В странах, которые в советское время называли «буржуазными», а в настоящее время принято называть «развитыми», социальная сфера жестко регламентирована. Существует соответствующее законодательство, которое четко соблюдается.
В таких странах развитие и изменение форм собственности происходит в течение длительного времени в условиях высокой конкуренции. Параллельно с этим происходит формирование законодательства в социальной сфере.
По-другому шло в рассматриваемое время формирование собственности в российской экономике. Здесь создание негосударственного сектора экономики и внедрение частной собственности (групповой и индивидуальной) происходили в основном внеэкономическими методами. Спущенные сверху декреты и указания направляли и регламентировали процедуру разгосударствления и смену форм собственности уже существующих предприятий и объектов производственного назначения [1, с. 53, 56, 58]. Подобный генезис новой формы собственности можно охарактеризовать как номенклатурно-бюрократический, поскольку двигателем ее возникновения являются не организация производства, не конкуренция, а своеобразное «распределение», подобное выделению всевозможных «фондов», «лимитов» и прочих механизмов советского времени. И не случайно, что именно вчерашние «красные-директора», министерские чиновники, партийные и советские руководители стали фактическими распорядителями гигантского производственного массива. Сработал принцип наследственности положения, явив свою политическую силу.
Массовая и обвальная приватизация в первой половине 1990-х годов привела к серьезному изменению роли государства в развитии страны. Количественное преобладание межгосударственного сектора в хозяйстве России (в собственности государства осталась только треть национальных активов, остальные – это частная или смешанная государственно-частная собственность) не только ограничило возможности и масштабы прямого воздействия государства на экономику, но и негативно отразилось на эффективности ее косвенного регулирования, то есть на бюджетной, налоговой и, что для автора особенно важно, социальной политике государства. При этом носители власти как раз овладели рычагами регулирования производственных отношений. Демонтаж системы государственного управления как результат реформ нашел выражение в отказе от действенного контроля над ценами, резком сокращении госзаказа на продукцию отраслей военно-промышленного комплекса, существенном ограничении протекционистских мер для защиты отечественных производителей, в пассивном присутствии на рынке труда и, наконец, в отказе от активного воздействия на инвестиционный процесс.
Разрушение военно-промышленного комплекса, особенно если учесть социальный статус, образовательный и возрастной ценз работников, является одной из наиболее болезненных тем 1990-х годов. Для историков ясно, что важнейшим источником понимания процесса станут воспоминания и суждения непосредственных участников процесса. Рычагом разрушения ВПК стала реализация принципа разукрупнения предприятий. При этом мелкие предприятия не были затронуты в такой степени, как крупные. Значительные, ориентированные на большие задачи предприятия подверглись уничтожению и распаду. Требование перехода к новым формам деятельности сопровождалось давлением на тех, кто понимал невозможность существования «военки» в малых формах. «Непонятливым» отключали электричество, теплосети, допускалось экономическое и организационное давление и проч. Сопротивление интеллектуальной сферы было сломлено административным давлением. Высочайший социальный потенциал «военки» был перемещен в сферу торговли, обмена, перемещен навсегда.
Правда, как показала практика уже двухтысячных, годов выяснилось, что ряд предприятий ВПК отнюдь не был разрушен. Просто в годы безвременья 1990-х некоторые из них сменили владельцев и из рук государства ушли в частные руки. Косвенным официальным признанием этого явился тот факт, что уже в начале 2012 г. новый вице-премьер Российского Правительства Д.О. Рогозин заявил, что следует выяснить, в чьих именно руках находятся предприятия оборонных отраслей страны. Сопротивление интеллектуальной сферы было сломлено административным давлением. В число безработных попали и специалисты высочайшей квалификации; произошел их отток из производственной, интеллектуальной сферы и перемещение их в сферы, не требовавшие высокой, накопленной годами квалификации. Имело серьезные социальные последствия массовое понижение социального статуса. Особенно остро это чувствовали лидеры интеллектуального производства.
В этих условиях проведение властью внятной социальной политики стало проблематичным.
Вместе с тем, не желание соблюдения «прав человека», но стремление избежать нового социального взрыва, а также потребности... не скажем налаживания производства, а просто – потребности поддержания какой-либо элементарной деловой активности требовали регулирования.
