С развитием информационных и коммуникационных технологий цифровое пространство становится важным элементом современного международного и внутригосударственного взаимодействия. Особенно остро эта проблема проявилась в контексте украинского кризиса, где цифровая сфера стала не только инструментом информирования, но и полем активного воздействия на общественное мнение, политическую ситуацию и экономическую стабильность.
Информационная безопасность, особенно в условиях геополитических противоречий, выходит на первый план. Россия, как одна из ведущих стран мира, разрабатывает собственные подходы к обеспечению цифровой устойчивости, защиты национальных интересов и поддержки стабильности в глобальной информационной среде.
В условиях острого геополитического противостояния цифровое пространство стало одной из главных арен конфликта, где информационные технологии выступают полноценными средствами стратегического воздействия. Украинский кризис наглядно показал, что современные противоборства разворачиваются не только в физической, но и в цифровой плоскости: в социальных сетях, мессенджерах, на видеоплатформах и новостных ресурсах.
Дезинформация в контексте конфликта проявляется в виде фейковых новостей, фотомонтажа и «глубоких фейков», предназначенных для формирования негативного образа России в международном медиаполе. В периоды обострения конфликта количество подобных материалов многократно возрастает.
Россия, столкнувшись с масштабным цифровым давлением, выработала системный ответ, основанный на мониторинге информационного поля и оперативном реагировании на деструктивные потоки. Внедрена инфраструктура, позволяющая выявлять источники опасного контента и принимать меры – от маркировки до блокировки.
Киберпространство стало еще одной зоной противостояния. Зафиксированы атаки на государственные и коммерческие системы, включая органы власти, банки, электросети и медицинские учреждения. Такие киберинциденты показали, насколько цифровая безопасность напрямую влияет на функционирование государства и повседневную жизнь.
Цифровые аспекты украинского кризиса подтверждают, что информационно-технологическое измерение становится ключевым фактором современных конфликтов. Россия отвечает на вызовы, укрепляя внутреннюю цифровую устойчивость и развивая независимую информационно-технологическую стратегию.
Социальные сети в условиях украинского кризиса превратились в мощный инструмент влияния на массовое сознание, особенно среди молодёжи, активно использующей цифровые платформы как основной источник новостей. Информация здесь распространяется с высокой скоростью, часто минуя журналистскую проверку, что создаёт питательную среду для манипуляций и вбросов. Telegram стал одним из центральных каналов цифрового взаимодействия, где нередко публикуются материалы, искажающие события, нагнетающие тревожность или формирующие враждебные настроения. В ответ на подобные вызовы Россия выстроила систему реагирования, ориентированную на контроль за содержанием в сетях: осуществляется блокировка ресурсов, распространяющих экстремистский и деструктивный контент, введены обязательства для платформ по удалению материалов, нарушающих законодательство, а также созданы инструменты мониторинга цифровой среды.
Медиа играют ключевую роль в формировании восприятия конфликтов, превращаясь из источников информации в инструменты влияния. В условиях украинского кризиса медиаполе стало ареной конкурирующих нарративов, где государственные, иностранные и альтернативные источники создают разрозненные картины происходящего. Национальные СМИ, как правило, транслируют официальную позицию, поддерживая внутреннюю стабильность и формируя последовательное понимание событий. В то же время иностранная пресса зачастую действует в рамках собственных политических интересов, что может вести к искажению фактов, одностороннему освещению конфликта и формированию предвзятого отношения к России.
Наряду с информационным воздействием, цифровой кризис имеет ярко выраженное экономическое измерение. Кибератаки способны парализовать работу предприятий, привести к утечке данных, финансовым потерям и снижению доверия к цифровым системам, что в совокупности тормозит развитие цифровой экономики. Даже кратковременные сбои в функционировании инфраструктуры могут иметь серьезные последствия, особенно с учетом высокой степени цифровизации многих отраслей. Россия, сталкиваясь с подобными угрозами, последовательно укрепляет защиту критически важных объектов ИКТ, развивает собственные технологические решения и совершенствует нормативную базу регулирования цифровой среды.
