Источники гражданского процессуального права Российской Федерации: современные подходы к определению, составу и систематизации

С момента отхода российской правовой системы от социалистических начал в начале 1990-х годов и принятия Конституции Российской Федерации 12 декабря 1993 года, заложившей основы нового процессуального законодательства, прошло уже больше 30 лет. Больше 20 лет прошло и со дня вступления в силу действующего Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации (1 января 2003 года; далее – ГПК РФ).

При этом, хотя на практике правоприменительная система сумела обеспечить общую стабильность гражданского процесса в условиях нового его регулирования, до сих пор не наблюдается единства подходов – прежде всего доктринальных, теоретических, но имеющих влияние и на практику – в фундаментальном для понимания состояния и путей развития российского гражданского процессуального права вопросе определения, состава и системы его источников.

В настоящей статье предпринята попытка проанализировать и оценить основные современные научные подходы к определению, составу и систематизации источников гражданского процессуального права Российской Федерации, что является основной целью предпринятого аналитического исследования, при этом отметив области неопределённости и возможное направление дальнейшего развития дискуссии.

Открывая обзор, следует отметить, что, несмотря на все различия, объединяющим различные научные школы и исследователей моментом для теоретического осмысления этих вопросов является понимание о множественности источников гражданского процессуального права, что, как будет показано далее, не означает единства даже в их определении.

В этой связи, как полагает автор, на текущем этапе уверенно можно говорить об отходе от однозначности советской правовой традиции, когда, по выражению М. Н. Марченко, «проблемы правопонимания решались, как правило, с нормативистско-позитивистских позиций» [14, с. 22]: источником права «в материальном смысле» признавалась «воля господствующего класса» [1, с. 12], а источником права «в формальном смысле» – принимаемые государством нормативно-правовые акты. Более того, по мнению автора, существующие дискуссии в некотором смысле возобновляют традицию дореволюционной российской юридической мысли в новых правовых реалиях.

Вместе с тем проведённый анализ выявил наличие значимых отличий в подходах к осмыслению источников гражданского процессуального права в России в следующих основных отношениях:

• общий подход к предмету российского гражданского процессуального права (соотношение с арбитражным, административным, исполнительным процессом / производством; узкий или широкий подход в рамках «собственно» гражданского процесса), что влияет на область применения;
• определение источника российского гражданского процессуального права (базовый смысл), в том числе концептуальный подход (позитивистский, естественно-правовой, иной);
• состав и систематизация источников российского гражданского процессуального права.

Рассмотрим эти отличия, а также общие места подробнее.

Во-первых, что касается общего подхода к предмету, пределам гражданского процессуального права (гражданского процесса) и, соответственно, области применения источников гражданского процессуального права, можно выделить два «полюса», между которыми располагается спектр позиций.

С одной стороны, это понимание предмета гражданского процессуального права как отношений, складывающихся при рассмотрении гражданских дел судами общей юрисдикции [17, с. 10]. Такой подход среди прочего обосновывается формальной и отчасти содержательной самостоятельностью, хотя бы и относительной, процессуального регулирования арбитражного процесса, производства по Кодексу административного судопроизводства Российской Федерации (далее – КАС РФ) (см., например, историко-правовой анализ данного вопроса И. В. Решетниковой и Е. А. Царегородцевой) [18, с. 50-60]). Он исключает рассмотрение источников, регулирующих отношения за пределами гражданского судопроизводства, и при наиболее последовательном применении в позитивистском ключе может приравнять источники гражданского процессуального права к законодательству о гражданском судопроизводстве, игнорируя практическую роль иных источников.

С другой стороны, широкий подход к предмету гражданского процессуального права может подразумевать как включение в его область отношений, складывающихся в ходе арбитражного судопроизводства (что сложнее аргументировать после его прямого наименования в Конституции России после поправки 2020 года [16]), производства в третейских судах [17, с. 10], административного судопроизводства и т. д. В этом случае вопрос об источниках права выходит далеко за пределы условной системы источников «вокруг» ГПК РФ и собственно гражданского судопроизводства, что может «размывать» исследовательский фокус. На взгляд автора, однако, широкий подход в силу формальной дифференциации процессуальных кодексов постепенно утрачивает распространение.

