Анализ взаимодействия языка и культуры сложен уже потому, что их области, если говорить о вербальной культуре, противопоставленной невербальной, не только взаимно пересекаются, но, как правило, язык, являясь способом существования вербальной культуры, в то же время сам является культурно-историческим образованием [1, с. 4].
Культура включает в себя регулятивные элементы: идеалы, нравственные нормы, традиции, обычаи и т.п. – в совокупности они составляют социальные нормы поведения, соблюдение которых является непременным условием сохранения общества как интегрированного целого. Особую роль в этом играет язык, так как язык, вернее речь (речевое поведение, речевая деятельность), – это средство передачи социального опыта индивидам, и в рамках этого опыта социальные нормы поведения, являясь одним из устойчивых фрагментов культуры, представляют собой специфически национальную форму проявления универсальной функции культуры. Национально значимые черты коммуникации определяются культурными и социальными параметрами, они переводят коммуникацию на уровень вербального и невербального поведения, характер которого зависит от «разделенного между членами общества знания стандартов восприятия, веры, оценки поведения» [9, с. 27].
Нормативность коммуникативного поведения людей, входящих в отдельную социальную группу, связана с усвоением ими правил межличностного общения. Как отметил Г.В. Колшанский, «если учесть, что феномен личностного фактора невозможно понять без учета коммуникативного взаимодействия людей, то, в свою очередь, приобретает первостепенное значение проблема анализа коммуникативного поведения субъектов общения. Её решение связано с исследованием взаимодействия личностей в коммуникативном процессе, ибо именно посредством общения происходит усвоение человеком социального опыта и формирование концептуальной картины мира, позволяющей ему ориентироваться в мире, использовать ее в своих жизненных целях» [5, с. 23].
Коммуникативное поведение – это эмпирически наблюдаемое и воспринимаемое адресатом внешнее проявление коммуникативной деятельности, и оно может быть речевым и неречевым [8, с. 23]. Речевое коммуникативное поведение – это совокупность правил и традиций речевого общения в определенных условиях коммуникации (этикетные формулы, соблюдение временных рамок, интервалы общения и т.д.). Неречевое коммуникативное поведение – совокупность правил и традиций, регламентирующих ситуативные условия общения, мимика и жесты, организация пространства в общении и др. Речевое и неречевое коммуникативное поведение тесно связаны друг с другом.
И речевое, и неречевое поведение коммуникантов регулируется едиными социальными нормами, речевое общение сверх того – специфическими для данного языка правилами. Наличие нормы позволяет определить различие между языком и речью как различие между нормой и отклонением от нормы. В основе нормы речи лежит этический принцип. Сам факт различения того, что находится в пределах нормы, является правильным, и того, что выходит за пределы нормы, является неправильным, представляет собой мнение общества о допустимом и недопустимом. Этический принцип позволяет отделить то, что одобряется и охраняется обществом, от того, что осуждает и против чего борется общество.
Наличие в языке явлений, закрепленных обычаем и отклоняющихся от обычая, называют узусом, и введение данного параметра нормативности позволяет определить различие между языком и речью как различие между общепринятым, закрепленным в обычае, распространенным и необщепринятым, случайным, нераспространенным. С этой точки зрения язык есть то, что объединяет речь значительных масс людей, образующих данный коллектив, т.е. то, что представляет собой узус, обычай, общие навыки, то, что характеризуется широкой распространенностью. Речь есть то, в чем различается говорение отдельных индивидуумов, образующих данный коллектив, то, что представляет собой окказиональность, случай, происшествие, событие, то, что характеризуется малой распространенностью. Понятие узуса принципиально отличается от понятия нормы: узус – это то, что наиболее распространено; норма – это то, что поощряется, поддерживается, одобряется [6, с. 47].
Для культурологических исследований семантические и операциональные аспекты речевых форм поведения не менее интересны, чем неречевые формы поведения, но семантический аспект речевых форм поведения представляется наиболее существенным для культурологических противопоставлений. Не ограничиваясь чистым явлением знаков, бытие вещей в области вербальной культуры выступает только как описание этих вещей при помощи знаков, и тем самым в культурологическом исследовании бытие вещей может существовать только как противопоставление одного описания другому.
Таким образом, рассмотрение одной лингвокультурной общности как узуальной, а другой как неузуальной (но только по отношению к узуальной) предполагает понимание узуса как совокупности форм речевого и неречевого поведения, и само это рассмотрение может вестись на: 1) узуальном речевом уровне; 2) узуальном неречевом уровне, на котором возможны случаи, когда неречевое поведение развертывается в вербальной форме и тем самым принадлежит в определенной мере к первому уровню или когда «невербальные средства коммуникации замещают речевое высказывание, сохраняя его структуру или передавая речевую структуру в измененном виде» [6, с.51]. Эти случаи можно рассматривать как не принадлежащие собственно вербальной культуре, но при описании их речевыми средствами они могут рассматриваться как пограничные, т.е. принадлежащие и вербальной, и невербальной культуре.
