Наука как познавательная деятельность, система знаний, социальный университет и особая сфера культуры

Всем известно, что такие предметы, как физика, химия и биология, составляют науку, в то время как такие предметы, как искусство, музыка и теология, – нет. Но когда спрашивается, что такое наука, это не тот ответ, который ожидают услышать – простое описание видов деятельности, которые обычно называются наукой. Скорее необходимо указывать нечто общее между явлениями, того, что именно делает её наукой. Понимаемый таким образом, наш вопрос не так уж тривиален.

Однако, все равно можно подумать, что вопрос относительно прост. Конечно, наука – это всего лишь попытка понять, объяснить и предсказать мир, в котором мы живем. Это, безусловно, разумный ответ. Но вся ли это правда? В конце концов, различные религии также пытаются понять и объяснить мир, но религия обычно не рассматривается как отрасль науки. Точно так же астрология и гадание – это попытки предсказать будущее, но большинство людей не назвали бы эти занятия наукой. Историки пытаются понять и объяснить, что происходило в прошлом, но история обычно классифицируется как предмет искусства, а не науки [7, c. 9]. Как и во многих философских вопросах, вопрос (что такое наука) оказывается сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Цель данной статьи – представить анализ философии науки, а также исследование влияния на науку исторические и социальные аспекты.

На наш взгляд, философия науки больше не может ограничиваться рассмотрением вопросов, относящихся к логике, эпистемологии и метафизике (вопросы о реконструкции научных теорий, природе естественной необходимости и условиях, при которых гипотезы подтверждаются). Наука должна стремиться к тем истинам, достижение которых наилучшим образом способствовало бы коллективному благу; но это, конечно, оставляет трудную философскую задачу понимания «коллективного блага». Как следует взвешивать различные интересы различных групп людей? Как следует соблюдать баланс между удовлетворением человеческого любопытства и решением практических проблем? Как следует оценивать будущие выгоды по отношению к краткосрочным потребностям? По-прежнему остается очень много философских вопросов относительно науки, ответы на которые еще не исследованы в полной мере [5, c. 222].

Многие из философских тем, столь четко сформулированных логическими позитивистами и логическими эмпириками, по праву по-прежнему находятся в центре внимания 21-го века. Более глубокое понимание наук и социального характера научной практики поставило перед философией науки более широкие задачи. В мире, в котором сила научных исследований, как во благо, так и во зло, становится все более очевидной, следует надеяться, что вопросы о ценностях, принятых в стремлении к науке, станут более центральными в философских дискуссиях.

В ходе написания статьи нами был проведен анализ теоретических исследований по проблеме исследования философов таких как О.Е. Баксанский, В.Г. Буданов, С.В. Девятова, Т. Кун, В.С. Степин, Л.И. Филиппов, А.Л. Никифоров, В.Н. Порус, Я.И. Свирский и др.

Многие люди считают, что отличительные черты науки заключаются в конкретных методах, которые ученые используют для исследования мира. Это предположение вполне оправдано. Ибо многие науки действительно используют особые методы исследования, которых нет в научных дисциплинах. Очевидным примером является использование экспериментов, которое исторически знаменует собой поворотный момент в развитии современной науки. Однако не все науки являются экспериментальными – астрономы, очевидно, не могут проводить эксперименты на небесах. Поэтому вынуждены довольствоваться вместо этого наблюдениями. То же самое верно и для многих социальных наук. Еще одной важной особенностью науки является построение теорий. Ученые не просто записывают результаты эксперимента и наблюдения в журнал регистрации – они обычно хотят объяснить эти результаты в терминах общей теории. Это не всегда легко сделать, но были достигнуты некоторые поразительные успехи. Одна из ключевых проблем в философии науки состоит в том, чтобы понять, как работают такие методы, как экспериментирование, наблюдение и построение теорий позволили ученым разгадать так много тайн природы.

