Антонио Гауди был крупнейшим, талантливейшим мастером модерна – стиля, выросшего на эклектике, но несшего в себе новые, рационалистические, свободные тенденции. Гауди использовал в своих зданиях конструкции (параболические арки, наклонные колонны, спирали и т.д.), построение которых предвосхитило поиски не только архитекторов, но и инженеров XX века.
Антонио Гауди (полное каталонское имя – Антони Пласид Гильем Гауди-и-Корнет) родился 25 (10) июня 1852 г. в городке Реус, недалеко от Барселоны, столицы Каталонии, в семье каменщика, кузнеца и чеканщика Франсиско Гауди-и-Серра и его жены Антонии Корнет-и-Бертран. Он был пятым, самым младшим ребенком, но с годами остался единственным: двое братьев скончались в младенчестве, третий умер, едва успев закончить учебу, вслед за ним из жизни ушла безутешная мать. Три года спустя скончалась сестра Роса, оставив на попечение Антонио малолетнюю дочку Роситу. Сам будущий архитектор с детства страдал ревматизмом, из-за чего не мог играть с другими детьми и проводил время за чтением или медленно бродил по окрестностям Реуса, любуясь морем, причудливыми скалами и оливковыми рощами. Восхищенно разглядывая все это, он учился подражать природе – лучшему из архитекторов. Другим источником его вдохновения была мастерская отца, где, по признанию самого зодчего, в нем пробудилось ощущение пространства. В отцовской мастерской Антонио учился ковать решетки, фонари, навесы так, чтобы они украшали дом и органично вписывались в его интерьер. Позже это стало важным принципом архитектуры модерна, в которой ярко заблистало имя Гауди. Пока же он окончил школу и отправился в Барселону, получив от отца благословение на самую надежную в мире профессию – строителя, созидателя. После 5 лет подготовительных курсов Гауди был принят в Высшую техническую школу архитектуры, где занимался с 1873 по 1878 гг., параллельно изучая различные ремесла (столярное дело, ковку металлов и др.) в мастерской Э. Пунти. Его дипломной работой стали кованые фонари, до сих пор украшающие площадь Пласа Реал в Барселоне [3, c.70].
После окончания учебы Гауди тут же угодил в армию, но из-за плохого здоровья большую часть службы провел в госпитале. После возвращения его взял в помощники местный барселонский корифей неоготического стиля Франсиско Вильяр. Расцвет неоготики в то время наблюдался по всей Европе, и юный Гауди восторженно следовал идеям энтузиастов этого стиля – французского архитектора и писателя Виоле-ле-Дюка (крупнейшего в XIX веке реставратора готических соборов, восстанавливавшего Собор Парижской Богоматери), и английского критика и искусствоведа Джона Рёскина. Провозглашенная ими декларация «Декоративность – начало архитектуры» полностью соответствовала собственным мыслям и представлениям Гауди, но еще в большей степени он испытал воздействие реальной местной готики с ее живописным сочетанием европейских и восточных, мавританских мотивов. Творчество Гауди принято делить на два периода: ранние постройки и постройки в стиле национального модерна (после 1900 года). Уже в 1878 г. Гауди спроектировал для богатейших заказчиков два здания – дом Висенс (Каса Висенс) в Барселоне и Эль-Каприччо в Комильясе, соединявшие простоту формы с изощренным богатством отделки. Каса Висенс – это диалог с арабской архитектурой. Асимметричное решение фасадов, ломаная линия крыши, геометрический орнамент, кованые решетки на окнах и балконах, яркий колорит за счет керамики – вот отличительные черты Каса Висенс. От еще одной ранней работы Гауди – Эль Каприччо (1883-1885) – создается особое впечатление изящества и легкости в отделке стен. Будучи трехэтажным, дом со стороны входа кажется одноэтажным. Вход оформлен в виде небольшого портика, увенчанного башней – минаретом, стены которой украшены изразцовыми плитками с изображением подсолнухов. Этот летний особняк на Кантабрийском побережье близ города Сантандера поражает своей экстравагантностью [2, c.552]. В 1878 г. Гауди отправился на Всемирную выставку в Париж, где познакомился с Эусебио