История становления принципа добросовестности в российской гражданском праве

В настоящее время принцип добросовестности рассматривается учеными как один из основных принципов гражданского права. При этом содержание самого принципа, как отмечается в литературе, «означает осмотрительность, разумную осторожность, уважительное отношение к праву и контрагенту, исправное выполнение своих обязанностей. В этом смысле она может быть отождествлена с каждым из этих качеств или с их комбинацией» [2, с. 132].

Нормативное закрепление в действующем гражданском законодательстве принципа добросовестности осуществляется, прежде всего, в п. 3 ст. 1 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) [1], которая устанавливает основные начала (иными словами – принципы) гражданского законодательства. Положениями данного пункта закрепляется, что при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. Также следует отметить, что ч. 4 указанной статьи устанавливается, что «никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения», иными словами, формируется запрет на недобросовестное осуществление прав.

Уместно отметить, что указанная выше норма – не единственная, в которой упоминается принцип добросовестности как нравственное начало частноправовых отношений. Также, например, действующий ГК РФ, кроме указанных выше положений, устанавливает правило о том, что стороны должны действовать добросовестно при установлении и исполнении обязательства, а также после его прекращения, что закреплено, в частности, положениями п. 1 ст. 10, п. 3 ст. 307 ГК РФ.

Как видим, в действующем гражданском законодательстве РФ данному принципу уделяется значительное внимание. Однако, прежде всего, следует отметить, что данный принцип не является «изобретением» отечественной российской правовой науки. Он был имплементирован в национальное законодательство из положений римского права. Об этом справедливо говорится учеными в литературе: «Отправной точкой для формирования принципа добросовестности в отечественном гражданском праве, безусловно, является римское частное право. Целый ряд древнейших отношений доклассического и классического периода римского частного права был основан на bona fides и защищался исками доброй совести. Уже тогда на место строго формальной юридической практики приходит концепция утверждения справедливости» [11, с. 118].

Действительно, в прямом смысле российскому праву принцип добросовестности не был характерен. Это объясняется историческими особенностями, которые не располагали к восприятию данного принципа как в силу объективных, так и субъективных причин. Так, например, рассматривая нормы одного из первых правовых памятников Руси в период становления государственности – Русской Правды (как в Краткой, так и в Пространной редакциях), то увидим, что там упоминается понятие добросовестности. Однако оно не рассматривалось как частноправовой принцип, а относится, скорее, к уголовному процессу. Так, Русская Правда предусматривала две процессуальные формы досудебной подготовки дела: гонение следа и свод. Гонение следа представляло собой розыск виновного лица по его следам. Свод, в свою очередь, представлял собой обнаружение изъятого из объема принадлежащей потерпевшему собственности предмета у другого лица. Процесс свода при этом представлял собой установление добросовестности приобретения данного предмета [6, с. 105]. Эта обязанность возлагалась на то лицо, у которого вещь была обнаружена. Таким образом, категория добросовестности подразумевала отсутствие у лица осознания преступного происхождения спорной вещи и, таким образом, через доказательство добросовестности владения лицо освобождалось от обвинения в совершении хищения.

В последующих нормативно-правовых актах принцип добросовестности отражения не находил, в том числе, и вследствие того, что Судебники 1497 и 1550 годов содержали, прежде всего, нормы, связанные с организацией государственной власти, а также нормы, которые в настоящее время, в соответствии с предметом их регулирования, следует отнести к уголовным и уголовно-процессуальным. Так, характеризуя Судебник 1497 г. как памятник русского феодального права и подчеркивая указанный факт, Е. И. Осадчук пишет о том, что «основная задача законодателя была – определить основные начала отправления правосудия и поставить их под контроль центральной власти. Поэтому содержание Судебника почти исключительно процессуальное. … Только в конце Судебника помещены случайные нормы частного материального права «О займах», «О иноземцах», «О изгородях» и т.д.» [8, с.218]. Исходя из сказанного выше, вполне логичным выглядит отсутствие упоминания о добросовестности как принципе гражданского права.

Следующим нормативно-правовым актом было Соборное Уложение 1649 г. Хотя данный документ в основном все так же содержал нормы публичных отраслей права, в нем содержались нормы, относящиеся и к регулированию частно-правовых отношений. При этом в Соборном Уложении было использовано понятие, близкое к современному понятию добросовестности – понятие «доброй воли». Данное понятие как принцип было установлено по отношению к возможности оспаривания заключения сделки. При этом смысл «доброй воли» был аналогичен современной добросовестности и вызывал аналогичные последствия. Так, владелец, действовавший по «доброй воле», имел права не возвращать полученные от такого владения доходы, до того как ему стала известна незаконность владения.

Как нравственная категория «добросовестность» в законодательстве России была впервые закреплена в период расцвета абсолютизма – в царствования Екатерины II. В указанный период широкое распространение получили так называемые «суды совести», которые разрешали отдельные категории дел, базируясь на нравственных принципах гуманизма (человеколюбия), уважения интересов ближнего и почтения к нему. При этом нравственные категории были использованы при формулировании требований, которым должен был отвечать судья – член «суда совести». В частности, судье надлежало быть «способным, совестным, рассудительным, справедливым и беспорочным человеком» [7, с.26]. Таким образом, «добрая совесть» как нравственная категория, была свойственна изначально процессуальному праву.

Как показало исследование законодательства периода становления и укрепления российского государства, а также становления и расцвета абсолютизма в России, рассматриваемый нами принцип добросовестности как принцип материального права, в праве не находил законодательного закрепления. Как справедливо отмечается учеными, он «определялся скорее на интуитивном уровне» [11, с.15].