Понятие науки – это типично двусмысленное понятие. Аналогичным образом атрибут «научный» может быть применен к довольно разнородным, хотя и более или менее связанным явлениям. По этим причинам представляется целесообразным прояснить некоторые фундаментальные аспекты понятия «наука».

Под наукой мы понимаем прежде всего сознательную и организованную познавательную деятельность. Понятие «познание», конечно, значительно шире понятия «наука», поэтому необходимо проводить различие между научным познанием и познанием в целом. Научное познание связано с набором определенных целей, которые мы попытаемся более четко изложить в следующем разделе. Наиболее важные цели науки связаны с тем, что было охарактеризовано как когнитивная или эпистемологическая функция науки, посредством которой наука концентрирует самое пристальное внимание на познании новых и ранее неизвестных научных законов или на уточнении текущего состояния знаний о таких законах [1, c. 107].

Эпистемология – важная дисциплина философии, поскольку она тщательно изучает те самые инструменты, которые мы используем для получения знаний [8, c. 127].

Философии науки рекомендуется знать о масштабах, ограничениях и контекстуальных зависимостях наших способностей, чтобы иметь возможность оценивать инструменты при их использовании. Исследования влияния на научную работу, такие как исторические и социальные аспекты. Если центральные понятия философии науки, такие как «объяснение», пронизаны предубеждениями, такими как чрезмерная уверенность, то философы науки должны знать об этих проблемах, например, при составлении рекомендаций о том, что должны делать ученые.

Это предполагает, что когнитивные аспекты действительно играют жизненно важную роль в научной деятельности (деятельности в очень широком смысле). Наука по своей сути является познавательной деятельностью. В данной статье нами рассмотрено развитие науки как процесса, в котором когнитивно-биологические сущности объединяют свои усилия в социальном контексте.

Человеку свойственно ошибаться, и ученые не исключение. Среди этих ошибок есть одна группа ошибок – когнитивные ошибки, форму и особенности которых можно отнести к их эволюционной истории. Эти ошибки часты, их трудно заметить, их очень трудно исправить, и они будут в центре следующего анализа. Необходимо точно определить спорный термин «ошибка». Значение ошибки, которое здесь используется, скорее психологическое, чем философское. Ошибки упускают цель, они не упускают истину. Этот анализ ошибок посвящен сбоям в моделях мышления, сбоям в работе когнитивных механизмов. Этот более психологический подход оценивает когнитивные ошибки как неизбежное следствие подверженности ошибкам биологических существ. Будет показано, что когнитивные ошибки оказывают значительное влияние на генерацию знаний в науке, несмотря на существование ряда мер по предотвращению или обнаружению ошибок с целью обеспечения «хорошей» науки. Эти меры варьируются от статистических методов, контроля в экспериментах, рандомизации и двойных слепых схем до честного и открытого поведения по отношению к сообществу (исходные данные, объяснение методов и т.д.). Однако этих проверок не всегда достаточно [9, c. 304].

Удивительно, что даже сегодня философия игнорирует эмпирические данные как по большей части не относящиеся к делу, хотя можно продемонстрировать, что эмпирически основанная философия науки является наиболее подходящим подходом для описания и объяснения закономерностей в истории науки. В области этики работа Г.С. Кнобе продемонстрировала важность эмпирически обоснованной философии. Натурализованный подход критикует господствующую философию науки, поскольку эмпирическими данными пренебрегают тремя способами:

1. Большинство анализов концентрируются на социальных и исторических влияниях на научные изменения как на наиболее важных силах. Когнитивными аспектами часто пренебрегают.
2. Исследования по истории науки не считаются подкрепляющими теории.
3. Объяснение явлений в философии науки осуществляется без обращения к естественнонаучным теориям [4, c. 883].