Следует отметить, что содержание терминов речевое / неречевое поведение остается проблемой коммуникативной лингвистики и функциональной стилистики, и к настоящему времени нет исчерпывающего представления о нем. В работах Т.Г. Винокур отмечалось, что интерпретация понятия «речевое поведение» должна опираться ровно столько же на сам факт осуществления речи, сколько на совершившийся для этого отбор языковых средств, мотивированный именно той суммой показателей, которые дескриптивная лингвистика отказывается принимать в расчет [3, с. 9]. Здесь под речевым поведением мы понимаем собственно общение и условия, которые определяют суть и характер общения.
Больший интерес для анализа и описания представляют формы неречевого поведения, которые сопровождают, а порой и заменяют речь. В работах по межкультурной коммуникации приводится немало примеров, подтверждающих смысловую важность знаков неречевого поведения в коммуникации. В статье Ю.Н. Завадовского [4, с. 418], анализирующего некоторые из них, исходя из имплицитного противопоставления одного узуса другому: «По одному древнему хадису, чтобы сказать просто нет, арабы поднимают голову (турки при этом прищелкивают языком), а чтобы выразить абсолютное отрицание, кусают ноготь на большом пальце правой руки, и затем быстро выбрасывают руку вперед... Нам приходилось наблюдать, как, для того чтобы подозвать кого-нибудь, европейцы протягивают согнутый указательный палец к себе, держа его повернутым кверху. Магрибинцы в этом случае поступают наоборот: они держат пальцы согнутыми книзу и делают жест, как если бы, они что-то скребли». Именно такие ситуации, являющиеся в сущности противопоставлением некоторых норм, принятых в определенном социуме, наиболее четко иллюстрируют зачастую неосознаваемые различия в технологии общения, которые, видимо, и составляют то, что мы называем этноспецификой невербального поведения некоторой лингвокультурной общности.
Два жизненных проявления человека – деятельность и поведение – различаются тем, что в деятельности поступки определяются сознательными целями и мотивами, а поведение нередко привычно, автоматизировано, при этом мотивы и цели уходят глубоко в подсознание. В соответствии с этим специалисты по теории речевой деятельности, психолингвисты, определяют речевую деятельность как мотивированное, определяемое целями сознательное речевое поведение, а речевое поведение – как моментное осознанной мотивировке, автоматизированное, стереотипное речевое проявление [7, с. 67]. Автоматизация речевого поведения объясняется прикрепленностью такового проявления к типичной, часто повторяющейся ситуации общения.
Носитель конкретной этнической культуры имеет сознание, состоящее из образов и представлений, бытующих в данной культуре, причем это сознание меняется от культуры к культуре. Языковое сознание (или «языковой образ мира», «языковая картина мира») носителя этнической культуры, формируемое в процессе «вхождения» в данную культуру, отличается определенными качествами. Современная когнитивная психология подразделяет их на перцептивные (сформированные в результате переработки перцептивных данных, полученных от органов чувств), концептуальные (формируемые в ходе мыслительной деятельности, не опирающиеся непосредственно на перцептивные данные) и процедурные (описывающие способы и последовательность использования перцептивных и концептуальных данных). Образы и представления, ассоциированные со словами, используются коммуникантами для построения мыслей при кодировании и декодировании речевых сообщений. Специфика общения при использовании национального языка заключается в особенностях построения речевой цепи, осуществляемого по правилам грамматики этого языка, и в специфике образов сознания. Следовательно, для достижения взаимопонимания необходимо, чтобы коммуниканты обладали, во-первых, общностью знаний об используемом языке и, во-вторых, общностью знаний о мире в форме образов сознания.
Сознание и нормативные стереотипы любой этнической общности во многом определяют лингвокультурное состояние последнего. Основным носителем этнокультурных норм служит язык, функционируя в качестве внутриэтнического коммуникативного средства передачи традиций, информации об истории и культуре народа.
В научной литературе выделяются различные виды компетенции: языковая, речевая, риторическая, когнитивная, интерактивная, жанровая, коммуникативная. Общеизвестно, что владение языком предполагает наличие у субъекта:
а) языковой компетенции, традиционно исследуемой и описываемой в плане лингвистических основ обучения;
б) речевой компетенции как сформированных механизмов восприятия и продуцирования иноязычных высказываний;
в) коммуникативной компетенции, которая характеризуется как способность к выбору и реализации программ речевого поведения в зависимости от способности человека ориентироваться в различной обстановке, т.е. его умение оценивать ситуацию с учетом темы, задач, коммуникативных установок, возникающих у участников до и во время беседы [9, с. 105].
С.И. Виноградов под коммуникативной компетенцией понимает совокупность личностных свойств и возможностей, а также языковых и внеязыковых знаний и умений, обеспечивающих коммуникативную деятельность человека [2, с. 121]. Структурно коммуникативная компетенция, по его мнению, состоит из 5 уровней, учитывающих: 1) психофизиологические особенности личности; 2) социальную характеристику и статус личности; 3) культурный фонд личности; 4) языковую компетенцию личности; 5) прагматику личности.
При таком понимании коммуникативная компетенция предполагает владение средствами языковой системы, наличие умений соотносить языковые средства с задачами и условиями общения, умение его организовать с учетом этнокультурных норм поведения.
В связи с этим целесообразным представляется рассмотрение понятия этикетного коммуникативного поведения и его доминант.
.png&w=640&q=75)
