Встречный вопрос: непрямые функции вопросительного предложения

Термином «встречный вопрос» охватывается множество явлений языковой коммуникации, зачастую совершенно не похожих друг на друга. Исследователи уже привыкли к тому, что коммуникативный потенциал вопросительных конструкций, взаимодействуя с их лексическим наполнением, реализует множество значений самого разного рода. Эта тенденция полностью сохранена и в вопросительном предложении, когда оно является реагирующей репликой. Дополнительные нюансы возникают от того, что в рамках диалогического единства инициальная реплика всегда так или иначе предопределяет дальнейшие реплики, которые оказываются несамодостаточными, будучи тесно связанными с репликой-стимулом.

Необходимо учитывать и то, в какой функции употребляется встречный вопрос: в прямой функции, т.е. как речевой акт-квеситив, осуществляемый с целью выяснения какой-то информации, или в одной из множества непрямых функций. Непрямые употребления вопросительных предложений чрезвычайно разнообразны.

Вопросительные высказывания, построенные по модели А + сущ? встречаются в диалогической речи достаточно регулярно. Характерной чертой этих высказываний является их принципиальная неинициальность. Вводное а достаточно четко указывает на этот факт. Следует отметить, что даже в тех случаях, когда высказывание типа А + сущ? является начальной репликой в диалоге, она создает впечатление некой коммуникативной ретроспективы.

Следует отметить, что высказывания рассматриваемой структуры не представляют собой совершенно однородного массива. Ниже приводится ряд примеров, в которых можно выявить существенные различия:

(1) – Все в порядке, – откидываю полу пиджака, хлопаю по карману рубашки, где лежит дискета. – Товар на месте.

Оборотень чуть расслабляется.

– А покупатель?

Смотрю на часы [7].

В этом предложении значение конструкции явно «перечислительное». Задача спрашивающего – выяснить необходимую информацию о ситуации, что он и делает при помощи последовательного расспроса о деталях ситуации.

(2) – Кто ты, Вика?

– Психолог. Кандидат наук, если тебе интересно…

– А тема твоей диссертации?

– «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства» [7].

Это значение очень похоже на предыдущее. Безусловно, в нем нет элемента перечисления, скорее, речь идет о вникании в детали. Очевидно, именно это значение можно считать одним из базовых для данной конструкции.

(3) – Нам что-нибудь надо? – Вика указывает взглядом на лавки.

– А деньги?

– Поищи в карманах.

Сую руку в карман куртки – там и впрямь пять медных монет [7].

В этом случае функции соответствующего высказывания несколько иные. Если давать ему широкую контекстную интерпретацию, то можно сказать, что его автор хочет указать собеседнику на неуместность вопроса: оказавшись в виртуальном мире, они не располагают средствами для похода в лавку, следовательно, вопрос о том, нужно им что-то или не нужно, по сути, праздный. Иными словами, говорящий вводит в фокус внимания некий элемент, который забыт или упущен из виду его собеседником.

Еще один вариант, не имеющий отношения к первым двум, представлен ниже.

(4) – Вам надо идти, – сказала Марина.

– А вы? – Мне пора. Бьет двенадцать.

– Я спрашиваю серьезно, – сказал Павлыш. – Хотя понимаю… [2].

В этом примере задача спрашивающего не подразумевает ни детализации ситуации, ни напоминания об упущенных факторах. Высказывание типа А

+ сущ? является здесь средством уяснения того, как видится ситуация глазами собеседника. При этом имеется в виду, что собеседник является некоторым образом авторитетом, видение которого, возможно, имеет большую значимость, чем видение говорящего.

Есть ситуации, в которых довольно трудно разграничить выделенные нами значения, ср.:

(5) – Мне придется уйти. Этот образ засвечен, а Стрелка здесь видели.

– Кто? – Вика словно не понимает всей сложности положения. – Мои девочки?

– Хотя бы.

– Они никому не скажут…

– А Кепочка? – вспоминаю я. – Уж он-то меня запомнил!

– Не та порода. Ярко выраженный асоциал… стучать на тебя он не станет [7].

Нетрудно заметить здесь черты, объединяющие этот пример как с первым, так и со вторым случаями. С одной стороны, имеет место ситуация перечисления, с другой – указания на упущенные из вида факторы.

Приведенный материал может навести на мысль о том, что в этой структуре именная часть непременно должна быть представлена существительным или личным местоимением в именительном падеже, ср., однако:

(6) – Удачи нам… – Чингиз поднял рюмку.

А мне? – мрачно донеслось с лестницы. – Ты, что ли, Леня [8]?

(7) – А Козлевичу? – спросил Балаганов, в гневе закрывая глаза.

– За что же Козлевичу? – завизжал Паниковский, – Это грабеж! Кто такой Козлевич, чтобы с ним делиться? Я не знаю никакого Козлевича [5].