Такая критика не совсем нова, но систематическое использование данных естественных наук и более всеобъемлющих когнитивных и эволюционных рамок для анализа в философии науки применялось редко. В частности, В.С. Степин выступает за интеграцию когнитивных наук и философии науки для взаимной выгоды. Автор демонстрирует, как исторические или фактические тематические исследования могут быть более выгодно проанализированы с учетом когнитивных стратегий ученых. В том же духе их примеры из истории науки иллюстрируют как функционирование, так и применимость подхода, описанного в этой главе [10, c. 27].

Рассмотрим упомянутые критические замечания. Первые два касаются анализа изменений в научной теории, последний отстаивает концепцию, основанную на естественных науках.

К пункту 1 – пренебрежение когнитивными аспектами: Многие исследования были сосредоточены на социальных или исторических влияниях для объяснения многих явлений в философии науки. Когнитивным аспектам уделялось мало внимания, хотя на самом деле науку по своей сути можно описать следующим образом: «Наука – это когнитивная деятельность, то есть она связана с генерированием знаний».

Даже когда когнитивные стратегии упоминаются как важные, они в конечном итоге исключаются в конечном анализе и заменяются социальными факторами и процессами группового принятия решений.

Некоторыми строительными блоками исследования как когнитивной деятельности являются, например, задачи разработки моделей, мышления по аналогиям и повседневного решения проблем в целом. Даже если влияние группового общения, групповых процедур и карьерного мышления действительно было бы решающим фактором, как часто предполагается, содержание всех этих социальных сил основано на когнитивной научной деятельности. Поэтому важно учитывать психологические аспекты познавательной деятельности. Действительно, существует веский аргумент против односторонней социальной интерпретации:

Более конкретно, когнитивная социология науки основывается на существовании определенных корреляций между социальным происхождением ученого и конкретными убеждениями о физическом мире, которые он поддерживает.

Или, другими словами: не существует ни еврейской ветви физики, ни буржуазной математики, ни пролетарской теории относительности.

К пункту 2 – пренебрежение историческими тематическими исследованиями: Большинство тематических исследований в философии науки посвящены давним событиям.

К пункту 3 – гипотезы не основаны на естественных науках: в целом, исследователи должны сверять личную интуицию и предположения с текущим состоянием исследований. Однако в философии науки это, по-видимому, делается нечасто.

Эти проблемы дополняют более общий аргумент о смещении рамок философии науки, которая связана с описаниями научных исследований, в сторону естественных наук. Такой подход философии науки принес бы пользу, если бы он был более натуралистичным. Точнее, один из способов определения натуралистической философии – это отношение к методологии («Использовать результаты естественных наук в максимально возможной степени»), к онтологии («Принять материализм за основу») и к эпистемологии («Работать с гипотетическим реализмом»). Предполагается, что таким образом можно было бы решить некоторые долговременные проблемы [11].

Многие философы науки оценили упомянутые научные результаты как относительно неважные (вышеупомянутый аргумент о неуместности). Однако приведенные выше примеры демонстрируют, что это не так. Более обоснованной критикой является очевидный разрыв между эволюционной психологией и философией науки. Опять же, тематические исследования демонстрируют, что этот разрыв на удивление невелик.

Когнитивные аспекты, в частности, не играют никакой роли во многих анализах. Упомянутыми причинами являются отсутствие последовательных психологических теорий, редукционизм в биологических объяснениях и проблема обобщения от индивидуальных моделей мышления к общим правилам.

Познавательная функция науки не может быть понята просто как познание реального мира вокруг нас. Центр тяжести современной науки все больше и больше смещается из сферы реального мира и приближается к сфере возможных миров, поскольку она указывает путь к осознанию новых явлений, доселе не существовавших в реальном мире, не только расширяя горизонты реального мира в ширину и глубину, но и указывающий на возможные границы такого расширения, на пределы возможностей для решения задач определенного типа и т.д.