В связи с этим государству пришлось в первую очередь заняться проблемами физического выживания населения.
В условиях высокой инфляции в России государство использовало для поддержания минимальных – доходов населения, особенно нетрудоспособных граждан, механизм регрессивной индексации доходов. Надо сказать, что это было сделано почти сразу после событий августа 1991 г.: уже в октябре 1991 г. был принят закон РСФСР «Об индексации денежных доходов и сбережений граждан в РСФСР» [2]. В нем было определено понятие индексации, установлен порядок расчета индекса потребительских цен и определения порога индексации, механизм определения размеров повышения доходов и сбережений граждан, порядок выплаты доходов, основные источники индексации. Основные виды государственных трудовых пенсий, в соответствии с Законом, индексировались из средств Пенсионного фонда РФ, социальные пособия – из Государственного фонда занятости РФ, сбережения граждан в Сбербанке РФ – из доходов банка, оплата труда государственных служащих и работников бюджетных учреждений – из государственных и местных бюджетов.
Важнейшую роль в социальной сфере играет прожиточный минимум, согласно международной методологии рассчитываемый для различных социально-демографических групп. В натуральном выражении прожиточный минимум представляет собой потребительскую корзину с набором более 300 наименований товаров и услуг. В стоимостном выражении прожиточный минимум должен соответствовать уровню нижней границы затрат на нормальное воспроизводство человека. Также по международным стандартам к прожиточному минимуму должен быть жестко привязан размер минимальной заработной платы, минимальный размер пенсий, пособий, стипендий и других социальных платежей. При изменении величины прожиточного минимума должен производиться пересмотр минимальной оплаты труда, всех видов социальных выплат.
В соответствии с указанной международной практикой в 1992 г. был принят Указ Президента Российской Федерации «О системе минимальных потребительских бюджетов населения РФ», а в 1997 г. – Федеральный закон «О прожиточном минимуме в Российской Федерации» [3], которым было установлено, что минимальный размер оплаты труда и пенсии по старости в стране должны поэтапно повышаться до величины прожиточного минимума. Соотношение между ними каждый год должно было устанавливаться в законе о федеральном бюджете. Семья или гражданин, душевой доход которых были ниже величины прожиточного минимума, считались малоимущими и имели право на получение государственной социальной помощи.
Особое значение в становлении новой модели социальной защиты населения России отводилось фондам социального страхования. Появление указанной системы социального страхования в России уходит корнями еще в советские времена и было связано с принятием законов «О государственных пенсиях в Российской Федерации» [4], «О занятости населения в Российской Федерации» [5], «О медицинском страховании граждан в Российской Федерации» [6], а также указов Президента РФ о фонде социального страхования в Российской Федерации, о негосударственных пенсионных фондах и другими документами. Создание этой системы было попыткой обеспечить гарантии конституционных социальных прав граждан в условиях разбалансированной экономики. Добровольное личное страхование должно было в новых условиях обеспечить свободный выбор граждан на более качественные страхование и социальные услуги в зависимости от их доходов. Система социальной помощи в России формируется в годы реформ на федеральном, региональном и местном уровнях, включая Федеральный и территориальный фонды социальной поддержки населения. Дело в том, что формирование целостной и гибкой системы социальной защиты населения требует активного взаимодействия бюджетов всех уровней, где федеральный бюджет выполняет функции финансового обеспечения общегосударственных социальных гарантий через субсидии, субвенции, взаимные расчеты, трансферты и налоговые льготы республикам и регионам [7].
Одной из основных целей, которую должна была преследовать социальная политика – это формирование устойчивого «среднего класса», о чем неоднократно заявлялось новой властью. Увеличение этого слоя должно было создать условия для отхода значительной части населения от черты бедности, а это, в свою очередь, – снизить социальную напряженность в обществе.
Сразу скажем: эта цель в рассматриваемое время не была достигнута. Мало того, все более непонятным и запутанным становилось само понятие «средний класс». Переход от привычной социальной структуры: «рабочий класс», «трудовое крестьянство», «интеллигенция» к новой, в которой вдруг появились «олигархи», «бюрократы», «властная элита» и прочие социальные группы, страты и прослойки, был достаточно радикальным. И, тем не менее, и он не способствовал объяснению сущности нового теоретического феномена – «средний класс». Более того, более устойчивой стала формула «основная масса населения».