Наиболее удачной, на взгляд автора, промежуточной концепцией является тезис о единстве – верхнеуровневом – цивилистического процесса, включающего в себя собственно гражданский (по ГПК РФ) и исторически вышедшие из него процессы (производства), связанные общим методом и принципами правового регулирования [21, с. 506-507]. Такой подход позволяет при изучении вопроса об источниках как целевым образом исследовать источники права в отношении «собственно» гражданского процесса, так и учитывать общие черты регулирования производств цивилистической группы.

Во-вторых, само определение источника права вообще и источника гражданского процессуального права в частности остаётся в высокой степени дискуссионным.

Следует признать, что до сего дня сохраняется та «трудность пользования» термином «источник права», которая, как отмечал ещё Г. Ф. Шершеневич, «обусловливается его многозначностью» [27, с. 163].

Как наиболее полно обобщает Н. В. Самсонов, «в юридической науке выделяется несколько потенциальных значений термина «источник права»:

1. Силы, осознанное творящие право» (воля Бога, монарха и пр.);
2. Ресурс заимствования» (иностранные акты, научные исследования и пр., послужившие источником при создании законодательного акта);
3. Источник знаний о праве» (по сути, исторические памятники, артефакты);
4. Средства внешнего выражения действующего права» (т. е. «конкретные акты, тексты, обычаи, в которых оно закреплено») [21, с. 50-51].

В то время как споры относительно вариативности значений термина самой по себе и его содержания в первых трёх значениях среди исследователей нечасты, распространёнными и наиболее существенными являются разногласия относительно того, что можно считать средствами, или формой выражения права, то есть источником права в формальном смысле, так как это имеет определяющее значение в правоприменении.

Практически, как указывает Д. А. Плотников, «на уровне доктрины сформировалось несколько точек зрения на сущность источников гражданского процессуального права:

1. Позитивная концепция;
2. Естественно-правовая;
3. Интегральная» [7, с. 66].

Пример реализации первой может служить подход школы Юридического факультета МГУ, относящей к источникам нормативно-правовые акты (федеральные законы) и вступившие в силу для России международные договоры (в силу Конституции России), а также, но лишь в качестве «специфических источников» – постановления Конституционного Суда Российской Федерации [6, с. 37-53]. Второй – подход А. В. Чайкиной, расширяющей, во-первых, формально-юридические источники права рядом актов Верховного Суда Российской Федерации и Конституционного Суда Российской Федерации и (на момент написания ей диссертации) Европейского суда по правам человека (далее – ЕСПЧ), а также вспомогательными источниками (доктрина и правовые заключения «друзей суда») [26]. Примером третьей, на взгляд автора, – определение Н. В. Самсонова, стремившегося устранить неопределённость термина источник права и при этом учесть практические тенденции развития права за пределами узкой позитивистской доктрины, хотя и отводя феноменам за пределами правовых актов лишь роль источников в смысле силы, созидающей право: «под источниками (формами) гражданского процессуального права Российской Федерации предлагается понимать как имеющие легальное закрепление соответствующего статуса, так и не имеющие его, но фактически используемые в соответствующем качестве правовые акты, после фиксации в одном из которых правила, определяющие порядок рассмотрения и разрешения российскими судами общей юрисдикции гражданских дел и осуществления отдельных процессуальных действий в ходе гражданского производства в российских судах общей юрисдикции, приобретают свойства гражданских процессуальных норм» [21, с. 14].

В-третьих, безусловно во взаимосвязи с базовыми определениями исследователи предлагают различные варианты состава и систематизации (взаимосвязей и иерархии) источников российского процессуального права.

