О природе религиозно-эпистимического догмата в современной неклассической философии

В формулировке названия темы предлагаемого исследования у автора возникло затруднение, так как религиозно окрашенная научная методология не может оцениваться как объективно рациональная, и должна именоваться как псевдонаучная. С другой стороны, именно камуфлирование псевдонаучности и было основой синтеза религиозного мировоззрения и псевдонаучной методологии. В качестве компромисса автором был использован мало употребляемый синоним термина «наука» в древнегреческом языке – «эпистимия» (επιστημαι), который в термине «религиозно-эпистимический» трактуется автором как синоним понятия «псевдонаучный» /1/.

Исторически, синтезу религиозного мировоззрения и псевдонаучной методологии предшествовал длительный период противостояния науки и религии.

Конфликт религиозного мировоззрения с научной рациональной методологией отмечается уже в ранней античной философии, который через христианский скептицизм в конце концов реализовался в симбиоз теологического и эпистимического мировоззрений, найдя своё отражения в положениях Общей теории относительности (ОТО) и теории Большого взрыва (ТБВ).

В конце VII века до н. э. в тиранию Драконта (621 г до н. э.), происходит глубокая реформа законодательной системы, позволившая на ряду с вечными номосами (законами народного собрания) вводить в общественный оборот псефизмы (частные законы локально направленного действия). Роль псефизмов значительно усилилась в правление Солона.

В это же время греческая демократия начинает активно осваивать нерелигиозные формы мышления. Усилиями таких философов, как Фалес, Анаксимандр, Ферекид, Пифагор, Анаксимен начинает формироваться и широко распространяться религиозный скептицизм, основанный на рациональном переосмыслении наблюдаемой реальности. Это неизбежно привело к столкновению интересов влияния на общественное мировоззрение со стороны жреческого сословия, которое в значительной мере влияло на финансовые и материальные потоки в государстве, и свободных, независимых мыслителей, которые осваивали новые рациональные формы мышления без опоры на мистические традтции прошлого.

Чтобы остановить асебию (άσέβεια), антирелигиозное влияние, оскорбляющее чувства верующих, со стороны свободных мыслителей, жреческая верхушка, используя законодательную гибкость псефизмов, смогла в 432 г до н. э. утвердить псефизму Диопифа.

До ее принятия философы и интеллектуалы в Афинах спокойно могли преподавать и излагать в своих сочинениях нетрадиционные космологические взгляды без участия богов. Псефизма Диопифа запретила распространение таких учений в обществе под страхом смертной казни.

Этот декрет обязывал каждого гражданина или метека (иностранец либо вольноотпущенный) доносить на тех лиц, которые не верят в богов или же берутся судить об устройстве на небе по образу и подобию того, что можно наблюдать на Земле.

В контексте религиозного законодательства под асебией подразумевалось, прежде всего, кощунство, оскорбление полисных богов и отрицание их существования, хотя для последнего, уже появился термин «атеос» (άθεος) /2/. Автор псефизмы, Диопиф, был профессиональным жрецом. Возможно, что к внесению постановления в народное собрание Диопифа подтолкнуло широкое распространение рационалистических взглядов, подрывавших престиж и доходы жречества и государственной казны.

Жалоба или донос по этому обвинению вносились либо от частного лица, либо от имени общины. Исковое заявление формулировалось как обвинение в тяжелом преступлении против государства. При подтверждении судебным разбирательством факта нечестия (асебии) обвиняемый мог быть приговорен к смертной казни, а его имущество – конфисковано.

Асебия (святотатство), кража храмового имущества и т. п. и до 432 г. считались преступлением, но после принятия псефизмы Диопифа судить по этой статье с процедурой исангелии (то есть дело возбуждалось не через обычный суд, а через донос государственному Совету) можно было за слово, книжку или лекцию. Вероятно, это решение было принято народным собранием на фоне чумы 430-х до н. э. и несчастий первых лет Пелопоннесской войны, воспринимавшихся народом как гнев божий.

Если есть гнев божий из-за нечестия, то должны быть и нечестивцы. Началась «охота на ведьм». Нечестивцы затаились, но Диопиф и его приспешники вывели их на чистую воду, выставив таковыми философов, которые оскорбляют чувства верующих и учат, что богиня Селена (Луна) – это та же Земля, с горами и оврагами, а бог Гелиос (Солнце) - раскаленная глыба, захваченная с Земли космогоническим вихрем.

Конфликт научного рационализма и религиозного мистицизма в условиях афинской демократии усугублялся так же и тем, что на ряду с естественнонаучным свободомыслием через аристократические круги в греческое общество стали проникать иноземные мистерии, связанные с откровениями изменённого состояния, что в значительной мере негативно воспринималось плебосом, и требовало законодательного регулирования.

То, что псефизма Диопифа была инициирована в архонтство Перикла, позволяет предположить, что она была лишь инструментом ослабления его авторитета в афинском обществе, а Анаксагор лишь удобной мишенью. Он был иностранец, склонивший Перикла к религиозному скептицизму /3/.

Плутарх так описывает это влияние:

«Рассказывают, что однажды Периклу принесли из деревни голову однорогого барана. Прорицатель Лампон, увидав, что рог, выросший на средине лба, был крепок и тверд, сказал, что от двух могущественных партий, существующих теперь в городе, Фукидидовой и Перикловой, сила перейдет к одному, у кого будет это чудо. А Анаксагор, разрубив череп, показал, что мозг не наполнял своего основания, но, имея форму яйца, собрался из всего вместилища своего в то место, где корень рога имел начало. Тогда все присутствовавшие удивлялись Анаксагору, а немного спустя Лампону, когда Фукидид был низвергнут, а управление всеми общественными делами перешло в руки Перикла.» [4].