Российская Федерация последовательно продвигает концепцию цифрового суверенитета как одну из основ своей внешнеполитической и информационной стратегии. На протяжении последних десяти лет Россия подчёркивает необходимость создания многополярной и справедливой архитектуры цифрового пространства, в которой каждая страна имела бы право на независимую цифровую политику, защиту информационных ресурсов и сохранение культурной идентичности в интернете. С началом украинского кризиса акценты российской политики в цифровой сфере стали ещё более четкими. В официальных заявлениях выступлениях МИД РФ и президента подчеркивается, что Россия подвергается массированной информационной и киберконфронтации организуемой преимущественно западными странами.
Украинская сторона в вопросе цифровой политики последовательно позиционирует себя как жертву гибридной агрессии, в которой киберпространство используется как одно из ключевых направлений атаки. С 2014 года Украина называет Россию инициатором информационно-психологических операций и разрушительных кибератак, направленных на дестабилизацию государственного управления разрушение общественного доверия и запугивание населения. Украина активно интегрирует свои цифровые инициативы в западные структуры с 2022 года значительно усилилось сотрудничество с ЕС и НАТО в области информационной безопасности развиваются платформы киберобмена с Microsoft Amazon и другими компаниями продолжается миграция государственных сервисов в облачные дата-центры на территории стран ЕС и США. Ключевым идеологическим посылом украинской цифровой повестки является утверждение, что интернет должен оставаться «открытым и свободным» но при этом контролируемым в смысле борьбы с дезинформацией.
Коллективный Запад выступает с позиции технологического доминирования и стандартов подчеркивая свою роль как защитника «цифровых свобод» и «либеральных ценностей» в интернете. Однако на практике политика ЕС США и НАТО характеризуется одновременно и активной борьбой с альтернативными точками зрения, и активным вмешательством в цифровые процессы других государств. С начала украинского конфликта западные организации усилили меры по синхронизации цифровой политики между собой включая работу аналитических центров и разведслужб начали финансировать проекты по контрпропаганде на платформах социальных сетей поддержали многочисленные санкции против российских IT-компаний, а также отключение России от международных платформ и сервисов. Также в риторике Запада нарастает тенденция к созданию новых стандартов цифрового регулирования направленных на сдерживание «вредоносных государств».
Развивающиеся страны и региональные объединения такие как БРИКС ШОС и Африканский союз занимают взвешенную и прагматичную позицию в отношении цифрового кризиса, вызванного украинским конфликтом. Хотя большинство из них формально избегают жёсткой политизации вопроса на практике они всё чаще заявляют о необходимости цифрового нейтралитета и недопустимости цифровой дискриминации. Некоторые страны Латинской Америки Африки и Азии отказываются присоединяться к западным цифровым санкциям выступают за децентрализацию глобального цифрового управления создают собственные региональные платформы и облачные сервисы. Региональные организации также начинают продвигать идею цифрового суверенитета аналогичную российской.
Примеры цифровых атак и их последствия. Цифровое измерение украинского кризиса не ограничивается лишь политикой или риторикой – оно материализуется в конкретных актах воздействия: кибератаках взломах операциях по психологическому влиянию и деструктивных информационных кампаниях.
С начала 2014 года Украина столкнулась с массовыми кибератаками, направленными против государственных и инфраструктурных объектов. Наиболее резонансные инциденты включают Атаку BlackEnergy (декабрь 2015 года). Эта атака считается первым в истории успешным кибервмешательством, вызвавшим отключение электроэнергии в масштабах целого региона. В результате действия вируса BlackEnergy и вспомогательных скриптов вредоносные группы получили удалённый доступ к системам энергокомпаний в Ивано-Франковской области отключив подстанции. По данным аналитиков атака имела высокую степень координации и преднамеренную стратегическую цель: вызвать хаос подорвать доверие к государственным институтам и продемонстрировать уязвимость ключевой инфраструктуры. Вирус NotPetya (июнь 2017 года) является одним из самых разрушительных вредоносных воздействий в истории интернета поразившим государственные и частные системы Украины, а затем распространившимся глобально (в том числе на системы в России Европе и США). Изначально замаскированный под финансовое ПО NotPetya уничтожал информацию парализуя работу госорганов банков транспортных компаний. Ущерб только в Украине составил сотни миллионов долларов, а глобальные потери превысили $10 млрд.
