Одной из самых чувствительных и злободневных тем общественно-политических дискуссий и юридической науки в постсоветский период является импортирование и внедрение «чужих» шаблонов правовой реальности. Этот процесс может наблюдаться и в более широкой исторической перспективе. Самый показательный пример в этом отношении представляет собой рецепция римского права в странах Западной Европы. Этот процесс завершился в итоге резким отторжением римского права, которое, с одной стороны, безусловно, сформировало почти всю современную юридическую догматику, а с другой стороны, те процессы социального, политического, экономического, научно-технического и культурного развития, которые происходили в XIX в., никак не могли мириться со сдерживающим развитие эффектом, который был связан с консерватизмом прежних правовых конструкций и подходов, а также доминированием абстрактного юридического романтизма эпохи рациональной естественно-правовой доктрины.
Реалистический подход в современной юриспруденции означает не слом и насильственное внедрение правовых ценностей, идеалов, конструкций и практик, а прежде всего изучение внутренних потребностей российского общества, политической системы, механизмов государственного управления, правовой системы и правосознания, правовой ментальности и факторов социокультурной среды правового взаимодействия и правового общения.
Кроме того, особенно в наше время по-прежнему сильное влияние оказывает на западную литературу идеология, которая традиционно замыкается на признании собственной центральной роли. Так, известный немецкий философ М. Хайдеггер принципиально подчеркивал, что то, что называется словом «философия», является лишь историей западноевропейской культуры, так как интеллектуальная история последней и есть, по его мнению, история философии [1, c. 27]. Если следовать его тезису, то можно было сказать, что при таком подходе никакой западной философии не существует, так как история того, что он называет философией, определяется не вообще западноевропейской интеллектуальной традицией, а античной, в особенности греческой, философией. Чрезвычайно сильной является роль политических лозунгов и в целом политической этики в правовом мышлении западного общества. Поэтому зачастую многие современные, по крайне мере, возникшие в ХХ в. правовые доктрины и концепции становятся понятными лишь на основе продолжения или предположения определенных принципов конкретной политической идеологии, например, о демократии, индивидуальной свободе, правах меньшинств и т.п.
Анализируя национальную литературу, например, американскую, немецкую и российскую, по вопросу о предмете и наборе юридических дисциплин, можно, в частности, отметить, что, скажем, в немецкой традиции философия права и теория права с трудом различимы. Один из наиболее авторитетных немецких правоведов и философов второй половины ХХ в. А. Кауфман не раз подчеркивал, что существование теории права наряду с философией права «можно объяснить только исторически» [2, S. 8]. Он, в частности, в 1980 гг. писал (этот тезис повторялся и в последних прижизненных изданиях «Введение в философии права…», 2001 г.): «Хотя название «теория права» старое, его использование для специальной дисциплины науки права вряд ли насчитывает более чем три десятилетия. Однако же дисциплина «теория права» так же совсем не нова, ведь то, что в 19 в. до начала 20 в. имело силу под этикеткой «общее учение о праве», хотя и не то же самое, но все же нечто очень схожее с сегодняшней теорией права» [2, S. 8]. В структуре немецкой системы юридического образования философия права и история права относятся к базовому блоку дисциплин, освоение которых рассматривается как необходимое условие, например, для судейской деятельности. Теория права не изучается в этой стране, так же как, скажем, в России. Или же, например, в американском юридическом образовании, которое чрезвычайно разнится от штата к штату, философия права изучается традиционно лишь в форме специальных курсов и освещения отдельных проблем философско-правового характера (своего рода партикулярная философия права). В каждом случае мы можем констатировать, что американская философия права имеет весьма односторонний региональный фокус, акцентируя внимание на философско-правовом обсуждении проблем американского общества, например, особенно сильны традиционные темы расизма, феминизма, междисциплинарных исследований права в соотношении с экономикой, политикой, обществом и т. п. В немецкой юридической литературе по-прежнему приоритетными являются темы идеалистического плана, в частности, о критериях научности юриспруденции, о естественно-правовом мышлении, о правовой системе и особенно о юридической догматике. Новые направления весьма осторожно обозначаются как «тенденции», в которых фиксируется устойчивый интерес исследователей к определенной проблематике, например, по вопросам соотношения биоэтики и права, или о повышении значения процедурного компонента в уголовном праве и т. п.
Перспективы реализма в западной юридической литературе обусловлены целым набором факторов, действующих не только конструктивно на совершенствование соответствующей философско-методологической стратегии, но и существенно искажающих ее содержание и эвристические возможности.
Сегодня отчетливо наблюдается тенденция к тому, чтобы редуцировать реализм в области юриспруденции до очень узкого ракурса, который ничего другого не замечает перед собой, как только факты – социальные или психологические. Вместе с метафизикой, как главным врагом современных «реалистов», отбрасывается в сторону и само понятие права. Причем их стремление избежать всякого соприкосновения с правовыми понятиями и идеями приводит к другой очевидной крайности, когда мысль о факте становится почти метафизической. По своей сути, нового в этом ничего нет. Установка на то, чтобы признавать реальность только одних явлений, притом исключительно явлений материальных, была отчетливо сформулирована софистами в античности. Несущественными для «реалистов» сегодняшнего дня часто признаются любые рациональные конструкции, а обращение с фактами преисполнено моментов мистицизма и гадательности. Соответственно философские или даже социологические подходы к трактовке реализма зачастую с трудом применяются к большинству идей современных течений в некоторых региональных версиях «правового реализма».
Весьма искаженной представляется картина правового реализма, которая в центр помещает радикальные варианты эмпиризма и прагматизма.
С позиции анализа обозначаемых как реалистические подходы к праву в контексте истории правовой мысли ХХ в. и настоящего времени можно определенно говорить о том, что лишь у эмпириокритиков появляется более или менее отчетливая попытка в русле эмпирической философии права объяснить и разработать понятие опыта. Феноменологическая же трактовка во всех ее вариантах, особенно гуссерлианском, несмотря на нацеленность на освоение только «вещей в себе» – всегда «сознание о» чем-то, максимально отгораживалась от любых реальных аргументов, конструируя особую логико-гносеологическую реальность права, которая по-прежнему оставалась и остается безразличной к эмпирической реальности и социальной действительности. Лучше всего основную установку применения феноменологического метода в области правопознания и правопонимания выразил И.А. Ильин, говоря об обретении юриспруденцией подлинно научного значения только тогда, когда она максимально отрешится от любой практики.
В современной западной юридической литературе осмысление реализма в основном ограниченно: а) перетолкованием юмизма и неоюмизма в виде позитивистского критического правового реализма, б) выведения на передний план процессуальных аспектов и факторов права и правовой реальности, которые являются развитием одного из аспектов хорошо известного уже более века тезиса о роли деятельности как доминанты реализма и реалистического подхода в области социокультурного познания и правопонимания, в) различных вариантов феноменологического подхода в области права, нацелено на формирование особой гносеологической реальности права в виде предмета познания, а закономерности соответствующего типа реальности моделируются с помощью ссылок на эйдетические предпосылки, аналогичные платоновским идеям, и структуры реальности, г) о неком статистическом измерении фактического состояния правовой реальности в виде фиксируемого эффекта решения социальной проблемы и шаблонно-прогнозируемого поведенческого акта должностного лица.