В этом эпизоде характерно то, что Перикл допустил проверку природной аномалии и убедился, что у неё было и естественное объяснение, а не только мистическое. В другом эпизоде, который описывает Плутарх, Перикл демонстрирует своё вольнодумство, воспринятое им от Анаксагора:

«Перикл снарядил полтораста кораблей, посадил на них много храбрых гоплитов и всадников и собирался уже выйти в море; такая крупная сила подавала большую надежду гражданам и внушала не меньший страх врагам. Уже войска сели на суда, и сам Перикл взошел на свою триеру, как вдруг произошло солнечное затмение, наступила темнота, все перепугались, считая это важным предзнаменованием. Перикл, видя ужас и полную растерянность кормчего, поднял свой плащ перед его глазами и, накрыв его, спросил, неужели в этом есть какое-нибудь несчастие или он считает это предзнаменованием какого-нибудь несчастия. Тот отвечал, что нет. «Так чем же то явление отличается от этого, – сказал Перикл, – как не тем, что предмет, который был причиной темноты, больше плаща?» Такой рассказ приводится в лекциях философов. Как бы то ни было, Перикл отплыл.» [4].

Таким образом, с точки зрения уровня отношения к реальности того времени, обвинения Анаксагора со стороны жречества были, очевидно, оправданы, так как современные знания реальных природных явлений входили в явное противоречие с многовековым опытом их объяснения на основе религиозного мировоззрения /4/.

Но, наиболее ярко и трагично, противостояние научного рационализма и религиозного мистицизма в античности проявилось в процессе над Сократом.

В 404 году до н. э. к власти в Афинах пришла олигархическая проспартанская группа правителей - тридцать тиранов - во главе Лисандром. В составе этой группы были и ученики Сократа Критий и Харикл. Недолгое правление коллегии Тридцати было отмечено невиданными для того времени репрессиями. Античные историки отмечают, что всего за год в это время в Афинах было казнено более 1500 человек.

Сократ, осознав, кого он воспитал, ужаснулся, и поскольку он был абсолютно независимым в своих суждениях, он говорил об этом публично:

«Странно было бы, мне кажется, если бы человек, ставши пастухом стада коров и уменьшая число и качество коров, не признавал бы себя плохим пастухом; но ещё страннее, что человек, ставши правителем в государстве и уменьшая число граждан, не стыдится этого и не признает себя плохим правителем государства» [3, с. 15].

Критию и Хариклу донесли об этом. Они призвали Сократа, и показали псефизму, по которой ему запрещено разговаривать с молодыми людьми, так как он учит их уравнивать героев с богами.

Сократ не просто выслушал запрет на общение с молодёжью, но по своей обычной практике начал задавать тиранам такие уточняющие вопросы, которые поставили их вообще в дурацкое положение.

«Хорошо, – сказал Сократ Критию и Хариклу, – я готов повиноваться законам, но, чтобы незаметно для себя, по неведению, не нарушить в чем-нибудь закона, я хочу получить от вас точные указания вот о чем: почему вы приказываете воздерживаться от искусства слова, – потому ли, что оно, по вашему мнению, помогает говорить правильно или неправильно? Если говорить правильно, то очевидно пришлось бы воздерживаться говорить правильно, если же – говорить неправильно, то, очевидно, надо стараться говорить правильно.

Харикл рассердился и сказал ему: Когда, Сократ, ты этого не знаешь, то мы объявляем тебе вот что, для тебя более понятное – чтобы с молодыми людьми ты вовсе не разговаривал.

На это Сократ сказал: Так, чтобы не было сомнения, определите мне, до скольких лет можно считать людей молодыми.

Харикл отвечал: До тех пор, пока им не дозволяется стать членами Совета, как людям ещё неразумным; и не разговаривай с людьми моложе тридцати лет.

«И когда я покупаю что-нибудь, – спросил Сократ, — если продаёт человек моложе тридцати лет, тоже не нужно спрашивать, за сколько он продаёт?»

О подобных вещах можно, – отвечал Харикл, – но ты, Сократ, по большей части спрашиваешь о том, что знаешь: так вот об этом не спрашивай.

«Так и не должен я отвечать, – сказал Сократ, — если меня спросит молодой человек о чем-нибудь мне известном, например, где живёт Харикл или где находится Критий?»

О подобных вещах можно, – отвечал Харикл.

Тут Критий сказал: Нет, тебе придётся, Сократ, отказаться от всех этих сапожников, плотников, кузнецов: думаю, что совсем уже истрепались от того, что они вечно у тебя на языке.

Значит, – отвечал Сократ, – и от того, что следует за ними – от справедливости, благочестия и всего подобного?

Да, клянусь Зевсом, – сказал Харикл, – и от пастухов; а то посмотри, как бы тебе не уменьшить числа коров.

Тут-то и стало ясно, что им сообщили рассуждение о коровах и они сердились из-за него на Сократа.» [3, с. 16].

В 403 г. до н. э. олигархическое правление в результате острого политического противостояния сменилось на псевдодемократическое. Этим не преминул воспользоваться один из лидеров антиолигархического движения Архин, который, очевидно, в 402 г. до н. э. стал инициатором псефизмы о регламентации ионийской грамматики, которая вводила жесткое ограничение в сфере образования. Её социальный посыл был ориентирован на малообразованный плебос (охлос): сфера воспитания и образования подрастающего поколения является идеологически приоритетной для новой власти, и потому людям, не получившим специального для этого разрешения, больше заниматься общением с юношеством было строжайше запрещено. Иными словами, вводилась образовательная цензура на идеологическое содержание процесса воспитания молодёжи.

