Центральным понятием любой правовой концепции или теории, безусловно, будет само понятие права. Зачастую именно по набору признаков, с помощью которых тот или иной мыслитель разъясняет понятие права, а также используемых методов такого разъяснения можно судить о преемственности и новаторстве в обновлении теоретических понятий юридической науки, определенном уточнении понятия права или способов его определения.
Бирлинг давал следующее определение понятия права: «Правом в юридическом смысле является в общем все то, что люди, которые живут друг с другом в каком-либо сообществе, взаимно признают в качестве нормы и правила этой совместной жизни» [4, s. 19]. Далее он пояснял, что в приведенном определении находят выражение три основополагающие истины: а) цель всего права – это определенное внешнее поведение человека по отношению к человеку, б) средство для достижения вышеназванной цели – это нормы или императивы, в которых собственно исключительно и существует право и которые направлены к воле людей и в) от всех других видов норм правовые нормы отличаются исключительно тем, они признаются с определенным указанным выше целевым назначением, а именно в качестве нормы и правила внешнего поведения, притом признаются внутри определенного круга людей и принадлежащими к этому кругу как товарищами по отношению к товарищам [5, s. 19].
Сам Бирлинг пояснял, что родовым понятием, которое стало исходным при формулировании основных положений его учения еще в работах 1870 гг., было понятие нормы [1-3]. Причем надо сказать, что определение, к которому стремился Бирлинг, в своих основных контурах появилось еще в 1871 г., т. е. еще до появления знаменитой работы Р. Иеринга «Цель в праве», в которой определение права как системы принудительных норм тот признавал общеизвестным. В изначальных версиях трактовки права Бирлинг выделял в понятии его только два существенных элемента – это в качестве родового понятия идею нормы и его отличие от других видов норм. Эволюция взглядов Бирлинга привела его к расширению этого перечня, в которые в итоге включались три элемента: цель права, качество норм и соответствующее цели признание со стороны правовых товарищей.
Поясняя значение цели для определения понятия права, Бирлинг указывал на то, что принципиальным в данном отношение является вопрос о направленности права на регулирование поведения человека по отношению к человеку, что соответственно исключает из целевого специального значения права отношения человека к Богу, человека по отношению к самому себе, между людьми и животными. Если даже встречаются нормы, в которых не выполняется требование указанного целевого определения, то такие нормы не могут быть квалифицированы в рамках данной концепции в качестве правовых. Соответственно, богохульство или идолопоклонство, самоубийство или членовредительство самом себе, истязание животных, порча деревьев и т.п. поступки в рамках концепция Бирлинга не рассматриваются как правонарушение в юридическом смысле, а лишь как прегрешение или нарушение морали. А если же соответствующие требования воплощаются в законах государства и обеспечиваются определенными санкциями за их нарушение, то это не происходит для того, чтобы воздать требуемую Богу, защитить человека по отношению к самому себе, обеспечить защиту животных, птиц от действий человека. Это происходит в таких случаях только в интересах той самой жизни людей в сообществе, целям которой соответствующее право в принципе должно служить. Причем не важно, будет ли это в интересах всех или только отдельных, квалифицированных правовых товарищей.
Указание на то, что право относится только к внешнему поведению (об этом именно в такой форме писал еще Кант), как полагал Бирлинг, исключает из понятия права все иные нормы, которые частично или полностью направлены на внутреннее поведение, определенное настроение или образ мысли. Хотя при этом автор замечал, что зачастую определенное внутреннее настроение или поведение определяет и внешнее.
Вслед за Иерингом, для Бирлинга идея специальной цели права была смыслообразующей. Однако, если Иеринг толковал цель права в более широком контексте, как обеспечение жизненных условий общества, то у Бирлинга цель права интерпретируется, как указано выше, в духе кантовской философии. Очевидно, что Иеринг большее значение уделял социологическим аспектам права, в то время как у Бирлинга подчеркнута психологическая направленность. Бирлинг писал, что определение внешнего поведения человека по отношению к человеку – это наиболее характерная и ближайшая цель права; она единственная является общей для различных видов права. Это, однако, не исключает других целей права, которые стоят за этой наиболее характерной целью. «Дальнейшие цели права, писал Бирлинг, <…> крайне разнообразны; в особенности конечная цель различных правовых норм весьма разнообразна, так же как сообщества людей, для которых предназначено соответствующее право, или которые соответствующее право признают в качестве своего права. <…> конечная цель правовых норм известного сообщества в целом совпадает с конечной целью этого сообщества самого, т. е. с конечной целью, которую преследуют товарищи, принадлежащие к этому сообществу, внутри или вместе с этим сообществом» [5, s. 25]. Соответственно, по мнению Бирлинга, цель, которую какое-нибудь объединение ставит себе при его основании или в течение его дальнейшего развития, является также конечной целью правовых норм объединения, регулирующих жизнь этого объединения. Отсюда в качестве цели государственного права провозглашается обеспечение всех в совокупности жизненных условий человека и общества. С одной стороны, данное определение явно указывает на то, что содержится в телеологической концепции Р. Иеринга, а с другой стороны, Бирлинг пояснял, что такое определение будет правильным только в той мере, в какой сущностная цель государства, особенно современного, правильно обозначается. «Цель всего права – конечная, как и ближайшая – таким образом вовсе не раскрывается; и даже цель всего государственного права, которое где-либо и когда-либо имело силу» [5, s. 26].
