygelac’s thane scouted by the wall in Grendel’s wake. Now the weapon was to prove its worth. The warrior determined to take revenge for every gross act Grendel had committed - and not only for that one occasion when he’d come to slaughter the sleeping troops, fifteen of Hrothgar’s house-guards surprised on their benches and ruthlessly devoured, and as many again carried away, a brutal plunderer.

1572–1584

Вдоль стен по залу прошел воитель, кипящий яростью дружинник Хигелака, держа оружие наизготове, – тот меч герою еще был нужен! – воздать он задумал, как должно, Гренделю за то, что чудовищный ходил еженощно войной на данов и не единожды, но многократно крал из Хеорота родичей Хродгара, спящих дружинников губил без жалости – пятнадцать сожрал он мужей датских, без счета прочих ему досталось людей в поживу…

1605–1607 (1605, 1607)

þa þæt sweord ongan æfter heaþoswate hildegicelum, wigbil wanian.

1605–1607

Meanwhile, the sword began to wilt into gory icicles, to slather and thaw.

1606–1611

И тут меч, смоченный в крови зломерзких, клинок, как ледышка, в руках стал таять – то было чудо: железо плавилось, подобно льдинам, когда оковы зимы на море крушит Создатель, Судеб Владыка, Повелитель Времени.

1615–1617 (1615)

Sweord ær gemealt forbarn brodenmæl; wæs þæt blod to þæs hat, ættren ellorgæst se þær inne swealt.

1612–1617

The Geat captain saw treasure in abundance but carried no spoils from those quarters except for the head and the inlaid hilt embossed with jewels; its blade had melted and the scrollwork on it burnt, so scalding was the blood of the poisonous fiend who had perished there.

1612–1617

Из всех сокровищ, какие видел гаутский воин в подводном доме, лишь вражью голову, да еще самоцветный взял чудо-черен, меча огарок (истлила лезвие, сожгла железо кровь ядовитая врагов человеческих)…

1659–1668 (1659, 1663, 1666)

Ne meahte ic æt hilde mid Hruntinge wiht gewyrcan, þeah þæt wæpen duge; ac me geuðe ylda waldend þæt ic on wage geseah wlitig hangian eald sweord eacen (oftost wisode winigea leasum), þæt ic ðy wæpne gebræd. Ofsloh ða æt þære sæcce, þa me sæl ageald, huses hyrdas. þa þæt hildebil forbarn brogdenmæl, swa þæt blod gesprang, hatost heaþoswata.

1659–1668

Although Hrunting is hard-edged, I could never bring it to bear in battle. But the Lord of Men allowed me to behold – for he often helps the unbefriended – an ancient sword shinning on the wall, a weapon made for giants, there for the wielding. Then my moment came in the combat and I struck the dwellers in that den. Next thing the damascened sword blade melted; it bloated and it burned in their rushing blood.

1659–1669

Острый Хрунтинг – хотя и вправду меч отменный – мне не сгодился, но другое Создатель дал мне орудие: меч гигантов, клинок светозарный там висел на стене – так хранит Господь смертных в бедствии! Этим лезвием, с помощью Божьей удалось одолеть мне вод владычицу; но растаял клинок – то железо расплавила кровь горячая, битвы испарина, – мне ж достался огарок – черен.

1694–1698 (1696)

Swa wæs on ðæm scennum sciran goldes þurh runstafas rihte gemearcod, geseted ond gesæd hwam þæt sweord geworht, irena cyst, ærest wære, wreoþenhilt ond wyrmfah.

1694–1699

In pure gold inlay on the sword-guards there were rune markings correctly incised, stating and recording for whom the sword had been first made and ornamented with its scrollwork hilt. Then everyone hushed as the son of Halfdane spoke his wisdom.

1694–1699

…и сияли на золоте руны ясные, возвещавшие, для кого и кем этот змееукрашенный меч был выкован в те века незапамятные вместе с череном, рукоятью витой) слово мудрое сына Хальфдана (все безмолвствовали)…

1735–1741 (1738)

…no hine wiht dweleð adl ne yldo, ne him inwitsorh on sefan sweorceð, ne gesacu ohwær ecghete eoweð, ac him eal worold wendeð on willan (he þæt wyrse ne con), oðþæt him on innan oferhygda dæl weaxeð ond wridað.

1735–1743

…illness and old age mean nothing to him; his mind is untroubled by envy or malice or thought of enemies with their hate-honed swords. The whole world conforms to his will, he is kept from the worst until an element of overweening enters him and takes hold while the soul’s guard, its sentry, drowses, grown too distracted.