Общим местом вне зависимости от избранного подхода является отнесение исследователями к источникам (в значении формы) гражданского процессуального права нормативно-правовых актов: Конституции России, федеральных законов.

Что касается подзаконных актов, они упоминаются рядом исследователей в качестве источников (см. перечень, приводимый Д. А. Плотниковым [17, с. 26]), при этом, к примеру, В. В. Ярков полагает, что как источники они «играют крайне незначительную роль» [19, с. 22]. Следует согласиться с Н. В. Самсоновым, который предлагает ввести новую законодательную категорию «обязательных постановлений» для актов Верховного Суда Российской Федерации, Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации по вопросам порядка гражданского судопроизводства [20, с. 3-8; 21, с. 155-156], которая бы с формальной точки зрения легализовала (через ст. 1 ГПК РФ) и одновременно ограничила по времени и субъектам принятия круг подзаконных актов в этом отношении.

Несмотря на некоторые споры о том, являются ли международные договоры источником права непосредственно и при любом способе их одобрения Российской Федерацией (по этому вопросу см., например, работы И. В. Воронцовой [4, с. 204-209] и А. А. Терегуловой [23, с. 128-130], позицию Н. В. Самсонова о том, что только межгосударственные договоры, причём при выполнении ряда дополнительных условий, являются источником [21, с. 327-328]), в том или ином виде это также непротиворечивый элемент предлагаемых систем источников.

Значительные вариации присутствуют в отношении так называемых нетрадиционных, или нетипичных источников гражданского процессуального права, под которыми чаще всего понимаются судебная практика (особенно акты Конституционного Суда Российской Федерации, постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и постановления Президиума Верховного Суда Российской Федерации, принятые в порядке надзора), решения ЕСПЧ (в прошлом), правовой обычай, правовая доктрина.

В (узких) позитивистских подходах они – за исключением, как правило, постановлений Конституционного Суда Российской Федерации – не признаются источниками права в значении его формы, хотя подчас и не отрицается их регулирующее воздействие на правоприменительную практику (см., например, труды представителей школы Юридического факультета МГУ, Ю. В. Францифорова [13, с. 13] или диссертационные исследования Я. Ф. Фархтдинова [25] и – в части непризнания судебной практики источником – ранние работы С. К. Загайновой [10, с. 5]).

Естественно-научные подходы, число представителей которых в дискуссии об источниках пока не так велико, склонны относить к ним широкий круг нетрадиционных источников вплоть до правовой доктрины (А. В. Чайкина [26], в этом отношении О. В. Исаенкова и А. А. Демичев [8]).

Промежуточные подходы зачастую, ориентируясь на существующую правоприменительную практику, наряду с общими для всех исследователей непротиворечивыми элементами признают источниками гражданского процессуального права как минимум определения Конституционного Суда Российской Федерации с позитивным содержанием, постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации о разъяснении судебной практики и постановления Президиума Верховного Суда Российской Федерации, принятые в порядке надзора. Основанием для этого служат их нормативность, общеобязательность и иные значимые юридические свойства (Н. В. Самсонов [21, с. 18-21]) или, в отношении части из них, фактического отнесения их к источникам Верховным Судом Российской Федерации в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2003 года № 23 «О судебном решении» (О. В. Исаенкова и А. А. Демичев [12, с. 37]) и законодателем в п. 4 постановления Пленума в ч. 3 ст. 198 ГПК РФ.

Особняком стоит вопрос признания аналогии закона и аналогии права источником гражданского процессуального права. Их применение судами для устранения пробелов в процессуальном праве закреплено ч. 4 ст. 1 ГПК РФ, который сам по себе является источником права, что, по мнению автора, может объяснять отсутствие внимания многих исследователей к этому вопросу. Тем не менее О. В. Исаенкова и А. А. Демичев прямо включают «принципы права (принципы аналогии закона и аналогии права)» в состав источников гражданского процессуального права [12, с. 33]. Я. Ф. Фархтдинов же допускает отнесение к источникам принципов права при применении судом аналогии права, но по определению не аналогии закона [25, с. 61].