Информационное поле конфликта превратилось в арену борьбы за интерпретации эмоции и факты. Кампании по дезинформации сопровождают почти каждый этап кризиса начиная с Евромайдана 2013–2014 годов. «Firehose of Falsehood» (термин RAND) модель «пожарного шланга лжи» описывает массовое многоканальное распространение недостоверной информации – с высокой скоростью в больших объёмах без оглядки на согласованность. Эта модель приписывается в первую очередь российским СМИ и Telegram-каналам, однако сами российские аналитики отмечают, что аналогичные подходы активно применяются Западом особенно через НКО и англоязычные медиа (BBC CNN). Deepfake и ИИ-технологии с 2022 года наблюдается рост технологически сложных фейков включая видео с якобы «президентом Украины» «капитуляцией ВСУ» и др. Большинство таких фейков быстро разоблачались, но уже успевали вызвать краткосрочную дезориентацию среди населения.
Последствия цифровых атак и информационных операций не ограничиваются моментальными эффектами они приводят к долгосрочным изменениям в экономической инвестиционной и общественной сферах. Экономический ущерб согласно докладам международных консалтинговых агентств и украинского правительства совокупный ущерб от кибератак (включая NotPetya) превышает $1 млрд. Особенно сильно пострадали банковский сектор, госфинансы, логистика и транспорт (включая аэропорты ж/д) компании, работающие с персональными данными. Отток IT-компаний и инвестиций с 2014 года в связи с рисками цифровой безопасности из Украины частично ушли такие компании как IBM Oracle и ряд облачных провайдеров.
Международное сотрудничество в условиях цифрового кризиса, развернутого на фоне украинского конфликта, приобретает всё более многослойный и противоречивый характер. С одной стороны, на глобальном уровне усиливается взаимодействие государств, технологических платформ, международных организаций и исследовательских институтов, объединенных общей задачей – борьбой с киберугрозами и деструктивной дезинформацией.
В период с 2014 года международное сообщество начало активизацию совместных мер в сфере информационной безопасности и цифрового контроля. Конфликт вокруг Украины стал катализатором для множества инициатив, прежде всего на площадках ЕС, НАТО, ОБСЕ, а также в рамках G7.
Западные государства, в первую очередь США и страны ЕС, стали формировать собственные системы противодействия дезинформации, привлекая крупные медиаплатформы, такие, как Google и Twitter/X. Сотрудничество стало выражаться в создании специальных подразделений, занимающихся «фактчекингом», маркировкой контента, а также в алгоритмической фильтрации альтернативных нарративов. Этот подход позиционировался как «оборонительный», но вызвал критику со стороны ряда стран и аналитиков, так как в нём проявлялись признаки информационной монополии.
На региональном уровне определённую активность проявили организации, такие как ШОС и БРИКС. В их рамках усилились дискуссии о необходимости создания собственных механизмов информационной защиты, не зависящих от западных платформ. Была подчеркнута идея технологического суверенитета и цифровой справедливости. В ряде заявлений подчеркивается, что борьба с дезинформацией не должна становиться прикрытием для вмешательства во внутренние дела государств и подавления альтернативных точек зрения.
На фоне этих процессов особенно интересна роль Организации Объединённых Наций. Несмотря на свои формально нейтральные принципы, ООН в последние годы также начала вырабатывать подходы к регулированию цифровой сферы, в том числе к вопросам кибербезопасности, этики искусственного интеллекта, трансграничной передачи данных и информационных интервенций.
Однако, несмотря на некоторый прогресс, позиция ООН остаётся ограниченной слабой юридической обязательностью резолюций, а также постоянными попытками западных стран использовать площадку организации для продвижения собственных трактовок информационной угрозы. Россия, в свою очередь, продолжает продвигать идею глобального договора о неиспользовании ИКТ в военных и подрывных целях, но эта инициатива пока не получила широкой поддержки, в силу сохраняющегося глобального недоверия между цифровыми державами.