Гуэлем. Этот богатейший человек Каталонии, текстильный магнат, был в душе мечтателем, стремившимся превратить Барселону в город будущего. Поверив в талант Гауди, он щедро обеспечивал его работой. Сперва были павильоны в усадьбе Гуэля в Педральбесе, потом – его винные погреба, церкви и часовни, предназначенные фабрикантом для своих рабочих «Колонии Гуэль». В 1890 г. Гауди выстроил для Гуэля дворец в центре Барселоны, позже взялся за обустройство по его заказу парка на склоне Лысой горы, нависающей над городом. Парк Гуэль был усеян сказочными домиками, лестницами, причудливо изогнутыми скамьями, фонтанами с мозайкой и лепниной. Один из домиков купил для себя Гуэль, в другом поселился сам архитектор с племянницей. Впоследствии весь парк приобрел муниципалитет Барселоны. Гауди стал модным, городские богачи выстроились к нему в очередь. Отец не раз предлагал ему жениться, чтобы продолжить род. Однако Антонио был целиком поглощен работой, не обращал на женщин никакого внимания. Известно, что за всю жизнь он оказывал знаки внимания только одной особе – Жозефе Моро, которая работала учительницей в рабочем кооперативе в Матаро – в 1884 г. Она не ответила взаимностью, и после этого Гауди с головой ушел в католичество. Архитектор считался замкнутым и неприятным человеком, грубым, высокомерным. Однако те, кто удостоился дружбы с ним, утверждали, что Гауди всегда был верным другом, доброжелательным, вежливым и приятным в общении. В молодости он выглядел как денди, носил дорогие костюмы, его стрижка и борода всегда были безупречны. Он слыл гурманом, постоянно посещал оперу, а строительные участки объезжал на собственном экипаже. В зрелом возрасте архитектор перестал следить за своей внешностью, неопрятно одевался, питался очень скромно. На улице его иногда принимали за нищего. Женщины никогда особо не интересовались этим плохо одетым, вечно горбящимся над чертежами, дымящим едкими сигарами человеком, который в 40 лет выглядел на все 60. При этом он, как и его отец, был строгим вегетарианцем, а из всех напитков пил только чистую воду, – возможно, это и позволило ему при всех болезнях прожить довольно долго [3, c.71].
В своих творческих поисках Антонио Гауди был чем-то близок художникам-примитивистам. Однако для него была совершенно не характерна статичность и неизменность творческой манеры. Гауди был человеком и архитектором своего времени. Он отразил иллюзии и фантазии нового века во всем их разнообразии [1, c.550]. Почти все его постройки находятся в центральных районах Барселоны, они имеют внушительные размеры и различаются по своему функциональному назначению. Творчество Гауди представляет собой одно из самых противоречивых явлений европейской архитектуры. Его называли преобразователем и революционером в архитектуре, пересмотревшим основы всех предшествующих стилей в конструктивном отношении и применившим новые строительные методы и материалы (железобетон, стекло, металл). Однако своеобразие Гауди заключалось в том, что прогресс строительной техники, в частности, появление железобетона, он использовал для имитации в своих сооружениях подлинных форм природы, подражая сложным линиям, свойственным скалам, деревьям. листьям, раковинам. Гуади использовал в убранстве зданий самые разнообразные формы и мотивы растительного и животного мира, создавая неожиданные образцы, противоречащие привычным представлениям о неподвижности. В городских постройках зодчий учитывал все, вплоть до архитектурного окружения своих проектов, чтобы они вписывались в облик города. Его произведения всегда тесно связаны с историей, с художественной традицией. Архитектора Гауди носит подчеркнуто местный характер. Многовековая испанская архитектурная традиция нашла в ней полное отражение и получила дальнейшее развитие. Его башни и башенки напоминают минареты или мусульманские беседки, а жилые дома сочетают готику и Барокко, классицизм и романтический стиль. Его архитектура, выросшая из прошлого и тесно связанная с ним, устремлена в будущее [1, c.551].