В первую очередь такой запрет исходил от охлостической среды (самой необразованной части плебоса) Афин, менталитет которой тяготел к традиционным ценностям воспитания: обучению чтению и письму, гимнастике, пению и музыке, в заучивании стихов древних поэтов; на этих поэтах воспитывались прежние поколения, при этом охлос очень негативно относился к новым веяниям в интеллектуальном развитии в отношении критического метода мышления, когда все и вся подвергалось сомнению, исследованию и поиску первопричин. Именно Сократ был самым известным в то время глашатаем этого нового направления в образовании. Поэтому не удивительно, что именно он стал олицетворённым демоном-разрушителем священных традиционных устоев, да ещё к тому же и тесно связанным с ненавистными плебсу только что свергнутыми тиранами.

Нетрадиционные приёмы в воспитании, которые пытались реализовать софисты, были направлены в первую очередь на разрушение основ демократии – равенства, и восхвалении пренебрежения к законам, которые рассматривались софистами как путы к достижению материального благополучия.

В этом отношении характерны слова Калликла в Платоновом «Горгии» (483–484, 491–492), – законы человеческие – это путы, коими слабые и ничтожные связывают сильных: устанавливая законы, они одно хвалят, другое порицают ради самих себя и своей выгоды. Страшась, чтобы люди более сильные и способные к преобладанию не взяли верх над ними, эти слабые говорят, что своекорыстное притязание дурно и несправедливо, что стремление обладать большим, чем другие, и составляет несправедливость. Сами же будучи худшими, они дорожат равенством. Вследствие этого закон признает несправедливым и дурным, если один человек старается иметь больше, чем другие. А между тем сама природа учит, что лучшему справедливо преобладать над худшим и более сильному над менее сильным.

Сократ, тяготевший к олигархии, как основы свободного мышления и вольнодумства, крайне негативно относился к охлосу, что стало основой конфликта Сократа с новой властью. Но основы противостояния новой власти и Сократа зародились ранее, около 425 г. до н. э., в конфликте Сократа с разбогатевшим плебеем Анитой, который наотрез отказался доверять воспитание собственного сына софистам, и был крайне обеспокоен тем, что тот стал учеником Сократа.

Аристотель в своём обзоре развития афинской демократии счёл необходимым специально отметить, что именно Анит первым подал пример подкупа афинских судей. Когда в 409 г. до н. э. гавань Пилос (в западной части Пелопоннесса) была у афинян взята спартанцами, поход с целью спасения гавани возглавил Анит, бывший тогда одним из афинских стратегов. Действия его не имели успеха и за потерю Пилоса он был привлечён к суду, однако сумел подкупить суд и добился оправдания. Это был первый такой случай после введения Периклом государственного вознаграждения судьям.

Этот случай показателен ещё и тем, что спустя всего 3 года в 406 г. до н. э. были казнены афинские стратеги, выигравшие битву при Аргинусских островах (также называемая Ксенофонтом битвой при Лесбосе) над спартанским флотом. Древнегреческий историк Диодор Сицилийский называет её крупнейшим морским сражением между греками. При чем причиной их казни стало нарушение традиции погребения павших в этом бою афинских воинов, которую стратеги не смогли выполнить в связи с начавшейся бурей. То есть бездарный Анит свою жизнь смог выкупить, а героические стратеги нет.

При чем, что примечательно, в составе судей на этом суде был и Сократ, который пытался остановить беззаконие, но оказался в меньшинстве.

В 399 г. до н. э. Анит, используя, весь свой жизненный опыт, своё общественное положение и движимый несгораемой ненавистью к Сократу покупает двух обвинителей Мелета и Ликона и инициирует судебный процесс над ним, с предсказуемым результатом.

В феврале (месяц анфестерион) 399 г. до н. э. заявление в суд подал Мелет против Сократа, сына Софрониска из Алопеки и подтвердил это клятвой:

«Сократ повинен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; а наказание за то – смерть» [1, с. 116].

Точная дата казни Сократа не известна, но можно предположить, что она состоялась в конце 399 г. до н. э. Он мужественно принял приговор и выпил яд.

Смерть Сократа не снизила накал противостояния научной рациональности и религиозного мистицизма. В то же время сал нарастать внутринаучный кризис противостояния физики и математики, который в итоге и привёл к деградации науки до уровня эпистимии (псевдонауки), и, в конце концов, к мировоззренческому синтезу, следствием которого и стал религиозно-эпистимический догмат.

Вероятно, около 270 г. до н. э., то есть спустя около 130 лет после казни Сократа Аристарх Самосский выдвигает гипотезу гелиоцентрического строения Вселенной, которая вступает в противоречие не только с религиозным мистицизмом того времени, но, что более важно, с научными взглядами того времени о геоцентризме, которые полностью были согласованны с господствующими теистическими основами о мироустройстве.

Впервые идею геоцентризма сформулировал Пифагор в середине VI в. до н. э. Свое математическое развитие точка зрения Пифагора нашла в работах математика V в. до н. э. Евдокса Книдского, который разработал сложную систему движения астрономических объектов через систему эксцентриков и эпициклов, которая смогла математически объяснить, в том числе и ретроградное движение планет. Но уже через 250 лет после Пифагора Аристарх Самосский пришел к выводу о том, что сложные траектории астрономических объектов можно объяснить, если принять Солнце в центре Вселенной. После публикации своих выводов по этому вопросу на него обрушился шквал критики от представителей научной элиты, среди которых был и Клеанф Ассайский, который обвинил Аристарха в безбожии («сдвинул с места Очаг [Землю] Вселенной») и потребовал его изгнания из Афин.

