Изучение правовых представлений Ганса Кельзена (1881–1973) приобретает особую актуальность в контексте современной парадигмы законности, которая все более тесно связывается с проблемами социальной справедливости и правами человека. В отличие от традиционных подходов, его «чистое учение о праве», акцентирующее внутреннюю логику и нормативную структуру правовой системы, позволяет анализировать механизмы формирования правосознания в условиях ценностного плюрализма. Таким образом, теория Кельзена дает методологический инструмент для переноса классического внимания юриспруденции к мотивационной составляющей права в плоскость современных вызовов.
Фундаментальный труд Ганса Кельзена «Чистое учение о праве» заложил основы нормативистской школы в юриспруденции. Стремясь создать строгую науку о праве, Кельзен очистил её от элементов социологии, политики и морали. В центре его концепции находится анализ имманентной структуры права, где ключевыми являются проблемы легитимности (понимаемой как действительность) и её связи с фактической эффективностью права в обществе [1, 2]. Разрешение этих проблем Кельзен находит через введение концепта «основной нормы» (Grundnorm), выполняющей роль логического обоснования всей правовой системы. «Значение основной нормы становится особенно ясным, когда конституция изменяется не конституционным путем, а революционно заменяется другой, когда существование всего правового порядка, непосредственно основанного на конституции, – то есть его действительность – ставится под вопрос» [2, с. 373].
Согласно учению Кельзена, легитимность, или действительность права, представляет собой его специфическое существование в качестве нормы долженствования. Право образует динамическую иерархию (ступенчатое строение), где каждая низшая норма черпает свою действительность из высшей. Основанием действительности всего правопорядка выступает основная норма – это гипотетическая, предполагаемая предпосылка, которая наделяет обязательной силой исторически первую конституцию. Таким образом, легитимность имеет сугубо внутренний, нормативный характер и проистекает не из моральных соображений, а из формального соответствия акта установления нормы процедуре, предписанной нормой более высокого уровня. Этот подход формирует принцип легитимности, гарантирующий системную целостность права.
В противоположность легитимности, эффективность (или действенность) права понимается Кельзеном как его фактическое функционирование в социальной реальности, то есть соблюдение и применение норм. Кельзен проводит чёткое разграничение между этими категориями, не отождествляя действительность с действенностью. Тем не менее эффективность играет роль критически важного внешнего условия. Правопорядок в целом или отдельная норма, которые утрачивают эффективность (перестают применяться и соблюдаться), в конечном счёте теряют и свою легитимность. Эффективность выступает в роли минимального эмпирического основания, без которого нормативная система не может претендовать на действительность.
«Принцип, согласно которому норма правового порядка действительна до тех пор, пока ее действительность не прекращена способом, определенным этим правовым порядком, или не заменена действительностью другой нормы этого правового порядка, является принципом легитимности» [2, с. 374].
Взаимосвязь легитимности и эффективности носит у Кельзена диалектический характер, занимая срединную позицию между двумя теоретическими крайностями. С одной стороны, он отвергает идеалистический тезис о полной независимости действительности от действенности. С другой стороны, он не принимает и реалистическое отождествление права с фактическим положением дел.
Действительность права не тождественна его действенности, но обусловлена ею. Если правопорядок в целом перестаёт быть эффективным (как в случае успешной революции), он утрачивает свою действительность.
Право не может существовать без опоры на эффективную власть, но оно не есть сама власть. С точки зрения Кельзена, право представляет собой «легитимный порядок организации власти, придающий власти упорядоченный и предсказуемый характер» [3, с. 24].
«Однако этот принцип применим к государственному правовому порядку лишь с очень существенным ограничением. В случае революции он не находит применения. Революция в широком смысле слова, включая государственный переворот, – это любое нелегитимное, то есть не в соответствии с предписаниями конституции, изменение этой конституции или ее замена другой. С юридической точки зрения безразлично, происходит ли это изменение правового положения путем применения силы против легитимного правительства или самими членами этого правительства, вызывается ли оно массовым движением народа или небольшой группой индивидов» [2, с. 374].
Наиболее рельефно эта взаимосвязь проявляется в ситуации революции. Революция, по Кельзену, представляет собой нелегитимное, с точки зрения старой конституции, изменение основ правопорядка. Когда новая конституция и основанный на ней порядок становятся эффективными, для правопознания необходимо предположить новую основную норму. Легитимность нового права проистекает уже не из старой, а из новой, фактически установившейся конституции. При этом может происходить рецепция норм старого порядка, однако их основание действительности теперь коренится исключительно в новой конституции, что демонстрирует смену основной нормы.
«Вера в авторитет правотворческой инстанции, а значит, в объективную долженствующую действительность права, – это не вера в существование реальности, которая не существует. Она есть определенная интерпретация смысла реальных актов. Эта интерпретация не может быть ошибочной, она может быть лишь необоснованной. Но она обоснована, если, как показывает Чистая теория права, предполагать основную норму, которая легитимирует субъективный смысл правотворческих актов как их объективный смысл» [2, с. 375].
В рамках действенного правопорядка возможны конфликты между индивидуальными нормами (например, противоречащими друг другу судебными решениями). Такой конфликт разрешается не автоматически логическим путём, а через последующие действия исполнительных органов. Та норма, санкция которой была фактически исполнена, подтверждает свою действительность, тогда как противоречащая ей и оставшаяся неисполненной норма де-факто её утрачивает. Этот процесс также получает интерпретацию через призму основной нормы, которая позволяет рассматривать весь массив правового материала как осмысленное и логически непротиворечивое целое.
Таким образом, учение Ганса Кельзена предлагает стройную нормативную модель, в которой легитимность (действительность) права обусловлена его внутренним системным строением и укоренена в гипотетической основной норме. Однако эта легитимность не является абсолютной и пребывает в диалектической зависимости от эмпирического фактора – эффективности права в социальной реальности. Эффективность выступает в роли «порога» легитимности: право, полностью утратившее действенность, перестаёт быть действительным. В то же время, пока правопорядок эффективно функционирует, его легитимность проистекает из его собственных, внутренних нормативных принципов, а не из внешних по отношению к нему ценностей, что и составляет сущность «чистого» подхода Кельзена к праву.
.png&w=640&q=75)
