«Справедливость» и феодальное подчинение в имперском городе Эльзаса XIII-XIV вв.

В политическом смысле жители средневекового города разделялись на тех, кто просто обладает гражданством и тех, кто может занимать должности в системе городского управления. Первое, по словам Ульриха Майера, воспринималось как нерасторжимый договор между городом и гражданином; второе, рассматривалось в качестве переменной величины, зависящей от воли горожан и нуждающейся в постоянном приспособлении к меняющейся действительности [7, s. 10]. Двойственность такого рода естественным образом сочеталась с важной ролью в политической культуре города демократических институтов или, по крайней мере, видимости их функционирования. Например, лежащая в основе социально-политического устройства городской общины идея равенства всех ее членов не противоречила реальному доминированию патрициата в управлении городом [Idem]. Далее мы постараемся ответить на вопрос: как в конкретных обстоятельствах политической жизни региона (состоящей из деятельности разных сословий с разными интересами) проявлялась идея общего блага городских жителей?

Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению степени соотношения действий представителей городских сословий с общими интересами общины, иными словами роли общего блага в индивидуальных стратегиях патрициев, рыцарей или бюргеров, необходимо обозначить и кратко охарактеризовать сословия, задействованные в исследовании.

Высшие слои населения, определявшие вектор городской политики, были представлены разными сословиями в рамках средневекового социального устройства. Члены семей знатных владетелей («господ»), рыцари и мелкие дворяне (феодальные группы), согласно источникам, селились в городской черте, располагали там имуществом и непосредственно участвовали в функционировании политической системы города. Многие дворянские дома, проживавшие в городской округе, являлись также аусбюргерами (лицами, владевшими гражданскими правами, но живущими вне города) [1, с. 85], что непосредственно отражалось на их политической ориентации и активности. С другой стороны, горожане, не принадлежавшие к феодальным группам, но располагавшие финансовыми ресурсами или происходившие из знатных городских семейств составляли также значительную часть местных элит: в тексте источников их называют «достойными» или «почтенными» горожанами [11, № 617, 1].

Большинство городского населения в сведениях, которые источники дают касательно политических акций, представлено терминами «горожане», «граждане» или «жители», под которые условно попадают разные, по-прежнему слабодиффиренциированные социальные слои. Разделение по цехам и месту проживания не проводится, однако внимание привлекает ситуативное использования понятия «бедняки» (pauperes) о чем мы подробнее скажем далее. В нашем исследовании мы будем опираться на упоминания широкой массы городских жителей, в контексте их сословных интересов и действий.

Совокупные интересы городской общины можно условно определить исходя из отношения жителей к изменениям в политическом публичном пространстве, или опираясь на конкретные цитаты и характеристики, взятые из анналов и хроник. В этой связи нам необходимо обратиться к распространенному в источниках обобщенному понятию «угнетение», под которое попадает ряд терминов при описании конкретных обстоятельств, которые мы рассмотрим далее: бремя (gravamen), притеснение (preiudicium), принуждать или заставлять (angario) и беспокоить, тревожить (turbo).

Вопрос налоговых отчислений в королевскую (или феодальную) казну представляется наиболее чувствительным для городских жителей в сфере политической жизни (по крайней мере, об этом можно судить, опираясь на материал избранных источников). В 1284 г. германский король Рудольф собрал за один год тридцать тысяч фунтов налога в Кольмаре, а затем потребовал (через ландфогта (1)) от горожан отдать ему сверхурочно тридцатую часть их имущества [4, p. 212] (новый налог, который Рудольф пытался учредить в городах империи). Притязания такого рода спровоцировали в городе волнения, которые поддержал кольмарский шультгейс Вальтер Рессельман, саботируя сбор налогов и настраивая жителей против королевского наместника [3, s. 154-155]. Особое отношение к Рудольфу Габсбургу в эльзасских городах и Кольмаре, в частности, отмечается историками и считывается в хрониках того времени: многочисленные визиты короля, его посредничество в разрешении феодальных и городских споров, и даже эпизод предсмертного визита в Страсбург, во время которого старый король якобы воскликнул со слезами на глазах: «Прощай город! Прощайте мои любимые граждане!» [9, s. 92]. В начале того же 1284 г. жители Кольмара (монахи, священнослужители, рыцари и бюргеры) встретили жену Рудольфа с большими почестями и дали ей средства на содержание двора и драгоценности [4, p. 211]. Вспыхнувшее в мае следующего года восстание против ландфогта [Idem P.212] подчеркивает значение для городской общины и особенно для беднейших слоев населения (более чувствительных к различным сборам) справедливого взыскания налогов и податей. Подавив сопротивление, Рудольф собрал с жителей в счет наказания тысячу двести марок, в том числе с тех знатных, кто не сопротивлялся кольмарцам, но и не оказал им значительной помощи во время осады [Ibid]. Здесь интересным кажется сам факт противопоставления или по крайней выделения отдельно условных кольмарцев в широкой массе, как акторов сопротивления и выразителей общегородского недовольства и пассивно ожидающих разрешения ситуации некоторых знатных горожан (которые даже не покинули город, как в иных эпизодах фракционной борьбы [3, s. 164]).