Дальнейшая деградация научных взглядов привела к отказу от вращения Земли в гипотезе Пифагора и утверждению птолемеевского концепта неподвижной Земли в центре Вселенной. Важной особенностью птолемеевского концепта была идея сферичности Вселенной конечных размеров, что в начале XX века привело, в конце концов, к религиозно-эпистимическому догмату.

Противостояние научного рационализма и религиозного мистицизма с распространением в Европе христианства нашло свое отражение в казни странствующего монаха Джордано Бруно 17 февраля 1600 г. в Риме.

На допросе 2 июня 1592 г. Бруно сообщил:

«В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойным благости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать, кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало конечный мир.

Итак, я провозглашаю существование бесчисленных отдельных миров, подобных миру этой Земли. Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную вселенную в бесконечном пространстве. Это называется бесконечной вселенной, в которой находятся бесчисленные миры. Таким образом, есть двоякого рода бесконечность - бесконечная величина вселенной и бесконечное множество миров, и отсюда косвенным образом вытекает отрицание истины, основанной на вере.» /5/.

Выслушав и изучив все доводы обвиняемого суд вынес приговор.

Смертный приговор Бруно изложен в пяти документах. Два из них датированы 20 января, один 25 января и два 8 февраля 1600 года. Первые два документа представляют собою разные записи одного и того же кратко изложенного и так же кратко мотивированного постановления конгрегации о передаче Бруно в руки светских властей. Остальные три документа издаются, обычно вместе, как один, при этом издатели руководствуются чисто формальными соображениями: они перепечатывают копию приговора, которая была послана губернатору Рима.

Текст приговора:

«Мы, … – наименованные, по милосердию божию, священниками кардиналами святой римской церкви, генеральные инквизиторы всего христианского государства против еретических преступлений, особо уполномоченные святым престолом.

Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, еще восемь лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшей нелепостью говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.

Эти положения были предъявлены тебе 18 января 1599 года в конгрегации прелатов, заседавшей в святой службе, и был предоставлен тебе шестидневный срок для размышления, чтобы затем ты ответил, намерен ли отречься от этих положений, или нет. … И немедленно же вслед за тем ты представил письменное заявление, обращенное к его святейшеству и к нам, которое, как ты говорил, содержит твои оправдания. И затем, 4 февраля 1599 года, было постановлено снова предъявить тебе указанные восемь положений. И действительно, они были предъявлены тебе 15-го числа того же месяца с тем, чтобы, если ты признаешь их еретическими и пожелаешь отречься, тебя приняли в покаяние. В противном случае тебе было бы предоставлено сорок дней, чтобы покаяться. Ты заявил, что признаешь эти восемь положений еретическими, готов проклясть их и отречься от них в том месте и в то время, когда будет угодно святой службе, и не только от этих положений, но сказал, что готов проявить всяческое послушание относительно других положений, предъявленных тебе раньше.

Но затем ты представил другое заявление, находящееся в делах святой службы, обращенное к его святейшеству и к нам. Из него с совершенной очевидностью обнаруживается, что ты упорно держишься этих своих заблуждений.

10 сентября 1599 года тебе был предоставлен сорокадневный срок для покаяния, после чего с тобою должны были поступить так, как приказывают и повелевают святые каноны.

Несмотря на это, ты не покаялся и упорно держался своих заблуждений и ересей.…

Посему после того как были рассмотрены и обсуждены ведущийся против тебя процесс и собственные твои признания в заблуждениях и ересях, твое упорство и непреклонность, ибо ты отрицал, что они являются заблуждениями и ересями, как и все остальные предметы, подлежащие рассмотрению и обсуждению, - дело твое было сперва поставлено на рассмотрение нашей генеральной конгрегации, происходившей в присутствии его святейшества нашего владыки 20 января сего года, и после голосования и обсуждения мы пришли к нижеследующему приговору.

…Джулио Монтеренцио, доктор прав, прокуратор-фискал указанной святой службы, с одной стороны, и ты, вышеназванный брат Джордано Бруно, преступник, состоящий под судом инквизиции, изобличенный, тягчайший, непокаявшийся, непреклонный и упорный, – с другой стороны: в силу этого нашего окончательного приговора согласно совету отцов магистров святого богословия и докторов обоего (гражданского и церковного) права, наших советников, излагаем в письменной форме следующее:

Называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя, брата Джордано Бруно, нераскаявшийся, упорным и непреклонным еретиком….

Так мы говорим, возвещаем, приговариваем, объявляем, извергаем из сана, приказываем и повелеваем, отлучаем, передаем и молимся, поступая в этом и во всем остальном несравненно более мягким образом, нежели с полным основанием могли бы и должны были бы.

Сие провозглашаем мы, кардиналы генеральные инквизиторы, поименованные ниже.» /6/.

Есть все основания считать, что основным «преступлением» Бруно, из-за которого ему было отказано в посмертной реабилитации, было утверждение о бесконечной Вселенной.

