Среди экологических преступлений у незаконной добычи (вылова) водных биологических ресурсов (далее по тексту статьи – ВБР) наибольший удельный вес как по Дальневосточному федеральному округу, так и по Российской Федерации в целом. Уголовная ответственность за данный вид браконьерства предусмотрена ст. 256 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Несмотря на широкую распространенность незаконной рыбалки в регионах, богатых рыбными запасами и длительно существующую практику применения уголовного закона России, а также тот факт, что уголовная ответственность за данный вид экологической преступности всегда существовала в уголовном законодательстве, до настоящего времени некоторые вопросы, касающиеся юридической оценки браконьерской добычи ВБР так и остаются нерешенными, а правоприменительную практику нельзя охарактеризовать как однозначно сложившуюся. Существующая ситуация в конечном итоге приводит к новым ошибкам в квалификации, в назначенном наказании, отражается на восстановлении социальной справедливости, исправлении виновных лиц и предупреждении воспроизводства браконьерских проявлений, сохранения биоразнообразия ВБР.
Причины подобных заблуждений лиц, применяющих уголовный закон, могут крыться и в самом законодательстве, а именно в пробелах и неточностях уголовного закона, и в недостаточном уровне навыков осуществления процедуры распознания объекта (квалификации) правоприменителя [2 с. 33].
Согласно другой точки зрения правоприменительные ошибки вызываются объективными и субъективными причинами. К первой группе следует отнести нестабильность общественных отношений, регулируемых нормами уголовного права, непоследовательность проводимой уголовной политики, наличие коллизий и дефектов уголовно-правовых норм.
В качестве субъективных предпосылок возникновения таких ошибок выступают абстрактность и оценочность некоторых признаков состава, требующих субъективной оценки, возможность для судейского усмотрения. Прямо пропорциональная зависимость между реформированием уголовного законодательства, появлением новелл и увеличением частоты ошибок очевидна. Подобная неотрегулированность законодательства также приводит к формированию разных подходов к пониманию одних и тех же субъективных и объективных характеристик составов преступления, в том числе и при незаконной добычи (вылове) ВБР [5 с. 29].
Квалификация такого преступления как незаконный вылов ВБР по его субъективной стороне предполагает скрупулезное выяснения внутреннего психического отношения лица к охраняемому объекту и предмету, совершенному посягательству (действию либо бездействию), избранному способу, орудиям и средствам совершения водного браконьерства, времени и месту производства незаконного вылова, ущербу причиняемому рыбным запасам.
Воля и сознание лица, руководящие его действиями, переводят состав из области законодательной модели, научной абстракции в область реального и действительного преступного посягательства, влекущего конкретные меры уголовно-правового реагирования.
Основываясь на психологическое концепции вины, которой придерживается большинство исследователей, в уголовном праве внутреннее психическое отношение лица может существовать в двух законодательно закреплённых формах: умысле и неосторожности. Однако, только лишь виной субъективная сторона состава не исчерпывается. В зависимости от воли законодателя в субъективную сторону некоторых составов преступления могут быть включены и факультативные признаки – мотив, цель, эмоции. Значение мотивов и целей, помимо их влияния на возникновения уголовной ответственности, усиление ответственности, влияние на индивидуализацию наказания и обусловлено тем, что на их основе и происходит формирование интеллектуальных и волевых элементов вины будущего преступления.
Вина как юридическая и психологическая категория отвечает за связь внутреннего мира человека с совершенным преступным посягательством, в связи с чем, именно вина является основанием субъективного вменения.
Преступления с материальным составом требуют более тщательного осмысления и анализа по сравнению с формальными составами, поскольку их психологическое наполнение больше, чем у формальных, и охватывает предвидения возможности или неизбежности наступления последствий, а также желание либо сознательное допущение, безразличное отношение к наступающим вредным изменениям объекта.
Вопросы сочетания интеллектуального и волевого критерия вины, образующего ту или форму вины посягательств на объекты водной фауны продолжают вызывать оживленные споры среди учёных. Большинство считает, что незаконный вылов ВБР может быть совершен только при умышленной формой вины [4 с. 406].
Однако встречается и иная точка зрения (достаточно редкая), что субъективная сторона браконьерства может проявляться как в умысле, так и в неосторожности. Подобное предположение основано на толковании положения о том, что деяние является неосторожным, только если это прямо указано законодателем в диспозиции статьи Особенной части УК РФ (ч. 2 ст. 24 УК РФ), в том случае, когда в норме уголовного закона четко не определена форма вины, то преступление может быть совершено как при умышленной форме вины, так и при неосторожной.
Данное мнение представляется спорным в силу того, что между отсутствием указания в правовой норме Особенной части УК РФ на форму и вид вины и, в связи с эти, признание возможности совершения этого деяния с любой формой вины нельзя ставить знак равенства, это не предполагает автоматического тождества. Более верные способом определения формы и вида вины является анализ самого действия (бездействия), способов его совершения, используемых орудий и средств, иных объективных признаков конкретного преступления (места, обстановки, времени).