Попытка законодательного закрепления понятия доброй совести, добросовестности как частно-правового принципа впервые было предпринято в проекте Гражданского уложения [3]. Такой шаг был результатом учета тех социально-экономических изменений, которые происходили в обществе на рубеже XIX- XX веков. Как отмечается в литературе, «Что касается развития принципа добросовестности в отечественном обязательственном праве, то оно во многом было обусловлено влиянием зарубежных правопорядков на российскую систему права в целом. Эволюция отечественного гражданского права предопределялась как потребностями имущественного оборота, так и тенденциями эволюционирования основных гражданско-правовых институтов частного права, прежде всего, Германии и Франции. Этот объективный фактор во многом объясняет, почему в XIX в. в отечественной цивилистике возникла дискуссия относительно того, необходимо ли отражать принцип добросовестности в гражданском законодательстве или нет» [10, с. 119]. Эта дискуссия привела к тому, что добросовестность в том или ином виде была предложена к законодательному закреплению в достаточно большом количестве статей Гражданского Уложения. Так, например, в Главе VI «Толкование сделок» в ст. 86 предлагалось закрепить, что «сделки должны быть изъясняемы по точному их смыслу, по доброй совести и намерению лиц, их совершающих». В Главе VII «Законная сила сделок», принцип добросовестности должен был найти отражение сразу в нескольких статьях. Так, например, ст. 92 закрепляла, что «сделки, законно совершенные дееспособными лицами в пределах принадлежащего им права распоряжения, имеют законную силу и подлежат исполнению по точному их смыслу, по доброй совести и согласно намерению сторон». В ст. 94, в свою очередь, устанавливалось, что «недействительны сделки, противные закону, добрым нравам или общественному порядку». В ст. 95 также говорилось о том, что «если не все содержание сделки, а только отдельные части ее оказываются противными закону, добрым нравам или общественному порядку, то сделка сохраняет силу в остальных ее частях…».

Учитывая содержание приведенных выше норм, изложенных в проекте Гражданского Уложения, отметим, что дореволюционное отечественное гражданское законодательство в виде указанного проекта, было попыткой заложить правовую основу добросовестности как принципа гражданского права.

Однако Гражданское Уложение так и не вступило в силу. Октябрьская революция 1917 года привела к смене не только власти, но и социально-экономического уклада. Таким образом, с приходом советской власти законодательная регламентация принципа добросовестности на определенный период перестала представлять актуальность.

Отметим, что нормативно данное понятие все же находило свое отражение. Так, например, понятие добросовестности в отечественном гражданском праве советского периода упоминалось применительно к институту виндикации в контексте защиты добросовестного приобретателя. В частности, в Гражданском кодексе РСФСР 1922 г. [4] устанавливалось, что «приобретатель признается добросовестным, если он не знал и не должен был знать, что лицо, от которого он приобретает вещь, не имело право его отчуждать». Вместе с тем, как отмечается многими учеными, «развитие отечественного гражданского оборота к тому времени остро нуждалось в подкреплении своей устойчивости требованием добросовестного поведения. … Судебная практика … нередко применяла критерий добросовестности для оценки поведения сторон обязательств. Именно суды приспособили для разрешения конкретных споров санкцию ст. 1 ГК РСФСР 1922 г., позволяющую отказывать в защите права лицам, поведение которых признавалось недобросовестным» [10, с. 118].

В ГК РСФСР 1964 г. [5] также понятие добросовестности было закреплено применительно к институту виндикации. Так, в ст. 152 «Истребование имущества от добросовестного приобретателя» устанавливалось, что «Если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не должен был знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя лишь в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли».

Также ст. 154 закрепляла недопустимость истребования денег и ценных бумаг от добросовестного приобретателя, а ст. 155, определяя расчеты при возврате вещей из незаконного владения, устанавливала правило, согласно которому «истребуя имущество на основании статьи 151 настоящего Кодекса, собственник вправе также потребовать от лица, которое знало или должно было знать, что его владение незаконно (недобросовестный владелец), возврата или возмещения всех доходов, которые это лицо извлекло или должно было извлечь за все время владения; от добросовестного же владельца - всех доходов, которые он извлек или должен был извлечь со времени, когда он узнал или должен был узнать о неправомерности владения или получил повестку по иску собственника о возврате имущества. Владелец, как добросовестный, так и недобросовестный, в свою очередь, вправе требовать от собственника возмещения произведенных им необходимых затрат на имущество с того времени, с какого собственнику причитаются доходы от имущества.

Добросовестный владелец вправе оставить за собой произведенные им улучшения, если они могут быть отделены без повреждения вещи. Если такое отделение улучшений невозможно, добросовестный владелец имеет право требовать возмещения произведенных на улучшение затрат, но не свыше размера увеличения стоимости вещи».

При этом, как уже отмечалось нами ранее, советское гражданское законодательство не знало закрепления добросовестности как принципа. По верному замечанию М. А. Цакоевой, «отражение принципа добросовестности в Гражданском кодексе России стало достижением лишь современного законодателя» [11, с.121].

Таким образом, как показало настоящее исследование, принцип добросовестности в российском гражданском праве прошел длительный период становления, оформившись в качестве такового только в действующем гражданском законодательстве. И именно поэтому и сегодня он требует глубокого теоретического осмысления, без которого его реализация не может быть полноценной.