Конструкции Гауди опережали свое время необычной геометрией. Гауди избегал прямых линий, считая, что прямая линия – это порождение человека, а круг – порождение Бога. Со временем Гауди объявляет войну прямой линии и навсегда переселяется в мир кривых поверхностей, чтобы сформировать собственный, безошибочно узнаваемый стиль. Постройки архитектора включают в себя сложные естественные, органичные формы и пространственные конструкции: гиперболоиды, коноиды, геликоиды. Он впервые применил параболические арки, которые в дальнейшем стали одной из архитектурных черт его творческого почерка. Эти арки он использовал задолго до того, как инженерными расчетами была доказана их логичность.
История последнего, самого знаменитого проекта Гауди началась в 1874 г., когда молодой священник Маньяне явился к издателю Жозепу Бокапелье с идеей возвести в Барселоне грандиозный храм. Причем исключительно на пожертвования граждан, чтобы показать, как сильно они любят Бога. Отец Маньяне был убедителен, и издатель, возглавлявший по совместительству католическое общество святого Иосифа, объявил в своем журнале о сборе средств. В бурно растущей столице Каталонии нашлось немало верующих, готовых пожертвовать не только лишние тысячи, но и последние трудовые песеты. Будущую церковь решено было назвать Temple Expiatory de la Sagrada Familia – Искупительный храм Святого Семейства. Участок для него приобрели не в фешенебельном центре, а на окраине, в районе Эшампле, где паслись козы и теснились лачуги бедняков.
В 1882 г. епископ Барселоны торжественно заложил в основание храма первый камень. Затем начались проблемы: архитектор Франсиско Вильяр собирался строить обычную псевдоготическую церковь, каких полно в Каталонии, а заказчикам во главе с Бокабельей хотелось чего-то более грандиозного. После долгих препирательств Вильяр отказался от работы, сославшись на преклонный возраст. Нового архитектора долго не могли отыскать, пока кто-то не вспомнил про помощника Вильяра, молодого Антонио Гауди, которого одни считали гением, другие – сумасшедшим. Увидев его, издатель Бокабелья опешил: перед ним стоял невысокий голубоглазый мужчина с рыжеватой, уже начавшей редеть шевелюрой. Бакабелья сразу вспомнил, как в самом начале строительства ему было предсказано: «Ничего у вас не выйдет, пока за дело не возьмется рыжий человек с голубыми глазами». Такое совпадение нельзя было игнорировать, и возведение храма поручили Гауди. Не менее важно было то, что он сразу согласился на предложенный ему довольно скромный гонорар.
Загораясь каждой новой работой, Гауди всегда стремился к чему-то большему, чем строительство домов для буржуа. В зрелом возрасте он, прежде равнодушный к религии, обратился к Богу и захотел выразить свою любовь к нему – на равных, как Бах в своих мессах. Лучшим способом для этого было строительство храма, поэтому архитектор сразу принял предложение Бокабельи. В 1883 г., когда Гауди взялся за работу, на месте здания был громадный котлован, на дне которого возвышались стены недостроенной крипты – подземной часовни, где обычно устраивались захоронения. Быстро завершив ее, архитектор начал возводить верхний храм, но внезапно остановил работу. Он бесповоротно решил заменить неоготический проект Вильяра собственным, небывалым прежде, в котором колонны росли бы как лес, а башни напоминали скалы. Это требовало куда больше времени и денег, чем предполагали заказчики, и неудивительно, что они отказались финансировать проект. Гауди пришлось переключиться на другие заказы, но пять лет спустя некий анонимный благотворитель пожертвовал на храм громадную сумму – полмиллиона песет. Ходили слухи, что это был Эусебио Гуэль, понимавший, что Саграда Фамилия стала для его друга смыслом жизни.