Наука как познавательная деятельность в своем роде приводит к формированию того, что мы знаем, как научные данные, методы и теории. Рассматриваемая таким образом наука предстает как относительно непротиворечивая система данных, или как система методов или общих указаний относительно того, как получить эти данные, или данные аналогичной природы, или, наконец, данные, до сих пор неизвестные. Мы могли бы описать эти аспекты как методологическую и теоретическую особенность науки.

Данные как результаты научной деятельности всегда таковы, что их можно передавать и, следовательно, передавать во времени и пространстве. Другими словами, наука производит информацию, которая помогает человеку в принятии решений, способна (на данном уровне) оптимизировать это принятие решений и уменьшить неопределенность в принятии решений, независимо от того, должны ли решения приниматься в рамках самой науки или в различных областях сферы практики: производство, технология, общественное здравоохранение, культурная жизнь и т.д. [2, c. 198] Это также означает, что результаты научной деятельности могут быть применены, т.е. они могут уменьшить (или устранить) неопределенность при принятии решений и повысить качество последних.

Научная деятельность также связана с определенными социальными институтами (институциональный аспект науки). Этот аспект всегда был очень важен и всегда играл важную роль в формировании социальных отношений и условий для тех, кто занимается наукой, например, в университетах; тем не менее, последние несколько десятилетий показали значительное усиление этого аспекта: в связи с резкой тенденцией к росту всех приблизительных показателей, характеризующих сферу научной деятельности (число лиц, активно занимающихся наукой, количество публикаций, затраты на науку и инвестиции в нее и т.д.), почти в каждой стране возникла мощная система научных организаций, институтов и т.д. В развитых странах мы находим до одного процента или даже больше от общей численности населения, занятого тем, что именно по этой причине было названо ‘большой наукой’.

Появление большой науки привнесло в научную жизнь новые социологические и психологические элементы; научная деятельность стала профессией в самом чистом смысле этого слова. Это также привело к формированию многоуровневой и, как правило, иерархически упорядоченной системы принятия решений о науке со всеми ее сложными ситуациями, которые иногда даже являются конфликтными ситуациями.

Наука также является социальным и социально-психологическим феноменом (социологический и психологический аспект науки), который оказывает все большее влияние на другие аспекты нашей социальной жизни. Достижения науки проникают практически во все сферы нашего существования, участвуя с неуклонно растущей скоростью в развитии и прогрессе во всех этих областях. Вот почему мы иногда слышим о сциентизации нашей повседневной жизни.

Как только наука описывается как социальное явление, возникают определенные вопросы.

Традиционная философия науки безжалостно индивидуалистична. Она фокусируется на отдельных агентах и на условиях, которым они должны удовлетворять, если их убеждения должны быть должным образом поддержаны. На первый взгляд, это любопытное ограничение, поскольку очевидно, что современная наука (и большая часть науки прошлого) – это социальная деятельность. Ученые полагаются друг на друга в отношении результатов, образцов, методов и многого другого. Их взаимодействие часто носит характер сотрудничества, иногда соперничества. Более того, в обществах, в которых проводится большинство научных исследований, скоординированная работа науки встроена в сеть социальных отношений, которая связывает лаборатории с правительственными учреждениями, учебными заведениями и группами граждан. Может ли философия науки просто игнорировать эту социальную среду?

Многие философы верят, что это возможно. Однако стоит напомнить, что Фрэнсис Бэкон, оказавший одно из главных влияний на развитие современной науки, был явно озабочен наукой как общественным делом и что основатели Королевского общества пытались создать учреждение, которое следовало бы указаниям Бэкона [12, c. 398]. Более того, понятие социальной (или коллективной) рациональности имеет философское значение. По состоянию на 1543 год выбор между коперниканством и традиционной астрономией, ориентированной на Землю, был неясен; дискуссия развивалась потому, что некоторые ученые были готовы посвятить себя изучению каждой из двух точек зрения. Это было хорошо, но хорошее было свойственно сообществу, а не отдельным людям. Если бы одна из конкурирующих позиций ослабла и все члены сообщества посвятили себя единой точке зрения, было бы трудно обвинить какого-либо отдельного человека в недостатке рациональности. Однако это не было бы рациональным сообществом.