1735–1739

…и богатство его возрастает, и ни старость, ни хвори не вредят ему, беды и горести не мрачат души, и мечи врагов не грозят ему, ибо целый мир под пятой у него.

1762–1766 (1763, 1765)

Eft sona bið þæt þec adl oððe ecg eafoþes getwæfeð, oððe fyres feng, oððe flodes wylm, oððe gripe meces, oððe gares fliht, oððe atol yldo…

1762–1768

…and soon there will follow illness or the sword to lay you low, or a sudden fire or surge of water or jabbing blade or javelin from the air or repellent age. Your piercing eye will dim and darken; and death will arrive, dear warrior, to sweep you away.

1758–1768

Берегись же и ты, милый мой Беовульф, этих помыслов пагубных, но ступи на путь блага вечного и гордыню, воитель, укроти в себе, ибо ныне ты знатен мощью, но кто знает, когда меч ли, немочь ли сокрушат тебя, иль объятия пламени, или пасть пучины, или взлет стрелы, или взмах меча, или время само – только свет помрачится в очах твоих, и тебя, как всех, воин доблестный, смерть пересилит!

1769–1773 (1772)

Swa ic Hringdena hund missera weold under wolcnum ond hig wigge beleac manigum mægþa geond þysne middangeard, æscum ond ecgum, þæt ic me ænigne under swegles begong gesacan ne tealde.

1769–1773

Just so I ruled the ring-Danes’ country for fifty years, defended them in wartime with spear and sword against constant assaults by many tribes: I came to believe my enemies had faded from the face of the earth.

1769–1773

Пять десятков зим я под сводом небесным правил данами, утверждая оружием их могущество в этом мире между многих племен, и тогда возомнил, будто нет мне под небом недруга.

1807–1812 (1807, 1808, 1812, 1812)

Heht þa se hearda Hrunting beran sunu Ecglafes, heht his sweord niman, leoflic iren; sægde him þæs leanes þanc, cwæð, he þone guðwine godne tealde, wigcræftigne, nales wordum log meces ecge; þæt wæs modig secg.

1807–1812

Then that stalwart fighter ordered Hrunting to be brought to Unferth, and bade Unferth take the sword and thanked him for lending it. He said he had found it a friend in battle and a powerful help; he put no blame on the blade’s cutting edge. He was a considerate man.

1807–1812

И тогда повелел он Хрунтинг вынести, остролезвое железо славное, и вернул сыну Эгглафа с благодарностью, молвив так: этот меч – лучший в битве друг! (и ни словом худым о клинке не обмолвился добросердый муж!)…

1900–1903 (1901)

He þæm batwearde bunden golde swurd gesealde, þæt he syðþan wæs on meodubence maþme þy weorþra, yrfelafe.

1900–1904

The guard who had watched the boat was given a sword with gold fittings and in future days that present would make him a respected man at his place on the mead-bench.

1900–1903

Корабельного Беовульф одарил караульщика золоченым мечом, дабы этим отличием, древним лезвием, страж гордился в застольях бражных.

1931–1940 (1938)

Mod þryðo wæg, fremu folces cwen, firen ondrysne. Nænig þæt dorste deor geneþan swæsra gesiða, nefne sinfrea, þæt hire an dæges eagum starede, ac him wælbende weotode tealde handgewriþene; hraþe seoþðan wæs æfter mundgripe mece geþinged, þæt hit sceadenmæl scyran moste, cwealmbealu cyðan.

1933–1940

If any retainer ever made bold to look her in the face, if an eye not her lord’s stared at her directly during daylight, the outcome was sealed: he was bound in hand-tightened shackles, racked, tortured until doom was announced – death by the sword, slash of blade, blood gush and death qualms in an evil display.

1931–1940

Ни гордыней, ни хитростью не подобилась Хюгд Трюд-владычице, той, на чье лицо заглядеться не осмеливался ни единый из лучших воителей, кроме конунга, ибо каждый знал: страшной каре повинный подвергнется, смертным узам, и меч, не мешкая, огласит над злосчастным приговор Судьбы – и без жалости смертоносное лезвие сокрушало жизнь.

2047–2056 (2047)

«Meaht ðu, min wine, mece gecnawan þone þin fæder to gefeohte bær under heregriman hindeman siðe, dyre iren, þær hyne Dene slogon, weoldon wælstowe, syððan Wiðergyld læg, æfter hæleþa hryre, hwate Scyldungas? Nu her þara banena byre nathwylces frætwum hremig on flet gæð, morðres gylpeð, ond þone maðþum byreð, þone þe ðu mid rihte rædan sceoldest.»