Как писал Бирлинг, «тем самым средством для достижения указанной выше цели, в чем только и существует право, являются нормы (императивы)», что указывает на два принципиальных момента: «во-первых, что право не является ни единственным, ни самодостаточным средством для достижения той цели; во вторых, что все, что право может предложить для достижения той цели, подпадает всегда и повсюду под родовое понятие нормы…» [5, s. 26]. Поясняя первый аспект, данный ученый отмечал, что для побуждения людей к определенному внешнему поведению, наряду с номами и императивами, нужны многочисленные другие операционные средства и процессы, такие как просьбы, увещевания, разъяснения и т.п. При этом для обеспечения действенности всех норм также необходимы определенные духовно-нравственные черты у тех, на кого они должны воздействовать. Автор пояснял, что речь идет о способности понимать значение своих действий и управлять ими, приводя пример с тем, что в уголовном праве понимается под термином «вменяемость».
Второй ключевой компонент представляет собой понятие нормы. По мнению Бирлинга, «норма – это выражение желания, которое ожидает своего осуществления от других, целеполагания с условием, что выражающее желание лицо или подразумеваемое в качестве такового цель ставит не себе самому, а другому лицу, а именно безотносительно к личности такого лица и безотносительно к акту воли как таковому» [5, s. 29]. «Всё право, - заключал Бирлинг, - состоит в норма; что не может быть редуцировано до норм, в действительности не принадлежит праву» [5, s. 30]. По мнению Бирлинга, такое редуцирование права до норм подтверждается рядом аргументов, среди которых, в частности, он приводил примеры так называемых «общепризнанных источников права», которые правовые веления и правила излагают в форме норм, адресованных к воле лиц, чье поведение должно быть определенным образом урегулировано, аналитические размышления, а также философские, несмотря на определенную антипатию к спекулятивному мышлению. В особенности его привлекал аргумент о попытках аналитическим путем свести все имеющиеся виды правовых положений к нормам. Однако при этом он сомневался, что такая задаче полностью осуществима. Следует отметить, что он в связи с этим указывал на весьма характерный посыл будущих вариантов нормативизма, особенно венской школы. Так, он полагал, что, если осуществить попытки свести все виды правовых положений к нормам, то «остаток, который, может быть, появится при осуществлении такой редукции, если посмотреть повнимательнее, на самом деле вообще не принадлежит праву» [5, s. 32]. Эта идея в последующим была доминантой, например, кельзеновского нормативизма. Впрочем, как и идея родового понятия права, которое легко обнаруживается в нормативизме австрийского ученого.
Бирлинг сталкивается при попытках обоснования права как норм с аргументом о том, как возникают первые правовые нормы и отношения у еще бесправных людей и состояний. Как должна была быть создано первое правовое положение? Ответ на эти вопросы выглядит следующим образом: Бирлинг полагал, что «возникающее как первое правовое положение в любом случае может мыслиться только как истинная норма» и из этого следует, как нечто само собой разумеющееся, что «дальнейшее развитие права может представляться лишь двойственным образом: либо через прибавление новых норм, аналогичных первой, либо путем модификации уже существующих норм» [5, s. 35]. Модификация правовых норм происходит по убеждению Бирлинга также двойным путем: либо путем дальнейшего непризнания прежде действующих норм со стороны правовых товарищей, на которые они ориентируются, либо путем выработки особенных правовых положений. Такие особенные правовые положения по своей сути не могут быть ничем иным, как нормами. «То первое правовое положение, благодаря которому на место совершенно бесправного состояния для двух или более людей должно было заступить правовое отношение, первое правоотношение, безусловно, должно было иметь императивный характер, выражать должное, требование со стороны одной воли к другой» [5, s. 36].