Это элементарный пример социальной особенности науки, которая требует более широкого подхода к рациональности, чем тот, который является стандартным в философских дискуссиях. Один из способов понять, почему некоторые методы или принципы заслуживают ярлыка «рациональных», – это предположить, что конечным стандартом для их оценки является их способность порождать истинные убеждения. Точно так же можно было бы предположить, что институты или методы организации расследования считаются рациональными, если они, вероятно, повысят шансы будущего государства, в котором члены сообщества верят в истину. (Здесь есть скрытые осложнения, которые вскоре проявятся, но на данный момент их можно игнорировать.) Нетрудно придумать способы поощрения разнообразия в научном сообществе. Возможно, система образования могла бы побудить одних людей идти на большой риск, а других - следовать относительно безопасным стратегиям. Возможно, система вознаграждений за научные достижения могла бы быть создана таким образом, чтобы люди тяготели к направлениям исследований, которые выглядели заброшенными. Стандартные методы математического моделирования показывают, что подобные институциональные структуры приводят к коллективно рациональным результатам в ситуациях, которые, по-видимому, повторяются в истории наук. Таким образом, обнаруживается, что факторы, которые можно было бы считать противоположными рациональному поиску истины – индивидуальные предубеждения или интерес к социальным вознаграждениям – на самом деле играют позитивную роль в коллективном предприятии.

Требуется детальное социологическое исследование, чтобы выяснить, каким образом ученые взаимодействуют друг с другом и с частями общества в целом; необходимы детальные психологические исследования, чтобы понять, каким образом они делают выбор. Удовлетворительное философское изложение наук должно быть так же заинтересовано в том, способствует ли социопсихологическая матрица достижению истины сообществом, как и в том, приводят ли отдельные линии или стили рассуждений индивидов к правильным убеждениям. В настоящее время, однако, социология и психология науки находятся в зачаточном состоянии, и у философии мало данных, на которых можно строить. Однако уже возможно предвидеть будущее философское изложение, которое позволит избежать ограничений существующей в настоящее время индивидуалистической перспективы.

Такой подход может привести к выводу, что социальные структуры, унаследованные от периода раннего нового времени, вполне удовлетворительны как средство достижения целей науки (хотя это было бы удивительно). Некоторые современные философы полагают, что веские причины думать, что этого не будет, уже очевидны. Указывая на исключение или маргинализацию некоторых групп людей, они предполагают, что нынешняя коллективная практика науки смещена в сторону реализации частичного набора ценностей.

Как только будет понято, что наука – это социальное предприятие, можно предположить, что институты, которые направляют развитие наук, впитывают основные черты базового общества, включая привилегированное положение мужчин, и что это влияет на цели, поставленные перед науками, и ценности, придаваемые определенным видам научных достижений. Эта форма критики чрезвычайно важна для раскрытия вопросов, которые были обойдены в предыдущих дискуссиях и которыми пренебрегали в традиционной философии науки. К ним лучше всего подойти, вернувшись к незаконченному вопросу о природе научного прогресса.

Предположим, что научному реализму удается противостоять взгляду, согласно которому науки достигают (или накапливают, или сходятся к истине). Означает ли это, что в настоящее время существует удовлетворительное понимание научного прогресса как возрастающего понимания истины? Необязательно. Ибо истин о природе слишком много, и большинство из них не стоят того, чтобы их знать. Даже если сосредоточиться на небольшой области вселенной – конкретной комнате, скажем, в течение часа, – существует бесконечно много языков для описания этой комнаты и для каждого такого языка бесконечно много истинных утверждений о комнате в течение этого времени. Просто накапливать правду о мире слишком легко. Научный прогресс не был бы достигнут путем направления армий исследователей для подсчета листьев или песчинок. Если науки добиваются прогресса, то это потому, что они предлагают все большее число важных истин о мире.