Публичная казнь Бруно, и его предварительное восьмилетнее заточение, угнетающе подействовало на религиозных иерархов, это видно из текста приговора и двусмысленности самой процедуры казни с клятом во рту. Еще более мрачный осадок эта казнь оставила в сердцах аристократической молодёжи, которая не разделяла средневековые методы борьбы Папского престола с инакомыслием. Следствием этого, в 1603 г. восемнадцатилетний итальянский граф Франческо Чези основал Академию Линчей (Рысьеглазых), которая приняла деятельное участие в противостоянии Галилея и Папского престола. Основной вопрос тогда касался соответствия идеи гелиоцентризма Коперника Писанию. 5 марта 1616 года Священная коллегия вносит дополнение в Индекс запрещенных книг: наложить запрет на книгу Коперника вплоть до «внесения в нее исправлений». Очевидно, авторитет Академии Линчей в значительной мере снизил накал противостояния науки и религии, что возможно послужило в дальнейшем созданию Папской академии наук. В 1847 г. Пий IХ преобразовал ее в Папскую академию Нуови Линчеи. С этого времени Папский престол взял курс на синтез с наукой, навязывая ей через своих академиков те псевдонаучные идеи, которые с точки зрения христианского богословия не подрывают авторитет Священного Писания. Но необходимость синтеза была осознана Папским престолом ещё в 1758 году, когда общий запрет на произведения, пропагандирующие гелиоцентризм, был удален из Индекса запрещенных книг. Все следы официального противодействия гелиоцентризму со стороны церкви исчезли в 1835 году, когда эти работы были окончательно исключены из Индекса. Фактически, вынужденное признание гелиоцентризма заставило задуматься Папский престол над проблемой бесконечной Вселенной, которая полностью вступает в противоречие со Священным писанием. А рано или поздно эта проблема встанет перед Святым престолом во всей своей ужасающей наготе. Вероятно, уже с середины XIX папские легаты работали над стратегией синтеза религии и псевдонауки, и самое главное, в это время начинается глубокая интеграция религиозно-эпистимического догмата в современную неклассическую философию, которая становится аморфной и проницаемой для деструктивных философских идей этого догмата, как результат, виртуальные идеи Общей теории относительности и Большого взрыва, полностью вытисняли из научной методологии методы научного рационализма /7/.

Ниже приводится список членов Папской академии наук, которые имели прямое или косвенное отношение к Общей теории относительности и теории Большого взрыва: Нильс Бор, Виктор Фредерик Вайскопф, Петер Дебай, Поль Адриен Морис Дирак, Питер Зееман, Макс фон Лауэ, Жорж Леметр, Макс Планк, Эрнест Резерфорд, Эдмунд Тейлор Уиттекер, Михал Хеллер, Стивен Хокинг, Эрвин Шрёдингер, Хидэки Юкава, Янг Чжэньнин.

Из приведенного списка особое внимание привлекает Макс Планк, член Папской академии наук с 1918 г. Свое отношение к синтезу науки и религии он выразил в докладе, прочитанном в мае 1937 года в Дерптском (Тартуском) университете:

«Многоуважаемые дамы и господа!

Куда ни кинь взгляд, мы никогда не встретим противоречия между религией и естествознанием, а, напротив, обнаруживаем полное согласие как раз в решающих моментах. Религия и естествознание не исключают друг друга, как кое-кто ныне думает или опасается, а дополняют и обуславливают друг друга. Самым непосредственным доказательством совместимости религии и естествознания, даже при самом критическом взгляде на вещи, вероятно, является тот исторический факт, что глубокой религиозностью были проникнуты как раз самые великие естествоиспытатели всех времен - Кеплер, Ньютон, Лейбниц. К началу нашей культурной эпохи занятия естественными науками и религией находились в одних и тех же руках.»

Фактически к 1937 г. синтез религии и эпистимии завершился несмотря на многочисленные протесты со стороны большинства представителей независимой от Папского престола науки. Как мы видим академический корпус Папского престола был столь значительным, что его «крепость» не смогли пробить и сотни не титулованных учёных.

Истоки этого синтеза можно видеть на «случайном» стечение обстоятельств. В 1913 году Гроссман с Эйнштейном публикуют совместную научную работу, известную как «Entwurf» («План»). В том же году Планк получает должность ректора Прусской академии наук и вместе с Вальером Нерстом едет в Цюрих, чтобы пригласить в Берлин, никому не известного Эйнштейна на высокооплачиваемую должность. Так началась тесная дружба Эйнштейна и Планка, которая ввела Эйнштейна в элитный круг мировой физики. На продвижение его эпистимической идеи Общей теории относительности, был задействован беспрецедентный арсенал ватиканской поддержки, который сломил все преграды к утверждению этого псевдонаучного учения в общественном сознании.

Несмотря на беспрецедентную поддержку Ватикана Эйнштейн смог реализовать только первую часть проекта синтеза – внедрение в общественное сознание реальности многомерности Пространства, при этом основная часть проекта конечности и динамики действующего Бога, осталась не решённой. Но как это часто бывает, «спасительный круг» динамичной Вселенной неожиданно родился в голове Александра Фридмана в 1922 г., когда он в «Zeitschrift fur Physik» опубликовал статью «О кривизне пространства», где изложил версию математического решения развития Вселенной из точки сингулярности в наблюдаемую Вселенную /8/. В Ватикане по достоинству оценили предложенную идею, но ставку сделали не на Фридмана, а на Жоржа Леметра.