2047–2056

«Now, my friend, don’t you recognize your father’s sword, his favorite weapon, then one he wore when he went out in his war-mask to face the Danes on that final day? After Wethergeld died and his men were doomed the Shieldings quickly took the field, and now here’s the son of one or other of those same killers coming through our hall overbearing us, mouthing boasts, and rigged in armor that by right is yours».

2047–2056

«Узнаешь ли ты, друг, меч прославленный твоего отца драгоценный клинок, послуживший ему в том сражении, где он пал, шлемоносец-воитель, в сече с данами, где, разбив нашу рать, – без отмщенья погибшую, – беспощадные Скильдинги одержали верх? А теперь в этом зале сын убийцы сидит, той добычей кичащийся окровавленным лезвием, тем наследьем, что по праву тебе причитается!»

2057–2061 (2060)

Manað swa ond myndgað mæla gehwylce sarum wordum, oððæt sæl cymeð þæt se fæmnan þegn fore fæder dædum æfter billes bite blodfag swefeð, ealdres scyldig…

2057–2061

And so he keeps on, recalling and accusing, working things up with bitter words until one of the lady’s retainers lies spattered in blood, split open on his father’s account.

2057–2061

И такими речами распаляет он воина, подстрекает, покуда за дела отца сын не поплатится, не падет окровавленный под ударами лезвия

дан-пришелец, слуга Фреавару…

2061–2064 (2064)

…him se oðer þonan losað lifigende, con him land geare. þonne bioð abrocene on ba healfe aðsweord eorla…

2061–2064

The killer knows the lie of the land and escaped with his life. Then on both sides the oath-bound lords will break the peace, a passionate hate will build up in Ingeld and love for his bride will falter in him as the feud rankles.

2061–2066

…хадобард же спасется, ибо знает он все дороги в краю отеческом. И пойдет разлад: клятвы нарушатся, вспыхнет ярость в сердце Ингельда, пыл воинственный, а любовь к жене охладеет в нем.

2135–2143 (2140)

Ic ða ðæs wælmes, þe is wide cuð, grimne gryrelicne grundhyrde fond; þær unc hwile wæs hand gemæne, holm heolfre weoll, ond ic heafde becearf in ðam guðsele Grendeles modor eacnum ecgum, unsofte þonan feorh oðferede. Næs ic fæge þa gyt, ac me eorla hleo eft gesealde maðma menigeo, maga Healfdenes.

2135–2143

Hence, as is well known, I went to my encounter with the terror-monger at the bottom of the tarn. For a while it was hand-to-hand between us, then blood went curdling along the currents and I beheaded Grendel’s mother in the hall with a mighty sword. I barely managed to escape with my life; my time had not yet come. But Halfdane’s heir, the shelter of those earls, again endowed me with gifts in abundance.

2135–2143

Там, на дне морском, отыскал я злоизвестную вод владычицу, и схватились мы с ней один на один: океан окровавился, как в подводном чертоге снес я чудо-мечом голову чудищную избежал я когтей остролезвых – знать, иная мне смерть начертана! – и воздал мне вождь, сын Хальфдана, щедрой платой, дарами несметными!

2152–2162 (2154)

Het ða in beran eaforheafodseg, heaðosteapne helm, hare byrnan, guðsweord geatolic, gyd æfter wræc: ‟Me ðis hildesceorp Hroðgar sealde, snotra fengel, sume worde het þæt ic his ærest ðe est gesægde; cwæð þæt hyt hæfde Hiorogar cyning, leod Scyldunga lange hwile; no ðy ær suna sinum syllan wolde, hwatum Heorowearde, þeah he him hold wære, breostgewædu. Bruc ealles well!”

2152–2162

Then he order the boar-framed standard to be brought, the battle-topping helmet, the mail-shirt gray as hoar-frost and the precious war-sword; and proceeded with his speech. ‟When Hrothgar presented this war-gear to me he instructed, my lord, to give you some account of why it signifies his special favor. He said it had belonged to his older brother, king Heorogar, who had long kept it, but that Heorogar had never bequeathed it to his son Heoroweard, that worthy scion, loyal as he was. Enjoy it well.”

2152–2162

В дом внести повелел он вепреглавый стяг, шлем высокий, кольчугу железную и отменный меч; молвил Беовульф: «Мне от мудрого старца, от державного Хродгара, был наказ такой: чтобы в первую голову я тебе поднес это оружие да сказал бы, что конунг Херогар, властный Скильдинг, владел до срока этим ратным нарядом, но оставил его не наследнику, не любимому сыну всехраброму Хероварду, – ты хозяин сокровища!»