Здесь в конструкции употреблены местоимение и существительное в дательном падеже. Но возможны и более необычные случаи, например, когда место существительного занимает глагол в неопределенной форме.

(8) – Откуда телеграмма? – спросил он.

– Из Москвы, – ответили из-за двери.

– Знаете что, – сказал Шубин, – я уже сплю. Суньте ее под дверь.

– А расписаться? – спросил голос [3].

В этом нет ничего удивительного, поскольку глагол в этой форме теряет многие свои свойства, и, существенно понижаясь в синтаксическом ранге [6, 9] предстает, по сути, как только лишь имя действия, лишенное событийных характеристик.

После проведенного анализа можно утверждать, что инвариантное, обобщенное значение рассматриваемой конструкции – переведение фокуса внимания на некоторый объект. Что касается исследуемой проблемы, а именно, встречного вопроса, наибольший интерес представляет то более частное значение, которое связано с указанием на упущение некоторого фактора. Думается, что чаще всего данная конструкция будет употребляться в тех случаях, когда инициальное вопросительное предложение употребляется в непрямой функции и передает некое утверждение.

Очень частым типом встречного вопроса, используемого в непрямой функции, является риторический вопрос. Как вопрос-реакция (ВР) он часто получает показатели реактивности, ср.:

(9) – Зачем? – спросила Катерина. – А потом она права. Почему они должны менять свою жизнь, потому что появилась я?  

(10) – А почему ты должна растить и воспитывать ребенка одна? – спросила Людмила [11].

(11) – Это водка? – Слабо спросила Маргарита.

Кот подпрыгнул на стуле от обиды.        

– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт [1, c. 292]!

(12) – Положи умклайдет, – потребовал я.       

– Чего ты орешь, как больной слон? – сказал парень. – Твой он, что ли?

– А может быть, твой?        

– Да, мой!

Тут меня осенило.

– Значит, диван тоже ты уволок [10, c.77]?

(13) – А может, его вообще нет? – сказал Роман голосом кинопровокатора.

– Чего?

– Счастья.

Магнус Федорович сразу обиделся.

– Как же его нет? – с достоинством сказал он, – когда я сам его неоднократно испытывал [10, c. 118]?

(14) – Привалов, – сурово сказал он, – почему вы опять не на месте?

– Как это не на месте? – обиделся я. День сегодня выдался хлопотливый, и я все позабыл [10, c. 98].

В каждом из этих примеров реактивность вопроса маркирована. В (9) и (12) это начальное а, в (11) – помилуйте, в (13) – оборот как же…, когда, наконец, в (14) – как это. Строго говоря, как же…, когда – это тоже разновидность той же формулы с дальнейшей экспликацией тезиса, противопоставляемого выдвигаемому собеседником.

Следует оговорить два примера из приводимых здесь. Рассмотрим высказывание Как же его нет, когда я сам его неоднократно испытывал? Несмотря на то, что от вопроса-стимула (ВС) эту реплику отделяют две других, мы, тем не менее, считаем, что это несомненный ВР, тесно связанный с ВС. Две реплики, находящиеся между ВС и ВР, имеют вставочный характер, и, в принципе, могут быть опущены без какого-либо ущерба для связности диалога.

Во-вторых, ВР в примере (12) может показаться несколько не соответствующим статусу риторического вопроса. На самом деле это не так, не случайно этот пример приведен в столь широком контексте. Видно, что один из коммуникантов не имеет ни малейшего представления о другом и совершенно искренне считает, что его претензии на умклайдет не состоятельны. Аналогичная ситуация представлена в следующем примере:

(15) – Я начальник. Мне поручено.

– Вам?

– Мне.

– Тебе?

– А кому же еще? Уж не тебе ли [4, c. 343]?

Совмещение предположения и вопросительности обычно выражает либо сомнение в истинности предположения, либо, в более сильном контексте (как здесь, в сочетании с А кому же еще?), отрицание предполагаемого с добавлением оттенка саркастичности.

Вообще риторический вопрос со значением утверждения противоположного имеет массу дополнительных оттенков, реализующихся контекстуально. Ирония и сарказм – возможно, наиболее частотные среди них.

(16) – Вы думаете, что он подвергается опасности?  

Запасы иронии, накопленные Виктором Михайловичем за десять лет революции, были неистощимы. На лице его заиграли серии улыбок различной силы и скепсиса.

– Кто в Советской России не подвергается опасности, тем более человек в таком положении, как Воробьянинов? Усы, Елена Станиславовна, даром не сбривают [4, c. 57].

Такие вопросы «обобщающего» характера имеют вполне определенный интонационный рисунок, в частности, повышение тона на вопросительном местоимении. Это и отличает их от вопросов-квеситивов, т. е. собственно вопросов.