В 1914 году Лемертр окончил иезуитский колледж в Шарлеруа, после чего продолжил образование в Лёвенском университете по инженерной специальности, следуя семейной традиции. Во время Первой мировой войны был мобилизован в армию, служил в артиллерии, был награждён Военным Крестом (фр. Croix de guerre). После войны продолжил обучение в Лёвенском университете, где изучал математику, физику, астрономию и теологию. В 1923 году получил сан аббата, после чего направился в Кембриджский университет. В качестве студента-исследователя колледжа Святого Эдмунда Леметр под руководством А. С. Эддингтона выполнил ряд работ по космологии, звёздной астрономии и вычислительной математике /9/. Занятия астрономией он продолжил в США – в Гарвардской обсерватории, где он работал с Харлоу Шепли в Массачусетском технологическом институте, где Леметр получил степень доктора наук в 1924 г.

С 1925 года, вернувшись в Бельгию, работал профессором астрофизики, а позднее - прикладной математики Лёвенского университета. В 1927 он был назначен на должность профессора Католического университета Лувена. В том же году он сделал свой ключевой вклад в космологию, опубликовав статью «Однородная вселенная постоянной массы и увеличение радиуса в зависимости от радиальной скорости удаленных галактик». [6] При этом в этой статье он не ссылается на Фридмана, который рассматривает модель расширения исключительно с позиций математического формализма и говорит о невозможности подтвердить ее какими-либо астрономическими данными и при этом оценивает радиус Вселенной от сотворения мира равным 10 млрд. св. лет. А Леметр оценил этот радиус в 88 млрд. св. лет, и, кроме этого, определил скорость расширения Вселенной 575 км/с на Мпк /10/.

В 1931 г. в небольшой полемической заметке, опубликованной в мае в журнале «Природа» Леметр, в частности, отмечал:

«Если мы вернемся назад в ходе времени, мы должны будем найти все меньше и меньше квантов, пока не обнаружим всю энергию вселенной, упакованную в несколько или даже в уникальный квант.

Если мир начался с одного кванта, понятия пространства и времени вообще не имели бы никакого смысла в начале; они начали бы иметь разумный смысл только тогда, когда исходный квант был разделен на достаточное количество квантов. Если это предположение верно, то начало мира произошло немного до начала пространства и времени.»

Эта фраза, развитая впоследствии Гамовым, и стала основой современной теории Большого взрыва или теорией «Космического яйца».

Иными словами, Леметр очень добросовестно выполнил установку Святого престола на сохранение идеи сотворения мира из некой начальной точки, под которой по умолчанию понимается Солнечная система. Это конечно не неподвижная Земля как прописано в Писании, но эта версия намного лучше бесконечной Вселенной Джордано Бруно. Ватикан по достоинству оценил вклад Леметра в создание религиозно-эпистимического догмата и уже в 1936 г. он был принят в члены Папской академии наук, а в 1960 назначен на должность её Президента, которую исполнял до конца жизни (1966). Но публичное признание заслуг Леметра перед Святым престолом состоялось только в 1951 г., когда 22 ноября в докладе перед членами Папской Академии наук, включая кардиналов и министра образования Италии, Папа использовал теорию Большого Взрыва в качестве доказательства существования Творца Вселенной:

«Когда просвещенный разум исследует факты и выносит свои суждения, он ощущает работу творческого всемогущества и познает, что его сила, вступившая в действие мощным «Да будет» Творящего Духа миллиарды лет назад, призвала к существованию мановением всещедрой любви и распространила на всю Вселенную кипящую энергией материю. Действительно, кажется, что современная наука свидетельствует о величественном моменте первобытного «Да будет свет!», когда вместе с творимой из ничего материей вырвалось море излучения и света, и элементы распадались и сталкивались, образуя миллионы галактик…» [5].

Наиболее важным в этом заявлении был пассаж: «творимой из ничего материей». Научному рационализму это настолько резало слух, что Леметр обратился к только что назначенному директору Папской обсерватории Дэниелу О'Коннелли. Надо полагать, что последний сумел донести сомнения Леметра до Папы, так как уже в следующем году на VIII Генеральной Ассамблее Международного Астрономического союза Папа избегал конкретных метафизических и религиозных интерпретаций теории Большого Взрыва, упомянув лишь, что современная астрономия и космология указывают на «существование бесконечно совершенного Духа – Духа, Который творит, сохраняет и управляет» Вселенной.

Стараниями последователей этого догмата сегодня Общая теория относительности Эйнштейна и теория Большого взрыва Гамова стали непререкаемой истиной в последней инстанции, критика которых негласно запрещена во всех научных изданиях подконтрольных национальным академиям наук.

Подводя итог проведённому исследованию, следует отметить, что многовековое противостояние науки и религии в конце концов закончилось окончательной победой религиозного мировоззрения, которое сумело перевести космологическую составляющую научного мировоззрения в религиозно-эпистимический догмат, основная цель которого подмена научных исследований реальности на изучение псевдонаучной виртуальности. Это хорошо видно на решении гипотезы Пуанкаре Григорием Перельманом.

В 1904 г. Пуанкаре в рамках решения пространственных задач топологии выдвинул гипотезу, что если конечное евклидово пространство обладает дополнительным свойством, заключающимся в том, что каждую петлю в пространстве можно непрерывно сжимать до точки, то это обязательно трехмерная сфера. Смысл этого математического кульбита сводился к доказательству, что из точки при непрерывном движении без каких-либо пространственных разрывов можно развернуть трехмерную сферу, а за тем так же не прерываясь свернуть эту сферу обратно в точку. В качестве примера приводилось преобразование кружки в бублик. Несмотря на то, что за решение этой математической головоломки институтом Клея была назначена премия в один миллион долларов, до 2003 г. решение никто не представил. Необходимость в стимулировании поиска необходимого решения была обусловлена подкреплением теории Большого взрыва математическим обоснованием, которыми в свое время обвешивали Общую теорию относительности.