2190–2193 (2193)

Het ða eorla hleo in gefetian, heaðorof cyning, Hreðles lafe golde gegyrede; næs mid Geatum ða sincmaðþum selra on sweordes had…

2190–2193

The battle-famed king, bulwark of his earls, ordered a gold-chased heirloom of Hrethel’s to be brought in; it was the best example of a gem-studded sword in the Geat treasury.

2190–2194

Конунг Хигелак повелел внести в зал дружинный наследие Хределя златоблещущее – тот, единственный из гаутских мечей, наилучшее лезвие, – и отдал клинок во владение Беовульфу…

2200–2208 (2202)

Eft þæt geiode ufaran dogrum hildehlæmmum, syððan Hygelac læg ond Heardrede hildemeceas under bordhreoðan to bonan wurdon, ða hyne gesohtan on sigeþeode hearde hildefrecan, Heaðoscilfingas, niða genægdan nefan Hererices, syððan Beowulfe brade rice on hand gehwearf…

2200–2208

A lot was to happen in later days in the fury of battle. Hygelac fell and the shelter of Heardred’s shield proved useless against the fierce aggression of the Shylfings: ruthless swordsmen, seasoned campaigners, they came against him and his conquering nation, and with cruel force cut him down so that afterwards the wide kingdom reverted to Beowulf.

2200–2210

И случилось так по прошествии лет, что и Хигелак сгинул, и Хардред от меча погиб, – под стеной щитов пал наследник дружино-водителя, когда рать свою вел в сражение против воинства жестоких Скильвингов, сгинул в битве племянник Херерика. И воспринял тогда власть державную конунг Беовульф: пять десятков зим мудро правил он мирным краем и состарился.

2252–2254 (2252)

Ic nah hwa sweord wege oððe feormie fæted wæge, dryncfæt deore; duguð ellor sceoc.

2252–2256

I am left with nobody to bear a sword or burnish plated goblets, put a sheen on the cup. The companies have departed. The hard helmet, hasped with gold, will be stripped of its hoops…

2249–2254

Смерть кроволитная, война истратила моих родовичей; не видеть им больше чертога пиршественного, не встанут воины с мечами на страже, некому ныне лощить до блеска чеканные кубки, – ушли герои!

2354–2359 (2359)

No þæt læsest wæs hondgemota, þær mon Hygelac sloh, syððan Geata cyning guðe ræsum, freawine folca Freslondum on, Hreðles eafora hiorodryncum swealt, bille gebeaten.

2355–2359

One of his cruelest hand-to-hand encounters had happened when Hygelac, king of the Geats, was killed in Friesland: the people’s friend and lord, Hrethel’s son, slaked a sword blade’s thirst for blood.

2354–2359

Не легче было ему и в схватке, где сгибнул Хигелак, войсководитель, гаутский конунг: в пылу сражения на поле фризском потомок Хределя пал наземь, мечами иссеченный, но спасся Беовульф!

2385–2390 (2386)

…he þær for feorme feorhwunde hleat sweordes swengum, sunu Hygelaces, ond him eft gewat Ongenðioes bearn hames niosan, syððan Heardred læg, let ðone bregostol Biowulf healdan, Geatum wealdan, þæt wæs god cyning!

2384–2390

That marked the end for Hygelac’s son: his hospitality was mortally rewarded with wounds from a sword. Heardred lay slaughtered and Onela returned to the land of Sweden, leaving Beowulf to ascend the throne, to sit in majesty and rule over the Geats. He was a good king.

2384–2390

…тогда-то Хардред гостеприимный убит был Онелой наследник Хигелака, приют им давший, а сын Онгентеова, убийца Хардреда, бежав от гаутов, в свой дом возвратился; остался Беовульф единовластным вождем над ведерами, то добрый был конунг!

2484–2486 (2485)

þa ic on morgne gefrægn mæg oðerne billes ecgum on bonan stælan, þær Ongenþeow Eofores niosað.

2484–2489

Then, as I have heard, Hygelac’s sword was raised in the morning against Ongentheow, his brother’s killer. When Eofor cleft the old Swede’s helmet, halved it open, he fell, death-pale: his feud-calloused hand could not stave off the fatal stroke.

2484–2489

Но, как я слышал, убийца конунга убит был наутро, воздал за родича родич Эовор, встретив Онгентеова, – шлем от удара широко треснул, пал наземь Скильвинг, и меч не дрогнул в руке гаутского кровоотмстителя.