Международное сотрудничество в цифровой сфере, ускоренное украинским кризисом, носит парадоксальный характер. С одной стороны, оно показывает стремление государств к согласованию политики в киберпространстве.
Цифровой кризис, ставший частью более широкого конфликта вокруг Украины, стал для Российской Федерации не только вызовом, но и стимулом к переосмыслению собственной цифровой стратегии. Россия, оказавшись в условиях нарастающего внешнего давления, информационной конфронтации и цифровой изоляции, ответила на угрозы формированием многослойной политики, охватывающей правовую, технологическую и международную сферы.
Концепт цифрового суверенитета стал краеугольным камнем российской стратегии в 2020-е годы. В условиях, когда основные цифровые платформы – от поисковых систем до социальных сетей – контролируются западными корпорациями, Россия всё более последовательно выстраивает нормативно-технологическую основу для независимого функционирования собственного цифрового пространства. Это проявляется в ряде законодательных и инфраструктурных инициатив.
Ключевой технической вехой стало развитие системы так называемого «суверенного интернета» – архитектуры, позволяющей при необходимости изолировать российский сегмент интернета от глобальной сети. Хотя подобные меры вызывают критику за якобы «изоляционизм», в условиях нарастающей цифровой фрагментации мира и открытых попыток отключения России от глобальных информационных сервисов, они рассматриваются как логичный шаг по обеспечению устойчивости и управляемости национальной цифровой среды.
Неразрывно связанной с понятием суверенитета стала стратегия по разработке и внедрению отечественных технологий. Уже в первые месяцы обострения украинского кризиса стало очевидно, что импортозамещение в сфере IT, ранее определявшееся как приоритет, должно быть реализовано в срочном порядке. В результате были приняты масштабные меры поддержки российских разработчиков: запущены налоговые льготы, грантовые программы и специальные венчурные инициативы.
Особую роль сыграло усиление взаимодействия государства с частным технологическим сектором, включая крупных игроков (Яндекс, VK, Ростех, КРОК) и развивающиеся стартапы. На фоне ухода ряда иностранных компаний, таких как Microsoft, Cisco и Oracle, Россия активизировала процессы создания функциональных аналогов.
Отдельным направлением российской стратегии стала системная работа по поддержке информационной безопасности, как внутри страны, так и за её пределами. Внутри страны эта политика реализуется через создание многоуровневой системы реагирования на киберугрозы: действует Национальный координационный центр по компьютерным инцидентам (НКЦКИ), развиваются отраслевые CERT-группы, проводятся регулярные учения, включая сценарии отражения масштабных атак на энергетику, транспорт и финансовую инфраструктуру.
За пределами России политика информационной безопасности принимает форму кибердипломатии и активного участия в международных платформах. Российские представители продвигают на ООН-площадках концепции запрета на использование ИКТ в агрессивных целях, а также предлагают создать международные механизмы расследования и пресечения кибератак вне зависимости от страны-инициатора.
Российская цифровая стратегия, сформированная в ответ на беспрецедентные вызовы последних лет, опирается на прагматичный курс: укрепление внутренней устойчивости, наращивание технологической независимости и формирование новой модели международного диалога в цифровой сфере, альтернативной униполярной логике глобального Запада. Российский подход к информационной безопасности исходит из понимания, что в XXI веке цифровая среда – это не только пространство коммуникации, но и фактор государственного суверенитета, стратегической устойчивости и глобального баланса сил.
Современный цифровой кризис, актуализировавшийся на фоне украинского конфликта, не только выявил уязвимости международного киберпространства, но и продемонстрировал необходимость его системного переосмысления. Перспективы цифровой политики в посткризисный период выстраиваются вокруг трех ключевых направлений: адаптации к технологическим изменениям, выработки универсальных правовых норм и обеспечения устойчивого развития инфраструктуры.
Адаптация к новым технологическим реалиям предполагает не просто принятие инноваций, но и осознание их политической, социальной и этической значимости. Возникающие технологии, такие как искусственный интеллект, квантовые вычисления, биометрические системы идентификации, а также архитектура Web 3.0, не являются нейтральными. Они становятся инструментами формирования глобальных влияний и даже асимметричного давления. На этом фоне государства, включая Россию, сталкиваются с вызовом необходимости быть не только потребителями технологий, но и их разработчиками, регуляторами и идеологами.