Вопрос о научном прогрессе остается незавершенным, поскольку это понятие значимости не было достаточно проанализировано. Многие философы писали либо так, как будто цель наук состоит в том, чтобы сообщить полную правду о мире (цель, которая явно не является последовательной и, безусловно, недостижима), либо так, как будто существует некое объективное понятие значимости, данное природой. Каким может быть это понятие значимости? Возможно, что желаемые истины – это законы природы или фундаментальные принципы, которые управляют природными явлениями. Но подобные предложения уязвимы перед опасениями по поводу роли законов и возможности единой науки, о которых говорилось выше. Более того, многие процветающие науки, по-видимому, не занимаются формулированием законов; по-видимому, существуют большие препятствия для поиска некой «теории всего», которая объединит и подытожит все науки, которые были изучены (не говоря уже о тех, которые могут быть изучены в будущем). Трезвый взгляд на разнообразие научных исследований, проводимых сегодня, позволяет предположить, что наука ищет истинные ответы на вопросы, которые считаются значимыми либо потому, что они вызывают любопытство людей, либо потому, что они способствуют достижению практических целей, которых люди хотят достичь. Повестка дня исследований определяется не природой, а обществом.

На этом этапе критика приобретает популярность, поскольку только что обрисованная картина определяет ценностные суждения как центральное место в направлении научного исследования – мы стремимся к истинам, которые важны для нас. Но кто такие «мы», чьи ценности входят в определение целей наук? В какой степени фактически сделанные оценочные суждения не учитывают важные группы населения? Это серьезные вопросы, и один из главных вкладов науки состоит в том, чтобы привлечь к ним философское внимание.

Таким образом, понятие науки многогранно, охватывает все стороны существования человека и общества, а поэтому его следует рассматривать в трех аспектах его бытия: наука как определенный вид деятельности, наука как сфера культуры и наука как социальный институт [6, c. 50].

Под наукой мы понимаем прежде всего сознательную и организованную познавательную деятельность. Понятие «познание», конечно, значительно шире понятия «наука», поэтому необходимо проводить различие между научным познанием и познанием в целом. Научное познание связано с набором определенных целей, которые мы попытаемся более четко изложить в следующем разделе. Наиболее важные цели науки связаны с тем, что было охарактеризовано как когнитивная или эпистемологическая функция науки, посредством которой наука концентрирует самое пристальное внимание на познании новых и ранее неизвестных научных законов или на уточнении текущего состояния знаний о таких законах [3, c. 135].

Наука как познавательная деятельность в своем роде приводит к формированию того, что мы знаем, как научные данные, методы и теории. Рассматриваемая таким образом наука предстает как относительно непротиворечивая система данных, или как система методов или общих указаний относительно того, как получить эти данные, или данные аналогичной природы, или, наконец, данные, до сих пор неизвестные.

Научная деятельность также связана с определенными социальными институтами (институциональный аспект науки). Этот аспект всегда был очень важен и всегда играл важную роль в формировании социальных отношений и условий для тех, кто занимается наукой, например, в университетах; тем не менее, последние несколько десятилетий показали значительное усиление этого аспекта: в связи с резкой тенденцией к росту всех приблизительных показателей, характеризующих сферу научной деятельности (число лиц, активно занимающихся наукой, количество публикаций, затраты на науку и инвестиции в нее и т.д.), почти в каждой стране возникла мощная система научных организаций, институтов и т.д.

Наука также является социальным и социально-психологическим феноменом (социологический и психологический аспект науки), который оказывает все большее влияние на другие аспекты нашей социальной жизни. Достижения науки проникают практически во все сферы нашего существования, участвуя с неуклонно растущей скоростью в развитии и прогрессе во всех этих областях.