Гауди с новыми силами взялся за строительство. По его замыслу храм должны были окружать три грандиозных фасада, посвященных смысловым центрам евангельской истории – Рождеству, Страстям Христовым и Второму пришествию. Над фасадами поднимались 12 башен-колоколен, которые символизировали апостолов, а в центре храма высилась увенчанная крестом главная башня, символ самого Христа, окруженная башенками четырех евангелистов. Над алтарной апсидой располагалась башня Девы Марии. По проекту Вильяра высота собора составляла 120 м, Гауди увеличил ее до 170 м, тем самым превратив собор в самое высокое здание Испании. Первым он начал возводить фасад Рождества, над которым начали подниматься к небу странные башни, очень похожие на те песчаные замки, что Антонио строил в детстве. Годом позже появилась апсида, украшенная снаружи множеством причудливых башенок и водосточных труб. На них Гауди вместо мрачных химер и горгулий рассадил выкрашенных в яркие цвета ящериц, голубей, улиток. Тогда же начал строиться клуатр – крытая галерея вдоль будущего храма, в которой рядом с апсидой была сооружена часовня святой Девы Розарии. После этого архитектор переключился на украшение фасада Рождества скульптурами и барельефами, воплощавшими земную жизнь Христа. Разделенный на три портала фасад венчал керамический кипарис, окруженный птицами, – символ церкви и ее паствы.
Наступил XX век, истекли 18 лет, отведенных Гауди для строительства, а он все еще достраивал первый фасад, увлеченно изучая законы акустики. Ему хотелось, чтобы колокола на каждой из трех колоколен приводились в движение не людьми, а ветром, который продувал бы сквозные башни. «Я хочу, чтобы сама природа славила здесь Бога», – увлеченно говорил Гауди. Колокольный звон должен был сливаться со звучанием пяти мощных органов и голосами 1500 певчих, размещенных на хорах (всего храм был рассчитан на 30000 молящихся). Попутно Гауди додумался сделать на вершине каждой башни нишу для прожектора, чтобы храм даже ночью излучал свет. Для него самого ночь была любимым временем работы. Вскакивая с жесткого ложа, где зодчий часто спал не раздеваясь, он хватал карандаш и лихорадочно набрасывал эскизы колонн, которые разветвлялись в вышине, как настоящие деревья. «Мой храм будет подобен лесу, – говорил архитектор. – Мягкий свет будет литься через окна на разной высоте, и людям покажется, что это святят звезды». Когда Гауди упрекали в том, что строительство храма невероятно затянулось, зодчий отвечал так: «Мой заказчик – Господь, а Он не торопится».
Тем временем деньги, собранные на строительство, опять кончились. Гауди сперва отказался от зарплаты, потом начал тратить на храм свои гонорары за другие проекты. Его перестали звать на приемы, поскольку там он донимал всех просьбами о пожертвованиях. Чтобы поменьше тратить, он сдал свой дом в парке Гуэль и переселился в крипту храма; от ночного холода и сырости у него обострился ревматизм. Рука отказывала, он не мог рисовать и заставлял помощников воплощать свои фантазии, вовсю ругая их за непонятливость. На его семью продолжали сыпаться беды: в 1906 г. умер отец, а в 1912 скончался последний близкий ему человек – племянница Росита. Но Гауди упорно продолжал работу. «Что такое все наши страдания в сравнении с муками Христа?» – без конца повторял он. Эти муки архитектор собирался воплотить в грандиозном фасаде Страстей, совсем не похожем на фасад Рождества. В его рисунках возникали грубые линии, зловещие силуэты мучителей, бьющиеся в судорогах жертвы. Казалось, архитектор навеки забыл радость жизни, собираясь воплотить в камне все свои страдания. Но параллельно он работал над третьим фасад Славы, громадная плоскость которого спокойна и торжественна, как хорал Баха, говорящий, что земное горе преходяще, а радость на небесах – вечна. Это чувство Гауди хотел передать всем своим согражданам, всем христианам, хотя уже отчетливо чувствовал, что его замысел слишком грандиозен и одной жизни для его воплощения не хватит.