2490–2493 (2492)

Ic him þa maðmas, þe he me sealde, geald æt guðe, swa me gifeðe wæs, leohtan sweorde; he me lond forgeaf, eard, eðelwyn.

2490–2496

The treasures that Hygelac lavished on me I paid for as I fought, as fortune allowed me, with my glittering sword. He gave me land and the security land brings, so he had no call to go looking for some lesser champion, some mercenary among the Grifthas or the Spear-Danes or the men of Sweden.

2490–2498

За все, что Хигелак мне дал державный, за все достояние, дом и земли, ему платил я клинком, сверкавшим в работе ратной: ни витязей шведских, ни датских всадников, ни войска гепидского к себе на выручку не призывал он, казны не тратил на слабых ратников, коль скоро я первым вступал в сражения, стяжая победы!

2497–2500 (2499)

Symle ic him on feðan beforan wolde, ana on orde, ond swa to aldre sceall sæcce fremman, þenden þis sweord þolað, þæt mec ær ond sið oft gelæste.

2497–2502

I marched ahead of him, always there at the front of the line; and I shall fight like that for as long as I live, as long as this sword shall last, which has stood me in good stead late and soon, ever since I killed Dayraven the Frank in front of the two armies.

2498–2508

– И так да будет, покуда жив я, покуда мне верен клинок испытанный, не раз служивший моей отваге с тех пор, как Дагхревна убил я, и хугский вождь не вернулся к владельцу фризов вместе с добычей, с тем драгоценным кольцом ошейным, но пал на поле знаменоситель, дружинник храбрый, сраженный не жалом, – он так был стиснут в моих объятьях, что хрустнули кости.

2506–2509 (2506, 2508, 2509)

…ne wæs ecg bona, ac him hildegrap heortan wylmas, banhus gebræc.Nu sceall billes ecg, hond ond heard sweord, ymb hord wigan.

2506–2509

No sword blade sent him to his death, my bare hands stilled his heartbeats and wrecked the bone-house. Now blade and hand, sword and sword-stroke, will assay the hoard.

2508–2509

И ныне да служат мне меч и руки в борьбе за сокровища!

2518–2521 (2518)

Nolde ic sweord beran, wæpen to wyrme, gif ic wiste hu wið ðam aglæcean elles meahte gylpe wiðgripan, swa ic gio wið Grendle dyde.

2518–2521

I would rather not use a weapon if I knew another way to grapple with the dragon and make good my boast as I did against Grendel in days gone by.

2518–2521

Я без оружия, без меча остролезвого пошел бы на недруга, когда бы ведал иное средство, убив заклятого, обет исполнить, как-то было с Гренделем…

2562–2564 (2562, 2564)

Sweord ær gebræd god guðcyning, gomele lafe, ecgum unslaw…

2559–2564

Down there in the barrow, Beowulf the warrior lifted his shield: the outlandish thing writhed and convulsed and viciously turned on the king, whose keen-edged sword, and heirloom inherited by ancient right, was already in his hand.

2562–2564

…и меч двуострый, наследье древних, сиял, подъятый, в руках у конунга…

2575–2580 (2577)

Hond up abræd Geata dryhten, gryrefahne sloh incgelafe, þæt sio ecg gewac brun on bane, bat unswiðor þonne his ðiodcyning þearfe hæfde, bysigum gebæded.

2575–2580

So the king of the Geats raised his hand and struck hard at the enameled scales, but hardly cut through: the blade flashed and slashed yet the blow was far less powerful than the hard-pressed king had need of at the moment.

2575–2580

Тогда на недруга воитель гаутский мечом обрушился, искуснокованым наследьем конунгов, но вкось по кости скользнуло железо, клинок по черепу, не так, как нацелился высокородный…

2584–2586 (2584)

…guðbill geswac, nacod æt niðe, swa hyt no sceolde, iren ærgod.

2584–2586

The glittering sword, infallible before that day, failed when he unsheathed it, as it never should have.

2583–2586

Правитель ведеров не мог похвастаться удачей в стычке: не лучшим образом ему служило лезвие славное.

2609–2612 (2610, 2614, 2614, 2616)

…hond rond gefeng, geolwe linde, gomel swyrd geteah, þæt wæs mid eldum Eanmundes laf, suna Ohteres. Þam æt sæcce wearð, wræccan wineleasum, Weohstan bana meces ecgum, ond his magum ætbær brunfagne helm, hringde byrnan, eald sweord etonisc…

2609–2616

He could not hold back: one hand brandished the yellow-timbered shield, the other drew his sword – an ancient blade that was said to have belonged to Eanmund, the son of Ohthere, the one Weohstan had slain when he was in exile without friends. He carried the arms to the victim’s kinfolk, the burnished helmet, the webbed chain-mail and that relic of the giants. But Onela retuned the weapons to him, rewarded Weohstan with Eadmund’s war-gear.

