Историко-социальная проблематика романа Ги де Мопассана «Жизнь» и пьесы А. П. Чехова «Вишневый сад»

Совершенно очевидно, что глубокое и всестороннее изучение национальных литератур невозможно без сравнительного анализа, который дает возможность лучше понять сложный вопрос единства мирового исторического процесса. В контексте этого целью нашего исследования является сопоставление романа Ги де Мопассана «Жизнь» и пьесы А. П. Чехова «Вишневый сад» с точки зрения общности их историко-социальной проблематики.

К творчеству Ги де Мопассана обращались некоторые отечественные литературоведы. Самым полным остается исследование Ю.И. Данилина «Жизнь и творчество Мопассана» [4], а также работы Т.Л. Вульфович «Творчество Мопассана» [1], О.В. Флоровской «Мопассан-новеллист» [7], статьи Т.А. Геллер [2], представляющие глубокий анализ мопассановской новеллы/

Что касается А.П. Чехова, то интерес к нему огромен, поскольку писатель является не только величайшим представителем русской литературы, но и одним из самых ярких, гениальных писателей мировой литературы. Творчеством А.П. Чехова интересовались такие исследователи, как Н.И. Гитович, П.Е.Фокин, В.В.Ермилов.

Сравнительное изучение Ги де Мопассана и А.П. Чехова вполне правомерно, поскольку схожие роли французского и русского писателей очевидны и в истории национальных литератур, и в мировом литературном процессе.

Отечественные и зарубежные литературоведы не раз сопоставляли тексты произведений Мопассана и Чехова. В. В. Набоков, например, отметил, что имена писателей стоят рядом потому, что «у обоих короткое дыхание», другими словами, являются новаторами в сфере малых жанров. Это отмечали как русские писатели (В.Б. Катаев, В. В. Набоков, И. П. Наумова), так и зарубежные исследователи (С.Моэм, Ф.Гойе, Э. Жалу). Сопоставительное изучение затрагивало прежде всего жанровую особенность рассказов Чехова и новелл Мопассана.

Мы же в своей статье рассматриваем единство мирового исторического процесса через сравнительный анализ романа Мопассана «Жизнь» и пьесы Чехова «Вишневый сад».

Находясь в отличных экономических, политических, социальных условиях развития общества, писатели сумели передать один и тот же процесс смены культурно-исторических эпох.

Русский писатель А. П. Чехов и французский Ги де Мопассан показывают нам распад старых помещичьих гнезд, вырождение дворянства, вытесняемого на обочину жизни новыми силами.

Проза Мопассана явилась новым явлением в литературе 19 века. Он старался находить в вещах их новые значения, которые еще не были открыты, объяснял их по-своему: так, как никогда еще не было сказано. И ведь действительно, глубинные вопросы человеческого бытия, острое внимание к обыденной жизни раскрывались через тонкий психологизм, лиричность, полутона, отсутствие перегруженности событиями, что и открывало новые перспективы для литературы второй половины 19 века. Именно Чехов, сказавший новое слово в русской литературе почти одновременно с Мопассаном, чутко уловил те новые веяния, которые сильно сближали их произведения.

Не случайно в разговоре с Куприным он сказал, что переворот в литературе сделал Мопассан, воздвигнув такие огромные требования, что писать по старинке стало уже нельзя. Мы не видим открытых авторских оценок изображаемых людей и событий, однако внешняя бесстрастность не мешает нам разглядеть отношение писателей к происходящим событиям, понять, кто из героев заслуживает жалости или вызывает порицание.

Роман Мопассана «Жизнь» и пьеса Чехова «Вишневый сад» разворачивают перед нами настоящую драму человеческих жизней, но в то же время это и социальные произведения об обмелении сословия, которое всегда было стержнем государства.

Почему образованные и утонченные люди, сохранившие духовность и заветы гуманизма, лишены энергии, практицизма, беспомощны перед надвигающимся новым миром, где царствуют стяжательство, поклонение «золотому тельцу», деловая хватка.

С первых же страниц романа «Жизнь» мы улавливаем эту абсурдность: добрый, чудаковатый дворянин барон Симон-Жак Ле Пертюн де Во, восторженный последователь Руссо, продает уже девятую ферму из тридцати одной: «…Деньги текли, бежали, исчезали…», а виной всему – бездонная пропасть «вечно разверстой их доброты».