Все кончилось еще быстрее, чем он ожидал. В конце 1925 г. над восточным фасадом выросла колокольня святой Варвары – «игла, сшившая небо с землей», как назвал ее архитектор. А 7 июня 1926 г. 73-летний Гауди рано утром отправился в церковь Сан-Фелип-Нери, прихожанином которой он был. Думая, как обычно, о чем-то своем, он неспешно брел по улице Гран-Виа-де-лас-Кортес-Каталанес и не услышал шума приближающегося трамвая. Гауди ходил этой улицей не один десяток лет, но трамвай там пустили недавно. Вагоновожатый видел старика в поношенном черном сюртуке, но ожидал, что тот вовремя посторонится, и не затормозил. На полном ходу трамвай сбил архитектора, отшвырнув его, как тряпичную куклу. Извозчики не хотели брать старика – ясно, что этот нищий не сможет заплатить, но кто-то из них все-таки сжалился и отвез его в больницу Святого Креста для бедных, где несчастного наскоро перевязали и оставили лежать без сознания с переломанными костями. Тем временем Гауди искали на стройплощадке храма, и лишь на следующий день капеллан Мосен Хиль Парес-и-Виласау нашел его в больнице. К тому времени состояние Гауди уже ухудшилось настолько, что более квалифицированное лечение ничем не могло ему помочь. Великий архитектор умер 10 июня 1926 г. и был похоронен в крипте недостроенного храма.
Руководителем работ после смерти Гауди стал его ученик Доменик Сугранес. Прилежно копируя замыслы маэстро, он был лишен его творческого полета, но все-таки смог достроить башни фасада Рождества. Однако в июле 1936 г. в Испании началась кровавая гражданская война. Неделю спустя анархисты, настроенные против церкви, подожгли творение Гауди. Во время пожара погибло большинство чертежей и рисунков архитектора, хранившихся в крипте; сгорел и деревянный макет храма. Долгое время испанцам было не до строительства. Только в 1952 г. правительство диктатора Франко приняло решение достроить Саграда Фамилия, сделав из него приманку для иностранных туристов. Архитектор Франсиско Кинтана завершил фасад Рождества и начал строить фасад Страстей, в восстановленной крипте открылся мемориальный музей Гауди. Работы ускорились после падения в Испании диктатуры, когда за их организацию взялся внук одного из помощников Гауди Жорди Бонет. Он впервые назвал точную дату окончания строительства: 2026 год, столетие смерти создателя храма. Если раньше техника появлялась на стройке лишь на время, то теперь барселонцы постоянно могли видеть над башнями Саграда Фамилия силуэты гигантских кранов. Каждый этап, прежде чем воплотиться в камне, моделировался на компьютере. Архитекторы бережно изучили каждую оставленную Гауди бумажку, пытаясь как можно тщательнее воплотить его замыслы. Дошло до того, что едва ли не каждый камень обтесывали и подгоняли вручную, чтобы окна и элементы декора располагались на разной высоте.
Как водится, храм, который консерваторы когда-то называли «позором Барселоны», стал ее гордостью. В наши дни его ежегодно посещают три миллиона туристов – в полтора раза больше, чем знаменитый музей Прадо [3, c.79]. В 2000 г. стены храма были наконец достроены, началось возведение фасада Славы и средокрестия – пересечения несущих осей, на котором будет воздвигнута главная 170-метровая башня. В 2010 г. Римская церковь признала храм пригодным для служения, и Папа Бенедикт XVI торжественно освятил его. Пользуясь случаем, испанские епископы – уже не в первый раз – обратились в Ватикан с предложением причислить Антонио Гауди к лику святых. Ватикан с этим предложением согласился, но канонизация – процесс постепенный. В 2015 г. Папа Римский подписал документ о беатификации, это третий из четырех этапов причисления к лику святых. По окончании длительного процесса канонизации Антонио Гауди будет объявлен святым - покровителем всех архитекторов.
Срок окончания строительства Саграда Фамилия сейчас отодвинут на 2030 год. Весь мир считает этот собор «последним шедевром христианского искусства». В России советского периода творчество Гауди не получило признания, его осуждали, как и вообще стиль, в котором он работал, который называли «вычурным стилем модерн», возникшим на почве «идейного оскудения буржуазного общества в целом, господства пошлых буржуазных вкусов» [1, c.575]. К концу XX века приоритеты поменялись и жители постсоветского пространства вместе со всем остальным миром не устают любоваться архитектурными шедеврами Антонио Гауди, восхищаться его биографией «трудяги и фанатика» [2, c.549] и надеяться на то, что «божественный долгострой» [3, c.6], как еще называют храм Саграда Фамилия, будет благополучно завершен и засияет во всей своей красоте и величии.