Естественно, к реальной физической Вселенной эта задача не имела никакого отношения, но она создавала иллюзию, что предложенный Леметром феномен превращения «Космического яйца» в наблюдаемую Вселенную имеет строго математическое обоснование. Такое обоснования в 2003 г. было представлено Григорием Перельманом. При этом уровень доказательства был такой сложности, что его проверку смогли провести только три специализированные группы математиков, о связи которых с Ватиканом мы можем лишь догадываться, тем не менее, они свой миллион получили.

На вопрос журналиста «почему он отказался от миллиона» Перельман ответил: «Я знаю, как управлять Вселенной. И скажите, зачем же мне бежать за миллионом?!» (РИА «Новый день», Математик Перельман окончательно отверг миллион долларов, 01.07.2010).

Трагедия научного подвига Перельмана, заключается в том, что он нашёл решение преобразования полой сферы, а не физического объекта. Причём сегодня есть все научные основания, в том числе и экспериментальные наблюдения, которые позволяют утверждать, что Пространство, и как следствие Вселенная, бесконечны по протяженности и во времени, поэтому любые топографические изыски могут относиться исключительно к локальным фрагментам Пространства, но никак не ко всей Вселенной. Но, с точки зрения обоснования религиозно-эпистимического догмата расширяющейся Вселенной из точки Солнечной системы доказательство Перельмана выглядит вполне убедительно.

Так на сегодня обстоит реальность, в которой наука, скатившись до псевдонауки (эпистимии) превратилась в послушную служанку религиозного мировоззрения.

Примечания

/1/. В настоящее время термин «эпистимия» используется исключительно в значении женского имени, традиция которого восходит к византийскому источнику «Житие, обращение в христианство Галактиона и Эпистимии, и мученичество их», написанного около IX в. [1].

Возможность наделения термина «эпистимия» дополнительной, не употребляемой в настоящее время, семантикой является, во-первых, его отсутствие как в древнем, так и в современном речевом обороте в значении «наука», во-вторых, его использование в раннем Средневековье в качестве женского имени Эпистимия эквивалентного имени София (мудрая), но более низкого уровня – разумная, знающая, просвещенная, что собственно и отличает псевдонауку от подлинной науки.

В то же время следует отметить, что термин «эпистемология» широко используемой в настоящее время в англоязычной литературе, и частично проникающий уже в русский речевой оборот, так же сформирован на греческом эквиваленте επιστήμη, которое в словаре Дворецкого 1958 г. переводится как:

• умение, искусство, опытность (τινός и περί τι Plat. и πρός τι Lys.);
• знание: ἀνὴρ ἐπιστήμης πλέως Soph. просвещённый человек; τῇ ἐπιστήμῃ σύ μου προὔχοις ἄν Soph. это ты знаешь, пожалуй, лучше меня;
• филос. (в отличие от τέχνη и ἐμπειρία) научное знание, наука; (в отличие от δόξα) достоверное знание Plat. etc.;
• научная отрасль, дисциплина Plat. etc.

Но в словаре Вейсмана 1899 г. дается несколько иная трактовка этого слова:

• знание, умение, τινός или περί τι чего л.; наука.

έπιατήμων – знающий, сведущий, опытный в чем-либо, разумный.

Более относящейся к практическому знанию, чем к размышлению, поэтому слово наука здесь относится не к теоретическим знаниям, а к эмпирическим.

Вейсман приводит, например, такие корреляции:

επιστήμ = πρακτικός: относящийся к практике (а не к теории);

επιστήμη = ρο-φερω: превосходить кого-либо чем или в чём;

επιστήμη = γνωΰτικός: наука, занимающаяся познанием предметов:

επιστήμης = έ'ξίς: обладание чем-либо;

επιστήμης = ίχανός: иметь в достаточном количестве что-либо;

επιστήμης = πιΰτός: верное слово, ручательство, залог верности, клятва, договор; верность, надежность;

επιστήμης = χροαποίτιαις: присвоение чего-либо;

Таким образом, анализ этимологического содержания термина «эпистимия» в древнегреческом варианте указывает на эквивалент «практические знания», связанные непосредственно с эмпирической деятельностью.

Иными словами, непосредственно к мышлению, сознанию, познанию это слово отношение не имеет, поэтому его использование в качестве конструкта-синонима к слову «гносеология», представляется некорректным.

С другой стороны, то, что это слово в не конструкта «эпистемология» в современной речевой практике не нашло своего применения, позволяет использовать его в качестве определения «псевдонауки», как некоего подобия научной деятельности с целью закрепления в общественном сознании ложных истин.

/2/. Нечестивый, не имеющий страха Божия, безбожный, отвергающий Бога, атеист, не знающий Бога.

/3/. Эта версия подтверждается судьбой скульптора Фидия, друга Перикла, скончавшегося в тюрьме по ложному обвинению в казнокрадстве, незадолго до обвинения Анаксагора.

/4/. Дружба с Периклом, в отличии от Фидия, спасла жизнь Анаксагору. Подготовка к суду над ним проходила при его прямом участии, поэтому он заблаговременно предупредил последнего о необходимости скрыться за границей, в связи с чем, приговор был вынесен заочно, и Анаксагор умер свой смертью в изгнании.