2609–2619

И поднял Виглаф щит желто-липовый и меч, наследье потомка Охтхере, скитальца Эанмунда, который был в битве убит, бездомный, в сраженье с Веохстаном, взявшим в добычу это оружие: нагрудник кольчатый, шлем железный и меч отменный, подарок Онелы издревнее лезвие, – одежды битвы, орудие сечи, наряд воителя (однако Онела за смерть племянника не мстил убийце)…

…его рука схватила круглый щит из жёлтого липового дерева, он обнажил свой древний меч – наследие среди людей Эанмунда, сына Охтхере. От него в битве, изгнанника, лишённого друзей, Веохстан, убийца лезвиями меча, вернул шлем коричневого цвета своему соплеменнику, кольчугу снабжённую кольцами,

и древний меч гигантов…

2620–2622 (2621)

He frætwe geheold fela missera, bill ond byrnan, oððæt his byre mihte eorlscipe efnan swa his ærfæder…

2620–2623

Weohstan kept that war-gear for a lifetime, the sword and the mail-shirt, until it was the son's turn to follow his father and perform his part.

2620–2625

…тот меч хранился и щит и кольчуга у Веохстана, покуда не вырос ему преемник, дабы продолжить славу отцовскую среди гаутов, –оставил старец, покинув землю, наследство сыну.

2633-2638 (2638)

Ic ðæt mæl geman, þær we medu þegun, þonne we geheton ussum hlaforde in biorsele, ðe us ðas beagas geaf, þæt we him ða guðgetawa gyldan woldon gif him þyslicu þearf gelumpe, helmas ond heard sweord.

2633-2638

I remember that time when the mead was flowing, how we pledged loyalty to our lord in the hall, promised our ring-giver we would be worth our price, make good the gift of the war-gear, those swords and helmets, as and when his need required it.

2633-2638

То время я помню, когда в застолье над чашей меда клялись мы честью служить исправно кольце-дробителю, нас одарившему одеждой битвы, мечами, кольчугами, коли случитсянужда в подмоге!

2659–2660 (2659)

…urum sceal sweord ond helm, byrne ond beaduscrud, bam gemæne.

2659–2660

…we must bond together, shield and helmet, mail-shirt and sword.

2659–2660

Да будет щит мойи меч в сражении ему подспорьем!

2677–2687 (2679, 2680, 2681, 2683, 2685)

þa gen guðcyning mærða gemunde, mægenstrengo sloh hildebille, þæt hyt on heafolan stod niþe genyded; Nægling forbærst geswac æt sæcce sweord Biowulfes, gomol ond grægmæl. Him þæt gifeðe ne wæs þæt him irenna ecge mihton helpan æt hilde; wæs sio hond to strong, se ðe meca gehwane, mine gefræge, swenge ofersohte, þonne he to sæcce bær wæpen wundrum heard…

2678–2687

Inspired again by the thought of glory, the war-king threw his whole strength behind a sword-stroke and connected with the skull. And Naegling snapped. Beowulf’s ancient iron-gray sword let him down in the fight. It was never his fortune to be helped in combat by the cutting-edge of weapons made of iron. When he yielded a sword, no matter how blooded and hard-edged the blade his hand was too strong, the stroke he dealt (I have heard) would ruin it. He could reap no advantage.

2669–2687

Тогда, услышав тот клич героя, огневержитель, кипящий яростью, дохнул – и пламя окутало воинов, мужей доспешных: ни сбруя кольчатая, ни щит копьеносца не защитили, и сгинул бы юный, сгорел бы витязь, – но родича родич державный, ратника, чей щит обуглился, укрыл железной доской от пламени, и, вспомнив о славе, нацелил конунг дракону в голову удар сокрушительный. Ярость умножила силы мужа! – но преломился каленый Нэглинг, меч Беовульфа, старинное лезвие: была воителю дана такая мощь, что в сечах ему и лучший меч был несподручен, и, как я слышал, в руках ратоборца любое лезвие, железо остреное, от мощных ударов крошилось в сражении!

2697–2702 (2700)

Ne hedde he þæs heafolan, ac sio hand gebarn modiges mannes, þær he his mæges healp, þæt he þone niðgæst nioðor hwene sloh, secg on searwum, þæt ðæt sweord gedeaf, fah ond fæted, þæt ðæt fyr ongon sweðrian syððan.