В реальности социальная структура продолжала оставаться нестабильной и в период 1990-х годов постоянно изменялась, причем характер этих изменений был связан со всей социально-экономической ситуацией и никак не контролировался обществом. Масштабные переделы собственности в период 1990-х годов стали настолько обыденным делом, что редко вызывали к себе интерес среди отмеченной выше «основной массы населения», для жизни которой стали характерными чертами крайне низкий уровень социальных пособий, зарплат бюджетной сферы, пенсий, стипендий и т.д.
Вместе с тем, складывавшаяся в это время социальная структура общества несла в себе значительный конфликтогенный потенциал. Анализ статистических данных, представляемых Госкомстатом РФ, например, применительно к октябрю 1998 г. относительно распределения населения по социальному составу и статусу занятости свидетельствует о крайне небольшой численности работодателей – собственников средств производства – 1,2% по отношению к работающим по найму – 95,04%. Кстати сказать, самостоятельные работники тогда составляли 2,9%, члены кооперативов – 0,4% и неоплачиваемые семейные работники – 0,1% [8, с. 212]. Неудивительно, что взаимоотношения работника и работодателя также стали одной из первых сфер социального регулирования, к которой власть приступила после 1991 г.
В ноябре 1992 г. Президент Российской Федерации издал Указ «О социальном партнерстве и разрешении трудовых споров (конфликтов)», на основе которого была сформирована и приступила к работе Российская трехсторонняя комиссия по урегулированию социально-экономических отношений. Указом были установлены правовые основы заключения и выполнения коллективных договоров и соглашений с целью регулирования трудовых отношений и согласования интересов работников и предпринимателей на основе принципов социального партнерства. Теперь помимо коллективных договоров могли заключаться генеральные, отраслевые и специальные соглашения между организациями профсоюзов и работодателей.
В 1992 г. в России было принято Постановление Правительства РФ о введении Единой тарифной сетки по оплате труда работников бюджетной сферы, включающей 18 разрядов и тарифные коэффициенты. Элементом социальной защиты доходов трудящихся также по-прежнему было районное регулирование оплаты труда, позволяющее дифференцировать зарплату в соответствии с объективными различиями стоимости жизни по регионам страны.
Однако остальные вопросы, связанные с размерами оплаты труда, условиями труда и отдыха, защитой от инфляции, нормированием труда работников, решались при заключении коллективных договоров предпринимателей с профсоюзами. Значение коллективных договоров и механизма их заключения и соблюдения в условиях становления рыночных отношений значительно возрастает.
Важнейшую роль в регулировании социально-трудовых отношений на межотраслевом и межрегиональном уровне должно было играть Генеральное тарифное соглашение, устанавливающее общие принципы социального партнерства в Российской Федерации и согласованного проведения тарифной политики. Правда, в рассматриваемое время механизмы социального партнерства на федеральном уровне ограничивались главным образом отраслевыми тарифными соглашениями, которые заключались между профсоюзами, с одной стороны, и государством или объединениями предпринимателей – с другой [9].
Политику власти в сфере социального регулирования после августа 1991 г. можно назвать переходной, ибо сама социально-экономическая модель общества в это время еще окончательно не сложилась. Она была еще не ясна и гражданам, а вероятно и ее творцам. Ввязавшись в социальный эксперимент, власти в значительной степени пошли за своими корпоративными интересами, при этом возникла реальная угроза потери контроля над социальной ситуацией.
Для эффективного решения вопросов социального развития страны нужны были механизмы перераспределения, приспособленные к рыночным отношениям, нужны были сильные, ответственные профсоюзы, необходима была социальная ответственность предпринимателей. Наконец, нужна была политическая воля власти, то есть в данном случае – внятная, заявленная государственная социальная политика. Практически ничего этого в 1991-1993 гг. не было. Институциональные основы жизнедеятельности нашего населения, сложившиеся в ХХ в., были разрушены. Апелляция к земским традициям, общинным традициям при одновременном разрушении советов, привычных форм кооперации указывает на антиинституциональный характер социальных действий власти в это время.
.png&w=640&q=75)
