Во второй половине XIX – начале XX в. изначально в странах Западной Европы и в России складывается несколько направлений и школ в юридической мысли, которые при объяснении понятия права и правовых явлений оперировали психологическими установками и аргументами. В целом можно сказать, что в это период складывается психологическое направление в юриспруденции, которое стало неотъемлемой частью теоретического правоведения. Интерес к психологическим аспектам правовой проблематики в разные периоды в последующем проявляется по-разному. Несмотря на значительную психологии права в разработки фундаментальных проблем теоретического правоведения, в настоящее время с трудом можно отыскать исследования, реконструирующие историю становления психологических теорий права. В основном проблемы психологической трактовки права изучаются в узко редуцированном варианте криминальной, пенитенциарной или судебной психологии.
В предлагаемом исследовании речь идет о некоторых аспектах разработки социально-психологических подходов к праву в творчестве одного из классических американских юристов ХХ в. К. Ллевеллина, с именем которого связно становление «американского правового реализма».
«Американский правовой реализм», а также его философские основы обретают свои осязаемые формы в начале ХХ века. Ряд ученых: К. Ллевеллин, Дж. Фрэнк, В. Кук, Г. Олифант, А. Мур преисполненные сил и энтузиазма сделать следующий шаг в развитии научной мысли бросили вызов традиционной юриспруденции, подвергнув критике ее консерватизм, формальный подход и абстрактность суждений.
Особый интерес представляет «философия в действии» Карла Ллевеллина, в которой он отходит от каноничных теоретических основ и как будто действует за рамками базовых предписаний и языковых шаблонов, что в последствии привносит в американское течение правового реализма мультикультурную составляющую, а также выделяет его в самостоятельное направление. К. Ллевеллин сосредотачивается на изучении именно практического, жизненного опыта, абстрагируясь от описания теоретических процессов.
В 2009 году Издательство Кембриджского университета выпустило сборник работ под названием «О философии в американском праве» («On Philosophy in American Law») [7].
Заглавной статьей сборника выступает работа Яна Брукмана (Jan M. Broekman), в которой автор задается вопросом: «Какие идеи заложены в подходе Карла Ллевеллина к изучению философии права и остаются ли они актуальными для нас сегодня?».
Для ответа на этот вопрос Я. Брукман, как бы следуя методологии самого Ллевеллина, предполагающей в том числе изучение социальных особенностей и фактического опыта, отмечает важным рассмотреть несколько вариантов изложения биографии юриста современными исследователями для формирования полной картины о факторах, повлиявших на формирование его философских и правовых убеждений.
Так, по мнению немецкого правоведа В. Фикенчера [3], существенный вклад Ллевеллина в юриспруденцию был обусловлен влиянием на него немецкого воспитания, сложностями боевого опыта армейской службы в немецкой армии, на которую он попал ввиду административной ошибки, а не по собственному желанию, а также пост-европейского периода, когда ученый возвращается в Штаты, заново учит английский язык и принимает американские ценности, и таким образом формирует свежий взгляд на проблемы юриспруденции.
Вместе с тем Я. Брукман указывает на два спорных момента относительно вывода В. Фикенчера: «…почему свежий взгляд на юридические проблемы настолько исключителен и требует ли он такого многокультурного жизненного опыта?».
Другой современный ученый Брайан Лейтер [5] в отличие от своего немецкого коллеги отмечает приверженность Ллевеллина германофильским взглядам, подчеркивая, что именно они способствовали его добровольному решению записаться в ряды 78-го прусского пехотного полка, в составе которого он принял участие в Первой мировой войне, получил ранение и был удостоен награды – Железного креста. Что касается университетской послевоенной жизни в США, то тут согласно Лейтеру несмотря на успехи в Йеле, Ллевеллин наибольших результатов добивается в Колумбийской юридической школе, став ее главной фигурой, а само учебное заведение характеризует «плодородной почвой для нового юридического реализма».
Здесь Ян Брукман поясняет: «Из этой биографии мы могли бы сделать вывод, что увлеченность, связанная с германофильским подходом, иллюстрирует, как жизнь может взять верх, над дисциплинированным разумом, который не зависел бы от фактического вопроса о том, была ли его служба вызвана административной ошибкой или личным решением. Георг Либман предположил то же самое, ярко описав «симпатию Ллевеллина к немецкому делу» [6], подход, который по-разному понимается в европейских странах, чем в Соединенных Штатах, точно также, как по-разному понимается значение философии».