2697–2701

He left the head alone, but his fighting hand was burned when he came to his kinsman’s aid. He lunged at the enemy lower down so that his decorated sword sank into its belly and the flames grew weaker.

2694–2702

Тогда, я слышал, к нему на выручку поспел дружинник: он, знатный родом, известный мужеством, силой и ловкостью, руке, опаленной клинок сжимая, уцепил не в голову гаду, но ниже вонзил оружие, ужалил в горло змея зломерзкого – вошло железо в плоть огненосную, сникло пламя, дыханье драконье…

2767–2772 (2772)

Swylce he siomian geseah segn eallgylden heah ofer horde, hondwundra mæst, gelocen leoðocræftum; of ðam leoma stod, þæt he þone grundwong ongitan meahte, wræte giondwlitan. Næs ðæs wyrmes þær onsyn ænig, ac hyne ecg fornam.

2767–2772

And he saw too a standard, entirely of gold, hanging high over the hoard, a masterpiece of filigree; it glowed with light so he could make out the ground at his feet and inspect the valuables. Of the dragon there was no remaining sign: the sword had dispatched him.

2767–2772

…и там же знамя, стяг златотканый на крепком древке над россыпью золотасолнцегорящий, искусно шитый сиял, озаряя чертог обширный, сокровищ вместилище, жилище змея, который сгинул, мечом пораженный.

Также он увидел

висящийвысоко над сокровищницей полностью золотой штандарт - величайшее из чудес ремесленного мастерства, связанное с искусством рук; от него исходило сияние, так что, стоя на земле, он мог разглядеть узор.Облика змея там не было, но меч поразил его.

2777–2782 (2777, 2778)

Bill ær gescod (ecg wæs iren) ealdhlafordes þam ðara maðma mundbora wæs longe hwile, ligegesan wæg hatne for horde, hioroweallende middelnihtum, oðþæt he morðre swealt.

2778–2782

Already the blade of the old king’s sharp killing-sword had done its worst: the one who had for long minded the hoard, hovering over gold, unleashing fire, surging forth midnight after midnight, had been mown down.

2776–2782

Сколь мог осилить, и взял слепящий стяг светозарный, поскольку Беовульф ножом двуострым, драконоборец, сразил дозорного, издревле стерегшего холм сокровищный, пламевержителя, во тьме полыхавшего дыханием пагубным над тем курганом. – чудище сгинуло.

2826–2831 (2828)

Beahhordum leng wyrm wohbogen wealdan ne moste,ac hine irenna ecga fornamon, hearde, heaðoscearde homera lafe, þæt se widfloga wundum stille hreas on hrusan hordærne neah.

2826–2831

No longer would his snake folds ply themselves to safeguard hidden gold. Hard-edged blades, hammered out and keenly filed, had finished him so that the sky-roamer lay there rigid, brought low beside the treasure-lodge.

2824–2834

…но тут же, рядом, его убийца лежал бездыханный, жизнекрушитель, погибший в схватке, змей зломерзкий, страж, утративший свои сокровища, ибо железное лезвие тяжким ударом в сердце вдруг оборвало дни его жизни, и грянул оземь холмохранитель на склоне кургана:не властен он больше летать ночами, червь огнекрылый, гад, стерегший свои богатства.

2874–2876 (2876)

…hwæðre him god uðe, sigora waldend, þæt he hyne sylfne gewræc ana mid ecge, þa him wæs elnes þearf.

2874–2876

…yet God who ordains who wins or loses allowed him to strike with his own blade when bravery was needed.

2873–2876

Не мог он похвастаться вашей помощью в сражении, конунг, но, взысканный Богом Победотворцем, один сумел он в неравной схватке врага пересилить!

2880–2882 (2880)

…symle wæs þy sæmra, þonne ic sweorde drep ferhðgeniðlan, fyr unswiðor weoll of gewitte.

2880–2883

Then my sword connected and the deadly assaults of our foe grew weaker, the fire coursed less strongly from his head. But when the worst happened too few rallied around the prince.

2877–2882

Я был невластен спасти державца, и уберечь его надежды не было, но, изловчившись, помог я родичу: мечом наудачу ударил чудовище – оно ослабло, и в горле смрадный огонь пресекся.

2884–2886 (2884)

Nu sceal sincþego ond swyrdgifu, eall eðelwyn eowrum cynne, lufen alicgean…

2884–2886

So it is goodbye now to all you know and love on your home-ground, the open-handedness, the giving of war-swords.