Изгнание Вальтера Рессельмана из города не остановило всплеск социального недовольства в среде горожан. Назначенный королем на освободившуюся должность шультгейса безымянный дворянин из Штаммхайма проводил налоговую политику в интересах королевской власти, угнетая горожан тяжелыми повинностями (et eos maximis exactionibus turbavit) [4, p. 254]. Спустя десять месяцев после военного вмешательства Рудольфа жители Кольмара ранили слуг бургомистра и загнали их силой в монастырь миноритов [3, s. 212]. Мятеж был подавлен, а зачинщики изгнаны, однако шультгейс, по словам хрониста, не мог далее жить в Кольмаре, оставив должность своему зятю, после чего городские волнения утихли [Ibid]. Совокупные свидетельства такого рода укладываются в общую картину феодальной природы средневекового города и городской общины, целью которой является беспрепятственная экономическая (торговая или ремесленная) деятельность, которая подразумевает гарантии сохранения собственности [5, s. 94]. В тексте «Больших анналов Кольмара» мы, естественным образом, и до и после упомянутого случая встречаем записи о передаче горожанами денежных средств королю Рудольфу [4, p. 218] (своему сюзерену), однако недовольство по этому поводу, повлекшее за собой восстание, имело место только один раз (за указанный период). Характер восстания, как таковой, едва ли представляется «народным» в полной мере, поскольку причины бунта хоть и связаны с нарушением интересов широких слоев населения, организатором и ключевой фигурой восстания остается Вальтер Рессельман с приближенными людьми, которые продолжают враждебные акты и вооруженные нападения после смещения Вальтера с поста шультгейса (2).

Вместе с тем, понятие угнетения и причинения несправедливости горожанам со стороны феодала, его наместника или иного лица, облеченного властью, как таковое, и далее встречается в тексте источников, при иных обстоятельствах. Так, в «Bellum Waltherianum», о которой мы подробнее поговорим в третьем параграфе настоящего исследования, мотивом сопротивления страсбургскому епископу Вальтеру со стороны жителей города Мюльхаузена называется угнетение (принуждение) тем горожан (quia episcopus predictus nimis angariavit eos) через сына своей тетки, которого епископ поставил над укрепленной цитаделью внутри города, и который «ежедневно причинял горожанам многочисленные обиды и насилия» [3, s. 156]. Ранее мы уже наблюдали схожее отношение к действиям наместника в вопросах фискальной политики, однако формулировки, в данном случае, подразумевают более общий, правовой характер угнетения (что, впрочем, совсем не исключает и даже учитывает возможности экономического притеснения, как несправедливости). Говоря о существовании правового угнетения, нужно подразумевать наличие, в свою очередь, некоторой приемлемой формы правления и даже идеала, отхождение от которого воспринимается в качестве «угнетения» или тирании. Так, Ульрих Майер в «Gemeinnutz und Vaterlandsliebe» называет справедливость, ориентированную на общее благо высшей добродетелью гражданской жизни в представлении средневековых теологов [7, s. 58]. Городское право действительно может выступать выражением, по крайней мере, представления о некой общегражданской справедливости, устанавливая конкретные рамки в вопросах собственности и повинностей (3) (вероятно, ключевые пункты возможных конфликтов), в соответствии с пониманием города, как торгового феномена. «Обиды» и «насилия» с правовой точки зрения являются маркером несправедливого осуществления власти со стороны местного шультгейса, частью должностных обязанностей которого было судебное разрешение споров. Понятие «чести» гражданина само по себе занимало значительное место в городском праве [11, № 616, 8], потому присутствие судьи неуважаемого городской общиной фактически наносило обиду участникам судебного процесса и ставило под сомнение справедливость приговора. С другой стороны, понятие «принуждение» (angario), относящееся, вероятно, к повинностям, которые горожане обязаны были выполнять для своего сюзерена (естественная практика при данной форме феодальной зависимости), не содержит в себе конкретного значения тирании, но само по себе подразумевает обычное феодальное господство. Поскольку жители Мюльхаузена не просто избавились от правления епископа, но признали взамен Рудольфа Габсбурга (тогда еще графа) своим господином [4, p. 108], мотивом таких действий можно назвать стремление к более выгодным (справедливым) условиям подчинения, а поводом – нелегитимное управление городом через назначенного епископом шультгейса.

