Феномен «левого поворота» в Латинской Америке на рубеже XX–XXI веков стал предметом изучения историков и политологов. Однако цифровая эпоха придала ему новое измерение: информационные технологии и цифровая дипломатия стали не только инструментами внутренней политики, но и средством внешнеполитического влияния. Ранее государство активно контролировало социальную сферу, но теперь приоритет отдается экономическим рычагам и способности общества к самоорганизации. Именно последствия неолиберальных реформ исследователи рассматривают в качестве основной детерминанты «левого поворота» [2, с. 156].
Кризис неолиберальной модели в конце XX века стал ключевым моментом для прихода левых сил к власти. Однако в XXI веке этот процесс сопровождался массовым вовлечением цифровых технологий. Рост интернет-проникновения, развитие социальных сетей и мобильной связи стали важными средствами политической мобилизации. Особенно ярко это проявилось в деятельности таких лидеров, как Уго Чавес и Эво Моралес, которые активно использовали телевидение и социальные сети для прямой коммуникации с населением, минуя традиционные каналы связи – газеты, журналы, публичные выступления и др. В Венесуэле правительство запустило государственные СМИ и онлайн-платформы, ориентированные на продвижение боливарианской идеологии и альтернативного взгляда на международные события.
Говоря о причинах прихода «левых» к власти, многие исследователи связывают этот феномен с кризисом неолиберальной модели развития. Дело в том, что данная модель развития показала свою несостоятельность и вызвала широкий слой протестов со стороны латиноамериканского населения. Стоит отметить тот факт, что в 1989 году был сформулирован «Вашингтонский консенсус», который получил поддержку Международного Валютного Фонда и Всемирного Банка. Большинство латиноамериканских стран приступили к реализации неолиберальных преобразований, которые предполагали «отказ от государственного вмешательства в экономику, проведение приватизации госпредприятий, либерализацию внешней торговли, свертывание социальных программ и прекращение субсидирования национальных предприятий в целях восстановления государственных финансов и борьбы с инфляцией» [1, с. 10].
С усилением левых движений в регионе внимание к Латинской Америке со стороны глобальных игроков, включая Россию, увеличилось. Москва начала выстраивать многослойную цифровую стратегию: от информационной поддержки дружественных режимов до развития сотрудничества в сфере ИТ-инфраструктуры.
В случае Венесуэлы Россия поддерживала легитимность Мадуро не только политически, но и информационно – через телеканал RT на испанском языке, соцсети и официальные дипломатические заявления в цифровом пространстве. Благодаря цифровой дипломатии внешняя политика получала большее признание и поддержку. А в январе 2021 года Евросоюз заявил, что больше не считает Гуайдо временным лидером Венесуэлы. В одном из официальных документов страны ЕС назвали его просто частью демократической оппозиции. Спустя несколько месяцев прокуратура Венесуэлы начала против Гуайдо расследование. Оппозиционера обвинили в коррупции, государственной измене, преступном сговоре и злоупотреблении полномочиями. На фоне падения Гуайдо режим легитимного президента Мадуро в 2022 году начал укрепляться. По словам Николая Патрушева, секретаря Совета безопасности РФ, победил президент Венесуэлы благодаря своим стальным нервам, поддержке армии и силовиков, и в немалой степени – поддержке России [4].
Кроме того, в Венесуэле и Боливии были развёрнуты проекты по созданию совместных технопарков и телекоммуникационной инфраструктуры, включая развитие спутниковой связи (проект «Венесат-1»). Эти шаги имели стратегическое значение – как в плане цифрового суверенитета стран, так и в укреплении двусторонних отношений с Россией. В рамках межгосударственных инициатив рассматривались возможности создания совместных предприятий в IT-сфере, включая цифровую инфраструктуру для госуправления [3].
«Левые» режимы Латинской Америки активно формировали собственный цифровой дискурс, продвигая альтернативу «вашингтонскому консенсусу». Создание альянсов, таких как АЛБА и УНАСУР, сопровождалось формированием общей информационной повестки, транслируемой, в том числе через цифровые СМИ и платформы.
Проекты цифровой интеграции (в том числе в рамках CELAC и МЕРКОСУР) начали развиваться, в том числе как альтернатива глобальным IT-корпорациям. Например, в Боливии и Венесуэле обсуждалось создание суверенных облачных хранилищ, а также переход на национальные криптовалюты (Petro) как часть борьбы с санкционным давлением.
Россия усилила своё информационно-технологическое влияние в Латинской Америке в рамках концепции «мягкой силы». Информационные технологии стали точкой входа для развития экономических и политических связей. Особенно заметным стало это в Бразилии, Мексике, Боливии и Венесуэле, где Россия предложила:
- совместные ИТ-инициативы (в области телекоммуникаций, защиты данных, спутниковой связи);
- проекты по обмену технологиями и образовательными программами в сфере цифровой безопасности;
- расширение медиаприсутствия на испанском и португальском языках (RT, Sputnik).
В рамках цифровой дипломатии Россия укрепила контакты с прогрессивными кругами в странах Латинской Америки, в том числе через участие в форумах, саммитах, онлайн-конференциях, трансляциях и вебинарах.
Феномен «левого поворота» в Латинской Америке оказался тесно связан с трансформацией информационного пространства. Цифровая среда стала не только отражением политических процессов, но и их активным участником. Использование информационных технологий позволило левым правительствам усилить свой контроль, выстроить коммуникацию с массами и создать альтернативную международную повестку.
Для Российской Федерации это стало возможностью войти в регион не только как поставщик ресурсов, но и как технологический и дипломатический партнёр. Цифровая дипломатия укрепила политические связи, позволила обходить традиционные санкционные барьеры и способствовала формированию нового формата международных отношений в условиях многополярного мира.
.png&w=384&q=75)
.png&w=640&q=75)