Кроме того, п. 4 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 21 от 18.10.2012 отмечает, что при определении формы вины следует учитывать, что экологическое преступление может быть совершено умышленно или по неосторожности при условии, если об этом свидетельствуют содержание деяния, способы его совершения и иные признаки объективной стороны состава экологического преступления. Далее перечислены конкретные, преступления, которые могут быть совершены как умышленно, так и по неосторожности (ст. 246, часть 2 ст. 247, часть 1 ст. 248, части 1 и 2 ст. 250 УК РФ), также Верховный суд устанавливает, что преступления, предусмотренные ч. 3 ст. 247, ч. 2 ст. 248, ч. 3 ст. 250 УК РФ, совершаются только по неосторожности [1]. Таким образом, незаконная добыча водных биологических ресурсов не включена ни в группу преступлений, с умышленно-неосторожной виной, ни в группу чисто неосторожных преступлений.
Позитивно следует расценить то, что в современной отечественной уголовной доктрине в целом выработано однородное мнение относительно того, что незаконный промысел в отношении водных биологических ресурсов с субъективной стороны характеризуется только умышленной формой вины. Споры возникают по поводу того, какой вид умысла имеет место быть: только прямой или возможно наличие косвенного (эвентуального) умысла.
Основанием для таких споров выступают особенности конструкции состава части первой незаконной лова водных биоресурсов, который определяется в теории как формально-материальный. Если незаконная добыча (вылов) ВБР сопряжена и с причинением ущерба рыбным запасам в размере, превышающем 100 000 рублей (п. «а» ч. 1 ст. 256), то речь идет о материальном составе; формальным составом водное браконьерство будет, если незаконный вылов происходит с применением самоходного транспортного плавающего средства, запрещенных орудий лова и способов массового истребления представителей водой фауны, в местах нереста или на миграционных путям к ним, на особо охраняемых природных территориях, в зонах экологического бедствия либо в зонах чрезвычайной экологической ситуации (пп. «б», «в», «г» ч. 1 ст. 256 УК РФ). Законодательное различие прямого и эвентуального умысле проводится именно по отношению к наступившим последствиям, которые в материальном составе являются конструктивным признаком, а в формальном факультативным.
Такие ученые как Н.А. Лопашенко, А.И. Чучаев, Ю.И. Ляпунов, Э.Н. Жевлаков, А.В. Галахова придерживаются позиции что, преступление, предусмотренное ст. 256 УК РФ, может быть совершено только при прямом умысле в силу того, что виновный сознает, что незаконно занимается добычей водных животных или промысловых морских растений, и желает эти действия совершить.
Другой позиции придерживаются такие исследователи как А.В. Наумов и Б.В. Яцеленко, считая, что с субъективной стороны преступление, предусмотренное ст. 256 УК РФ, может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом. Так, умысел по отношению к незаконной добыче водных животных и растений, причинивший крупный ущерб, может быть как прямым, так и косвенным, а по отношению к другим видам незаконной добычи он может быть только прямым [3 с. 522].
Как видно из приведенных мнений сторонников разных позиций, вопрос о виде умысла при водном браконьерстве остается нерешенным.
Мнение о невозможности совершения исследуемого преступления с косвенным умыслом представляется более обоснованным по следующим соображениям.
Во-первых, браконьеры совершают действия, которые заведомо для них являются незаконными. Субъект осознает не только факт самой добычи ВБР (то есть, фактического характера своих действий), но и факта незаконного характера таких действий, то есть отсутствия у него сколько-нибудь законного основания для вылова (осознание общественной опасности посягательства на рыбные запасы).
Во-вторых, используя аргумент, что при прямом умысле виновный должен осознавать именно крупный ущерб и желать причинить ущерб на сумму не менее чем на 100 тыс. рублей, сторонники двух видов умысле тем самым подменяют желание наступления последствий на требование знания положений уголовного закона, подзаконных нормативных природоохранных актов относительно размеров причиненного ущерба (которая не является постоянной величиной, константой), который фактически служит для отграничения уголовно-наказуемой добычи ВБР от административного правонарушения, предусмотренного ч. 2 ст. 8.27 КоАП РФ.
В-третьих, не следует забывать также и о том, что сектор теневой экономики, связанный с браконьерским разграблением природных богатств, относится к числу наиболее прибыльных после торговли наркотиками, оружием, людьми. То есть, в основе браконьерства лежит корыстная мотивация – стремления незаконно обогатиться, извлечь доход, наживиться, что говорит о прямом умысле виновного лица.
По приведенным основаниям можно сделать вывод о том, что квалифицируемая по ст. 256 УК РФ незаконная добыча (вылов) водных биологических ресурсов может быть совершена только с прямым умыслом.
Прямой умысел свидетельствует об антисоциальной установке личности браконьера, его негативном отношении к объекту уголовно правовой охраны – общественным отношениям, по охране и рациональному использованию ВБР, сохранении их биологического разнообразия, хищническом отношении к предмету преступления. Данное обстоятельство должно быть обязательно учтено судами при назначении наказания в целях восстановления социальной справедливости также и для будущих поколений, рискующих не застать даже нынешнего биологического разнообразия, предупреждения воспроизводится этого вида экологического преступления и исправления осужденного.