Параллельно развивается потребность в реформировании международного права применительно к цифровой сфере. Существующие юридические механизмы, включая базовые нормы Устава ООН, Женевские конвенции или даже нормы международного гуманитарного права, не охватывают большинство аспектов киберконфликтов, цифрового воздействия на общественное мнение, вопросов суверенитета над данными и правовых режимов интернет-пространства. Таким образом, возникает необходимость формирования новой нормативной базы, которая будет учитывать цифровую специфику XXI века. Россия последовательно выступает за разработку универсальных правил поведения государств в информационном пространстве, включая запрет на использование ИКТ для вмешательства во внутренние дела других стран, ведение кибервойн и вмешательство в избирательные процессы. Эти предложения уже были представлены в рамках рабочих групп ООН, но их продвижение сталкивается с сопротивлением ряда западных стран, не желающих утратить технологическое и информационное доминирование.
Важнейшей предпосылкой реализации всех вышеуказанных направлений остается устойчивое развитие цифровой инфраструктуры. Без надежной, независимой и технологически современной базы никакая цифровая стратегия невозможна. В этом отношении перед Россией стоят масштабные задачи. Необходимо не только обеспечить физическое покрытие связью всех территорий, включая удаленные и арктические регионы, но и построить систему дата-центров, распределенных вычислений, защищённых каналов передачи данных, совместимых с международными стандартами, но находящихся под полным национальным контролем. Проекты по созданию отечественных серверов, маршрутизаторов, программных платформ – всё это выходит за рамки локального развития ИТ-отрасли и превращается в вопрос национальной безопасности.
Перспективы развития цифровой политики для России и мира в целом определяются необходимостью стратегического, суверенного и сбалансированного подхода. В условиях цифровой турбулентности устойчивое развитие невозможно без переосмысления базовых понятий – от архитектуры сетей до философии интернета.
Цифровое измерение украинского кризиса стало одной из ключевых плоскостей современного глобального конфликта, определившей не только особенности информационного противоборства, но и зафиксировавшей стратегический поворот в подходах к понятию национального суверенитета, международной безопасности и технологий как ресурса власти. В процессе анализа выявлено, что цифровая сфера не просто сопутствует традиционным формам конфликта, а становится автономным полем действия – от кибератак и дезинформации до контроля над глобальными коммуникационными потоками.
Работа позволила зафиксировать, что в условиях конфликта Россия сформировала многоуровневую стратегию цифрового реагирования, акцентированную на защите информационного пространства, развитии собственного технологического потенциала и продвижении международных инициатив в области цифровой безопасности. При этом российская позиция акцентирует внимание на праве каждого государства на цифровой суверенитет, что особенно актуализируется в эпоху, когда глобальные цифровые платформы приобретают квазигосударственный характер, нередко нарушая принципы политического баланса, этики и международного права.
Рассмотренные в работе примеры кибератак, кампаний деструктивного воздействия и ответных шагов России, а также меры международного уровня показывают, что будущее конфликтов и их урегулирования будет всё в большей степени определяться не только военными и дипломатическими параметрами, но и архитектурой цифрового взаимодействия. Это требует от государств не просто пассивной адаптации к технологическим изменениям, а формирования активной цифровой политики – основанной на развитии, праве, инфраструктуре и идеологии.
В перспективе становится очевидным, что именно через призму цифрового пространства будут решаться ключевые вопросы глобального порядка: кому принадлежит информация, кто контролирует коммуникации, и кто определяет, что считать правдой. В этой связи Россия позиционирует себя как участник процесса цифровой трансформации, стремящийся не к изоляции, а к справедливому и многополярному подходу в построении цифрового мира.
Таким образом, цифровые аспекты украинского кризиса являются не просто производным от конфликта, а одной из его центральных точек. Осмысление этих процессов необходимо как для понимания текущей геополитической конфигурации, так и для проектирования будущей международной архитектуры безопасности, где цифровое измерение будет играть все более доминирующую роль.
.png&w=384&q=75)
.png&w=640&q=75)