Женское образование в корейской диаспоре Дальнего Востока в дореволюционное время

На сегодняшний день гендерный аспект истории повседневности является чуть ли не самым обсуждаемым в научном сообществе.

Тема женского образования всегда находилась несколько в отдалении от исследователей по причине недостатка информации, особенно если мы рассматриваем специфику национальных меньшинств.

Корейская диаспора Дальнего Востока России на протяжение всей истории существования отличалась патриархальностью, иерархичностью и дискриминацией по половому признаку. Это крайне неудивительно с учётом традиционной Кореи и её устоев. Корейская женщина представляется нам сходной с рабыней, что подтверждается рядом источников, в частности путевыми заметками епископа Хрисанфа. По наблюдениям исследователя у женщин нет прав, у неё нет имени, они проводят большую часть жизни взаперти, а об образовании уж совсем излишне говорить [1, с. 197].

Хоть при изучении вопроса корейской ассимиляции на Дальнем Востоке мы находим сведения о возросшей потребности переселенца в образовании, в особенности мигрант задумывался о просвещении подрастающего поколения, освобождения от некоторой дозы схоластики.

Однако женская часть населения практически не поддавалась этому процессу. Анализируя данные на 1910 год по сведениям исследователя Бориса Пак, предстаёт картина, которая подтверждает тезисы, озвученные выше. К примеру, в селении Нижнее Янчихе насчитывалось 270 иностранно-поданных. Из них 132 человека были учащимися церковно-приходской школы. 132 человека мужского пола, ни одной души женского пола. Из всего Посьетского стана мы находим сведения об 855 учениках, из которых 802 – мужского пола и лишь 53 – женского. Это практически 6,2 процента от общего числа учеников, что подтверждает удручающее положение женщин [5, с. 322].

Мы находим сведения о попытках образованной интеллигенции исправить столь «закостенелое» общество. Вопреки традициям в 1907 году в селе Благословенном была построена Министерская школа для девочек на средства сельчан, при содействии Чхве Джэхёна, волостного старшины. Учительницей состояла Екатерина Васильевна Солодова, которая не получала от общества денежного пособия. В 1909 г. в школе обучалось 40 учениц. Обучение шло довольно медленно, так как приходилось сталкиваться с незнанием детьми русского языка [3, с. 6].

Однако это вызвало негодование у стариков, утверждавших, что матери, которые будут воспитывать своих детей, прививая им русскую культуру, разрушат корейское обособление [6, с. 150].

Стоит отметить, что это касалось не только девушек. Сведения об отношении к образованию мы находим в периодической печати, которая отмечает необходимость назначения штрафов в 50 копеек за каждый пропущенный урок родителям, которые отказываются отдавать в школу детей [4, с. 165]. Такое поведение может диктоваться несколькими причинами:

1. Ребёнок – это такая же рабочая сила в сельском хозяйстве. Учебный процесс отвлекал от работы, тем самым замедляя пахотные, посадочные работы [5, с. 326]. 
2. Желание в изоляции собственной культуры. Традиционно настроенные переселенцы, желая огородить подрастающее поколение от влияния русской культуры, всячески препятствовало просвещению своих детей, объясняя это исчезновением культурной идентичности.   

Однако чем ближе конец исследовательского периода, тем больше мы находим сведений о женщинах-учителях, хотя традиционно это должны были быть мужчины [2, с. 101]. 

В крупных городах (Владивосток, Никольск-Уссурийск и т.д.), в центре кипящей дореволюционной жизни, корейские девушки перенимали русский быт, носили европейские платья и стремились к просвещению [7, с. 152]. Скорее всего данные случаи были исключением из правила, хоть и говорили об изменениях в культурной идентичности. 

Подводя итог, в дореволюционный период женщины-кореянки были продуктом своего времени: традиционного общества с патриархальным устоем, говорящим о ненужности культурного просвещения женщин. На протяжение второй половины XIX века, если мы и видим изменения во взгляде на вопрос образования женской половины корейской диаспоры, то это частные случаи, которые встречают волны негатива со стороны старшего поколения, которые бежали со своей родины в поисках лучшей жизни. Нельзя утверждать, что негативное мнение стариков на ассимиляцию – это нечто, что заслуживает осуждения. Мы говорим о человеке XIX века, который в попытках сохранить культурный код, прибегает к решению радикальному, так как не видит иного пути решения. Пришедшая советская власть «растопит лёд» и даст вектор решения этой проблемы, однако это заслуживает отдельной статьи.

1. Епископ Хрисанф (Щетковский) От Сеула до Владивостока. / Епископ Хрисанф. М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2012. 352 с.
2. Кабузан, В.М. Дальневосточный край в XVII в начале XX вв. (1640–1917). Ист.демогр. очерк. / В.М. Кабузан. М.: Наука. 1985. 127 с.
3. Кириллов, А. В. Корейцы села Благословенного // Труды Приамурского отдела Императорского Русского Географического общества. Вып. 1. / А. В. Кириллов Владивосток, 1895. 13 с.
4. Матвеев, Н. П. Краткий исторический очерк г. Владивостока 1860–1910 гг. / Н. П. Матвеев. Изд. Г. Владивостока, 1910. 192 с.
5. Пак, Б. Д. Россия и Корея. / Б. Д. Пак. М.: Наука. 1979. 520 с.
6. Петров, А. И. Корейская эмиграция на русский Дальний Восток и позиция цинского Китая: 1864–1884 гг. // Девятнадцатая научная конференция «Общество и государство в Китае». Тез. докл. Ч. 2. / А. И. Петров. М.: Наука, 1988. 204 с.
7. Петров, А. И. Формирования корейского населения и его хозяйственная деятельность на территории русского Дальнего Востока: 1864 – февраль 1917 гг. / А. И. Петров. Владивосток: ДВО АН СССР, 1987. 300 с.