Рассматривая также идеал городского правления с точки зрения публичности, Пьер Монне, указывает на возникновение тирании (по мнению средневековых философов), как следствие превалирования bonum privatum (личного блага) правителя над bonum commune (общественным благом) [8, s. 332]. В тексте источников примеры подобных политических конструкций демонстрируют неоднозначную картину. В 1262 г. в разгар конфликта жителей Страсбурга с епископом Вальтером некоторые города Верхнего Эльзаса посчитали сложившиеся обстоятельства удачными для выхода из-под контроля епископской власти. Элленхард Великий в «Bellum Walterianum» пишет: «В Кольмаре жил шультгейс по имени Иоганн (Рессельман), весьма уважаемый и любимый горожанами Кольмара, который из-за споров, бывших тогда в Кольмаре, был изгнан той партией, которую поддерживал названый епископ. Этот Иоанн договорился с графами Рудольфом Габсбургом и его дядей Готфридом о том, что он, судья, тайно проберется в город и устроит со своими друзьями так, что ночью городские ворота будут открыты, и, когда названные графы придут со своими людьми, он впустит их и передаст им город Кольмар. Что и было затем сделано <…> Так они овладели этим городом, чему большая часть города была очень рада» [4, p. 108]. Внимание здесь привлекает прямое указание на одобрение деятельности шультгейса Иоганна городскими жителями (широкое понятие), которые фактически противопоставляются некой оппозиционной партии (то есть отдельной группе членов городской элиты). Иным образом события трактуются в «Кольмарской хронике», повествующей о том, что «этот человек (Иоганн) стремился к должности мэра и добивался ее всеми возможными способами. В магистрате он возвышал своих последователей и подавлял тех, кто придерживался иных мнений. Но так как бедняки (pauperes) больше не могли этого выносить, они вместе добились его низложения» [3, s. 154]. Хронист в данном случае заменяет епископскую партию абстрактным понятием бедняки (фактически, люди малоимущие в сравнении с городской верхушкой), апеллируя к интересам определенной, широкой группы населения. Недобросовестные действия шультгейса в политическом публичном пространстве представляются легитимным поводом для изгнания чиновника, однако конкретная связь между условными бедняками и честолюбивым шультгейсом не обозначается. Неопределенность также создают совершенно противоположные формулировки в отношении народной любви из «Bellum Walterianum», в которой «бедняки» заменяются еще более абстрактным понятием «горожане». Логичным, в этой связи, кажется универсальный характер понятия «угнетение», который напрямую связан с интересами отдельных групп городского населения и представляется, в большей степени, рядом конкретных противоречий между ними (то есть может отсутствовать обязательная привязка к конкретному общественному договору). Обращение к интересам широкой группы населения выступает маркером социальной поддержки и необходимым условием обозначения наличия или отсутствия «угнетения».

Интересы разных слоев городского населения (наблюдать которые можно в конкретных обстоятельствах, и которые, как правило, ориентируются на сохранение приемлемых форм феодального подчинения, не вредящего внутренней экономической деятельности и благосостоянию) оказывают значительное влияние на формирование представлений об идеальных формах правления. Понятие справедливости, подразумевающее необходимость взаимодействия с разными социальными группами и выполнение должностных обязанностей в общих интересах занимало важное место в политической жизни средневекового города.

Примечания

1. Ландфогт – наместник немецкого императора (или в данном случае германского короля) в ленных землях. (далее: наместник или ландфогт).
2. В «Хронике Кольмара» автор указывает в качестве причины неспокойного положения в городе деятельность Вальтера и его сторонников, разбойничавших в округе. Личные политические интересы Вальтера Рессельмана в данной ситуации очевидны и приоритетны, однако косвенные свидетельства позволяют предполагать народную поддержку сопротивления.
3. Которые при феодальном правлении учитывали интересы сюзерена.