Автор публикации подчеркивает, что для понимания истинных причин, повлиявших на формирование взглядов Ллевеллина необходимо абстрагироваться от эпизода его армейской службы и обратить внимание на то, что именно политическая идеология Германии того времени, наряду с философией представляли наибольший интерес для американского юриста, тем самым оказывая влияние на его дальнейшую научную деятельность. Поворотным моментом можно считать период его работы в качестве приглашенного профессора в Лейпциге, Германия (1928–1929 гг.), где он был одним из участников движения за свободное право, Freirechtsbewegung, главным лозунгом которого было утверждение о том, что «…право не принадлежит ученым-юристам, которые предлагают доктринальные рассуждения о социальной реальности, а существует для людей».
Я. Брукман также отмечает, что именно немецкая историческая школа того же периода оказала влияние на американский правовой реализм и стала предшественницей социологии права. Автор поясняет, что историческая школа хотела ограничить или даже отменить правовую доктрину и формальное принятие судебных решений в юриспруденции в пользу понимания того, что все право встроено в национальный контекст, Volksgeist («дух народа»), также предусматривающий исторический контекст, которым юристы должны руководствоваться при принятии своих решений.
В немецкой исторической школе права К. Ллевеллин словно находит подтверждение своим собственным убеждениям, в статье автор этого не пишет прямым текстом, но ненавязчиво подталкивает читателя к подобному умозаключению. «Всего через несколько лет после того, как Ллевелин познакомился с исторической школой, влиятельный немецкий юрист Карл Ларенц провозгласил, что Volk («община», «народ», «этническая принадлежность») является целью и первоисточником права. Закон берет свое начало в народе и должен вернуться к нему, стремясь соответствовать жизни народа согласно образам подлинной справедливости, производимой людьми, как высшее выражение их природы [4]. Соответственно юристы должны использовать индуктивные рассуждения и строго эмоциональный подход к праву, а не формалистические дедукции». Анализ данного суждения как раз и показывает общность взглядов Ллевеллина с немецкой исторической школой права, ведь именно с аналогичным подходом он дискутировал против ортодоксальности Лэнгделла.
Что касается актуальности обозначенных подходов, то тут Ян Брукман ссылается на решение Конституционного суда Германии, которым он определил главенство немецкого законодательства над Маастрихтским договором Европейского союза (1993) в деле 1994 года Бруннер против Европейского Договора (Brunner v. European Treaty). Суд постановил, что «каждый из народов отдельных государств является отправной точкой для государственной власти, относящейся к этому народу», так что «если Союз выполняет суверенные задачи и осуществляет суверенные полномочия, то это в первую очередь национальные народы государств-членов… должны обеспечить демократическую легитимность». Таким образом, поясняется в статье, суд сослался на философский климат исторической школы, с которым Ллевеллин столкнулся в Германии. Убеждения, которые легли в основу этого дела, все еще отражаются в политической реальности союза, и они основаны на взглядах, выраженных Карлом Ллевеллином.
Конституционный суд Германии постановил, что союз не является «общиной» (Volk), он не является демосом в этническом понимании (понимании, в контексте биографического опыта Ллевеллина), и что поэтому Евросоюз может обеспечить только дополнительный демократический режим [2]. Этот кейс и его многочисленные юридические и философские последствия стали отправной точкой для появления массива литературы по существу и форме права в современном европейском контексте [1].
Нельзя не согласиться с выводами Я. Брукмана, который подчеркивает: « …юридический реализм Ллевеллина был не просто его принятием новой интеллектуальной перспективы, а скорее убеждением, которое глубоко укоренилось в широко признанной идеологии ХХ века и которая составляла важную часть жизни Ллевеллина…Современное возрождение старых доктрин предполагает, что мы должны перечитать Ллевеллина и пересмотреть его мотивы, признав, что его понятие жизни в праве сформировало его собственную доктрину о праве в жизни».
Анализ работ К. Ллевеллина и иной комментаторской литературы позволяет сделать вывод о том, что, во-первых, для разъяснения характера правовых взглядов того или иного ученого существенное значение имеют портретные характеристики, а во-вторых, что природы правового реализма, как интеллектуального движения в США, начиная с О. Холмса и вплоть до наших дней, приобретает отчетливые контуры лишь в том случае, когда идеи его представителей рассматриваются не сами по себе, а в контексте их связи с европейскими истоками, с точки зрения преемственности и новизны в подхода к анализу права, в данном случае с социально-психологической точки зрения.
.png&w=640&q=75)