«– Не знаю, как это вышло, но я истратил сегодня сто франков, а не сделал ни одной крупной покупки.»

Любовь Андреевна Раневская, чеховская героиня, восклицает, как много вчера было денег, а сегодня «…а я трачу как-то бессмысленно». Откликается на просьбу соседа помещика – дает взаймы. «Сестра не отвыкла еще сорить деньгами», – замечает Гаев.

Мы видим легкость, с которой герои разбрасываются деньгами. Доброта ли это? Нет. Многолетняя привычка расставаться с тем, что не заработано трудом. Жизнь уходит в разговоры, дрязги, рефлексию… Нет никакой деятельности, нет других вариантов, кроме как продать, заложить… «Я думаю, напрягаю мозги, у меня много средств», – говорит Гаев, но все это не направлено на энергичную деятельность и способность выйти из затруднения, это мечта получить наследство, выдать Аню за богатого человека или попытать счастье у тетушки.

Но ничто не образовывается само по себе. Все больше разоряясь, герои Мопассана сталкиваются с проблемами, которые разрешить не в состоянии. Они продают последние фермы, закладывают земли, чтобы раздобыть денег для лишенного чести и совести отпрыска, перезакладывают свое имение «Тополя», получившее название благодаря длинным аллеям громадных деревьев.

Чеховские герои: «Дачу свою около Ментоны она (Раневская) уже продала, у нее ничего не осталось, ничего. У меня тоже не осталось ни копейки…» – сквозь слезы говорит Аня, дочь главной героини. А «Вишневый сад» – родовое имение, уходит с торгов, потому что процентов заплатить никто не может.

И «Тополя», и «Вишневый сад» – это целый мир, который не удается спасти ни французской интеллигенции, ни русской. На помощь приходят силы, которые непонятны, чужды, не находят отклика своими действиям ни у Раневской Чехова, ни у Жанны Мопассана.

«И вишневый сад, и землю необходимо отдать в аренду под дачи.., поскорее – аукцион на носу!» – восклицает Лопахин, представитель нового времени, необразованный, грубый купец, выходец из простых мужиков, но хваткий, предприимчивый, знающий цену деньгам и времени.

Но совершенно не согласна с ним утонченная, одухотворенная Раневская: «Дача и дачники – это так пошло…».

«Выслушайте же меня хорошенько: вы должны продать «Тополя», – говорит бывшая служанка Розали своей хозяйке, героине Мопассана. «Все остальное съедено, и с этим уже кончено», – прибавляет она, но ее план, выкупить из-под заклада четыре фермы, поможет Жанне не погибнуть, выжить в новых условиях.

Розали – необразованная служанка – взяла в свои руки полное управление хозяйством, приостановила выплаты процентов, ежедневно ездила в город, пока не разобралась во всех делах.

– Продать «Тополя»? О нет, никогда!.. Я не могу, я ни за что не смогу», – подобно Раневской, воскликнула французская дворянка, столкнувшись с предложением практичной старой горничной.

Словно «пир во время чумы» дает Раневская последний бал среди погибающих вишневых деревьев, которые олицетворяют ее безвозвратно утраченную прошлую жизнь. Переворачивается еще одна страница истории, в тень веков уходит элегантное и беззаботное, доброе и непрактичное дворянское общество, «…погибает все чистое…» [6], – восклицает Л. Н. Толстой, обвиняя новые правила капиталистического мира. Но не остановить ход истории, не повернуть прошлое вспять.

Таким образом несмотря на то, что действия произведений Ги де Мопассана и А. П. Чехова происходят в разных странах – России и Франции – можно обнаружить множество исторических и морально-этических, нравственных параллелей. Это схожее отношение к деньгам, герои этих произведений используют их легко, не задумываясь, тратя много и бездумно. Особый акцент делают оба писателя на трудностях перехода к новой буржуазной жизни, которая неизбежно наступает, но герои не могут и не хотят принимать её. Как общий элемент в романе "Жизнь" и пьесе "Вишнёвый сад" можем отметить обнищание и разорение дворянских гнезд, что является неминуемым финалом легкомысленного хозяйствования.

Отмеченное вполне логично и закономерно, поскольку в каждой стране можно обнаружить схожие элементы процесса смены культурно-исторических эпох.