/5/. Бруно лукавил, так как ранее писал: «Нельзя допустить бытия формирующего начала, сходящего свыше, дающего порядок, привносящего фигуру извне» («О безмерном и бесчисленном». Лат. соч., т. I, ч. 2, стр. 312) Фактически Бруно отрицал основы теизма, полностью становясь на позиции атеизма.

Отстаивая взгляды о бесконечности Вселенной и бесчисленности миров, Джордано Бруно отмечает, что они уже выдвигались в античной философии. В диалогах «Пир на пепле» он говорит: «Различие тел в эфирном пространстве было известно Гераклиту, Демокриту, Эпикуру, Пифагору, Пармениду, Меллису, как это очевидно из тех фрагментов, которые имеются у нас. Из них явствует, что они признавали бесконечное протяжение, бесконечное пространство, бесконечную материю (selva), бесконечную вместимость бесчисленных миров, подобных этому миру» (Ит. соч., т. I, стр. 111).

/6/. Странность заключается в том, что в приговоре указывается о передаче дела Бруно светскому суду, который и должен был вынести смертный приговор, но никаких данных о том, что это поручение было исполнено нет. Поэтому вопрос «кого сожгли?» до настоящего времени остаётся без ответа. Ситуацию усугубляет нежелание Святого престола реабилитировать Бруно наряду с другими еретиками.

/7/. При этом продолжалась работа по дискредитации гелиоцентризма.

В 1876 г. немецкий просветитель Карл Шёпфер выпустил достаточно объёмную книгу (103 с.) «Противоречия в астрономии, проявляющиеся рядом с принятием системы Коперника и исчезающие при гипотезе ей противоположной», где сослался на мнение Александра Гумбольдта члена Берлинской (1800), Прусской и Баварской академий наук, почётного члена Петербургской академии наук (1818) с которым встретился в Берлине в 1853 г., относительно гипотезы Коперника:

«Мне давно известно, что мы не обладаем еще ни одним доказательством, подтверждающим систему, но сделать на нее нападение первым - я никогда не отважусь.

Не касайтесь этого гнезда ос: вторжение ваше доставит вам лишь ненависть толпы, не умеющей рассуждать. Если б против современного мировоззрения поднялся хотя один из авторитетов астрономии, я бы также сообщил свои наблюдения, но выступить первым против излюбленных взглядов всего мира я не нахожу в себе достаточно мужества».

Таким образом несмотря на то, что подавляющее большинство научной элиты к середине XIX в. уже приняло гелиоцентрическую систему мира, в академических кулуарах ещё был жив «червь» сомнения.

/8/. Анализируя роль Фридмана в становлении теории Большого взрыва (Космического яйца) необходимо понимать, что он предложил вариант решения пространственной задачи расширяющейся сферы, и произвольно интерпретировал эту геометрическую фигуру с физической Вселенной. Он не был физиком, и тем более космологом, чтобы понять, что его интерпретация не имеет никакого отношения к реальной Вселенной. В Ватикане это хорошо понимали, но другой альтернативы бесконечной Вселенной Джордано Бруно выдумать не смогли. Проблема в данном случае заключалась ещё и в том, что Фридман никак не был связан со Святым престолом, и в любой момент, мог отказаться от своей интерпретации. Вдобавок он представлял науку Советской России, что для Ватикана создавало непреодолимые сложности в поддержке его идеи расширяющейся Вселенной, поэтому ему подыскали замену, более подходящую фигуру, в лице Леметра.

Аналогичную ошибку допустил и Григорий Перельман в решении гипотезы Пуанкаре. Высшая геометрия в состоянии решать самые сложные абстрактные задачи, но это вовсе не означат, что все эти задачи так или иначе связаны с физической объективностью. В случае с Перельманом, следует отметить, что в основе своего доказательства он использовал поток Ричи, описывающий деформацию римановой метрики из предположения, что евклидово пространство локально. Никаких доказательств локальности евклидового пространства на сегодня не существует, а вот локальные геометрические формы метрик Римана и Лобачевского вполне реальны. То есть, совершив математический подвиг, Перельман не увидел разницы между математической абстракцией и физической реальностью. Этот случай наравне с Фридманом является ярким образчиком эпистимии.

Другим характерным образчиком эпистимии являются знаменитые средневековые берестяные грамоты, которые по оценке Арциховского и его последователей имеют возраст около 600 лет. В 1980-х г. будущий академик А. А. Зализняк возглавил работу по их лингвистическому анализу, что позволило ему обнаружить ранее неизвестные строгие закономерности расстановки энклитик в древнерусском языке, восходящие к действовавшему в древних индоевропейских языках закону Ваккернагеля. Итог этим исследованиям был подведен книгой «Древнерусские энклитики» (2008).

Сегодня эти грамоты находятся в Московском и Новгородском музеях, где с ними может ознакомиться любой желающий. При этом обращают на себя внимание чечевички этих грамот, пролежавших в земле около 600 лет, они выглядят так, будто бересту грамот срезали незадолго до их находки. За все время, пошедшее с находки первой грамоты 12 июля 1951 г., не было проведено ни одного химико-физического исследования этих грамот, чтобы подтвердить их возраст. В этом случае возникает вопрос: а чью письменность, собственно, изучал на них Зализняк, и делал феноменальные лингвистические открытия, если эти грамоты были изготовлены в середине ХХ века?

/9/. Артур Эддингтон 6 ноября 1919 г. официально подтвердил предсказание Эйнштейна об отклонении световых лучей вблизи Солнца. Поэтому карьера Леметра была предрешена именно этим событием.

/10/. В настоящее время постоянная Хаббла оценивается около (67–74) км/с на Мпк.