2882–2886

Но слишком мало было соратников вокруг владыки! – за то отныне и вам не будет даров сокровищных, нарядов ратных, ни радостей бражных…

2903–2906 (2904)

Him on efn ligeð ealdorgewinna seaxbennum seoc; sweorde ne meahte on ðam aglæcean ænige þinga wunde gewyrcean.

2903–2906

Beside him lies the bane of his life, dead from knife-wounds. There was no way Beowulf could manage to get the better of the monster with his sword.

2903–2906

А рядом с героем жизнекрушительпростерся мертвый, ножом распоротый (не меч, но двуострый нож покончил с червечудовищем).

2936–2941 (2936, 2939, 2939)

Besæt ða sinherge sweorda lafe, wundum werge, wean oft gehet earmre teohhe ondlonge niht, cwæð, he on mergenne meces ecgum getan wolde, sum on galgtreowum fuglum to gamene.

2933–2941

Then he kept hard on the heels of the foe and drove them, leaderless, lucky to get away, in a desperate route to Ravenswood. His army surrounded the weary remnant where they nursed their wounds; all through the night he howled threats at those huddled survivors, promises to axe their bodies open when dawn broke, dangle them from gallows to feed the birds.

2925–2941

Тогда впервые гауты гордые войнолюбивых искали Скильвингов, и встретил гаутов родитель Охтхере, старец державный: сваливши Хадкюна – вождя мореходов, из плена выручив жену, чьи сокровища враги похитили, свою супругу, ему родившую Охтхере с Онелой, он гнал дружинников, лишившихся конунга, и, встав на дороге, рать бегущую близ Леса Вороньего настиг – и немногих, там уцелевших, усталых и раненых, обставил воинством; всю ночь он без устали грозил злосчастным страшными казнями: одних он прикажет зарезать поутру, других – повесить на радость воронам на древе смерти.

2961–2964 (2961, 2961)

þær wearð Ongenðiow ecgum sweorda, blondenfexa, on bid wrecen, þæt se þeodcyning ðafian sceolde Eafores anne dom.

2961–2964

There in his gray hairs, Ongentheow was cornered, ringed around with swords. And it came to pass that the king’s fate was in Eofor’s hands, and in his alone.

2958–2964

…но следом стяги дружины Хигелака, теснящей шведов, по полю двинулись, рубились Хредлинги на земляных валах, покуда Онгентеов, седобородый народоправитель в смертельной схватке не встретил лезвия меча, несущего гнев Эовора.

2977–2980 (2978, 2979)

Let se hearda Higelaces þegn bradne mece, þa his broðor læg, eald sweord eotonisc, entiscne helm brecan ofer bordweal…

2977–2981

With his brother down, the undaunted Eofor, Hygelac’s thane, hefted his sword and smashed murderously at the massive helmet past the lifted shield. And the king collapsed, the shepherd of people was sheared of life.

2977–2983

Тогда воитель из рати Хигелака, брата увидев, к земле склонившегося, мечом размахнулся и кровлю шлема, щита ограду рассек – тут конунг, владычный старец, дух испустил, и осталось за ведерами, судьбой хранимыми, поле брани…

2985–2988 (2987)

þenden reafode rinc oðerne, nam on Ongenðio irenbyrnan, heard swyrd hilted ond his helm somod, hares hyrste Higelace bær.

2985–2988

One warrior stripped the other, looted Ongentheow’s iron mail-coat, his hard sword-hilt, his helmet too, and carried the graith to King Hygelac…

2985–2990

Победный Эовор с Онгентеова, с вождя дружинник, сорвал кольчугу, убор властелина, и шлем, и лезвие меча с рукоятью сложил пред конунгом, за что герою награду Хигелак сулил великую – и выполнил слово…

3047–3050 (3048)

Him big stodan bunan ond orcas, discas lagon ond dyre swyrd omige, þurhetone, swa hie wið eorðan fæðm þusend wintra þær eardodon.

3047–3050

Beside him stood pitchers and piled-up dishes, silent flagons, precious swords eaten through with rust, ranged as they had been while they waited their thousand winters underground.

3043–3057

…в небо взвиваясь, в ночи бесчинствовал дракон, а утром скрывался в пещере – смерть разлучила кладохранителя сего владением: кубки, чаши, блюда лежали рядом со стражем, ржавые лезвия, кольчуги истлевшие (долго покоился клад, наследие древнего племени, в том подземелье, тысячезимнее златосокровище, крепко заклятое, дабы не смел ни единый смертный его коснуться, – лишь Вождь Небесный Создатель, властен открыть богатства тому, кто взыскан его благосклонностью, милостью Божьей, мужу достойному!)