Вызывавший широкую дискуссию вопрос о сущности и значении решений ЕСПЧ (см., например, диссертационные исследования С. Ф. Афанасьева [3], Э. В. Иодковского [11], А. Р. Султанова [22], Л. А. Тереховой [24]) в настоящее время практически утратил актуальность в связи с прекращением участия России в Совете Европы и, соответственно, Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года в марте 2022 года [15].

Говоря о подходах к систематизации, выстраиванию иерархии и системной взаимосвязи источников гражданского процессуального права, следует отметить относительную простоту построения такой иерархии в позитивистских построениях.

Так, иерархия нормативно-правовых актов в целом задаётся структурой, описываемой в отношении законодательства о гражданском судопроизводстве (ст. 1 ГПК РФ), с указанием, как правило, на роль даже прямо не поименованных в ней федеральных законов, содержащих в себе нормы гражданского процессуального права (например, Налоговый кодекс Российской Федерации или Семейный кодекс Российской Федерации).

Дискуссионным при этом остаётся вопрос о соотношении федеральных конституционных законов и международных договоров: часть авторов указывает на приоритет ФКЗ в силу их принятия во исполнение Конституции России и по усложнённой законодательной процедуре по сравнению с федеральными законами, ратифицирующими международные договоры (Н. В. Самсонов [21, с. 337-343]), часть – прямо или имплицитно подразумевает приоритет международных договоров над законами любого типа (Г. А. Жилин [9], Т. Т. Алиев [2, с. 27-31]). По мнению автора, единству в науке и практике могло бы способствовать прямое закрепление иерархии в федеральном законодательстве.

Применяющие естественно-научные или промежуточные (интегральные) подходы исследователи, как правило, говорят о сложной системе источников разных типов, отводя нетрадиционным (нетипичным) источникам дополняющую роль.

Например, А. В. Чайкина выделяет иерархичные формально-юридические (в том числе ряд актов Конституционного и Верховного Судов Российской Федерации) и влияющие на любое звено иерархии первых, но «самостоятельно неприменимые при осуществлении правосудия» вспомогательные (содержательные) источники, относя к последним доктрину и правовые заключения “amicus curiae briefs” [26, с. 9-10].

Н. В. Самсонов сходным образом предлагает говорить о системе, состоящей из стационарных источников (форм), расположенных в иерархическом порядке, и восполнительно-корректирующих источников (форм), положение которых динамично и определяется положением тех источников (форм), которые они восполняют или корректируют, однако ряд актов Конституционного и Верховного Судов Российской Федерации относит лишь ко второй категории, а правовую доктрину и иные феномены условной группы естественного права источниками (формами) не признаёт [21, с. 16].

По мнению В. Г. Голубцова и Д. Х. Валеева, «нетрадиционные источники права отличаются именно комплементарным характером, <…> взаимным дополнением сопоставимых характеристик с тем источником гражданского процессуального права, который имеет прямое действие, а также неоднократностью своего влияния на него» [5, с. 98]. Такой подход автору статьи представляется сбалансированным, учитывающим как доктринальные соображения, так и реалии правоприменительной практики.

Подводя итог, можно отметить значительное разнообразие понимания проблематики источников российского процессуального права в современной научной мысли. В то время как споры о самом термине в той или иной степени решаемы для практических целей определением источника как формы закрепления права, вариативность состава и, соответственно, описания системы источников сохраняется высокой, что обусловлено различными позициями авторов в спектре от позитивизма до естественного права, а также разность подходов к предмету самого гражданского процессуального права. Представляется, что перенос этой дискуссии в практико-ориентированную плоскость – например, при обсуждении проектов основ цивилистического процесса во взаимодействии законодателей, учёных и юристов-практиков – мог бы дать стимул к урегулированию разногласий.