«Справедливость» и «честь» в городском праве Страсбурга в XIII в.

Первое городское право Страсбурга, утвержденное в конце XII в., естественным образом широко демонстрирует феодальный (1) характер, что особенно ярко подчеркивает последний раздел, посвященный сеньориальным повинностям горожан в отношении епископа. Следующие редакции статута, имевшие место в XIII в. и позже, в том числе, после Вальтерианской войны (XIII в.) и движения подмастерьев (XIV в.), соответствовали изменениям в политической и социальной действительности города. Из них в настоящем исследовании мы рассмотрим второе городское право Страсбурга, в котором радикально изменилась расстановка политических сил в пользу горожан.

Итак, ключевой пункт анализа включает в себя уже обозначенную нами в статье ««Справедливость» и феодальное подчинение в имперском городе Эльзаса XIII-XIV вв.» ценность гражданина, а именно «справедливость». И если прежде мы обращали внимание на политический контекст понятия (в рамках феодального подчинения), то теперь постараемся расширить его значение на повседневно-бытовом уровне.

В обеих редакциях права упоминания справедливого суда и справедливости встречаются неоднократно. Вступительная часть второй версии называет любовь к справедливости и правде ключевой мотивацией составителей документа [12. № 617]. Справедливый суд в древнейшем праве выступает главной обязанностью шультгейса за нарушение которой тот неизбежно лишится должности [12. № 616, 29]. Справедливость также обозначается в качестве критерия, определяющего действие некоторых положений, как в случае с задержанием граждан, готовящихся к путешествию [12. № 616, 29].

Вместе с понятием «справедливости» в текстах мы встречаем также слова «честь» и «честный» (в отношении гражданина). Так, в восьмом пункте первого права говорится, что помощники шультгейса должны быть настолько уважаемыми, «чтобы горожане, сохраняя свою честь могли предстать перед ними в суде» [12. № 616, 8]. В отношении города в целом понятие «чести» применяется в первом пункте второй редакции права, где сказано, что консулы должны отстаивать честь церкви, епископа и города и защищать город и горожан (всех имущественных состояний) от зла и справедливо судить «всегда согласно истине» [12. № 617, 1].

В действительности, помимо «словарного» объяснения перечисленных понятий стоит обратиться также к определенной категории городского населения, о которой мы кратко говорили ранее, и упоминания которой многократно встречаются в задействованных нами источниках. Речь идет о т.н. «честных» или «достойных» (и т. д.) мужах среди горожан, которые, фактически представляют общегородские интересы в политическом и правовом поле. Так, консулы из второго права – это люди «честные и достойные» [Ibid], также как и «понятые» из 67 пункта древнейшего статута – трое честных людей [12. № 616, 67]. При этом, стоит сказать, что «честные люди» в праве являются не обязательно горожанами, но также министериалами. При этом, во втором праве прямо говорится «из среды как министериалов, так и горожан» (такое расположение, в принципе кажется очевидным, поскольку прежде большая часть чиновников и так назначалась епископом и отправление правосудия ассоциировалось, судя по всему, с некоторой религиозной санкцией). Здесь, таким образом, акцент делается не на «честности», как исключительно гражданской ценности и долге, а на репрезентации должностных лиц на занимаемой должности. То есть, мы возвращаемся к словам: «чтобы горожане, сохраняя свою честь могли предстать перед ними в суде». Фактически понятие чести или честности распространяется на обе стороны судебного процесса (то есть горожане сохраняют честь, стоя в суде перед столь же честными людьми – словно провозглашается равенство статусов и безусловное присутствие чести у всех горожан «больших и малых, богатых и бедных» [12. №617, 1]). Разумеется, в силу олигархической специфики городских институтов, значительные должности в системе городской юстиции занимали представители патрициата и понятие «честный» и «уважаемый», вероятно носило характер статусный (в его имущественном значении и значении обладания особыми регалиями и знатностью, то есть почетном). В таком случае, от обозначенной нами идеальной ценности «чести» и «честности» (то есть символического воплощения общего равенства перед законом) мы переходим к более прагматическому и ясно очерченному понятию справедливости. Суть здесь, вероятно, остается прежней (как в случае феодального подчинения) – соблюдение неких условных норм, как внешних по содержанию (процедурных), так и конкретных принципов справедливого судейства (то есть игнорирование интересов определенных групп населения, или, по крайней мере, учет их на каком-то приемлемом уровне – то есть без угнетения). Это буквально подтверждает 29 пункт первого права (мы кратко упоминали его ранее), где сказано, что «Шультгейс или судья не должен разбирать в суде никакого дела, за исключением того, с которым обратились к нему. Если же будет уличен, что сделал что-либо помимо судебного порядка и справедливого суда, по закону теряет свою должность» [12. № 616, 29]. Поскольку большинство видов ответственности в праве исчерпывалось денежными композициями [12. № 616, 617] или самим статусом гражданина (которого можно было лишиться, и который также подразумевал владение собственностью в городе) такая ответственность со стороны судьи, по сути, связывала защиту имущества с понятием справедливости (и, таким образом, обеспечением благосостояния города).

Интересным в этой связи кажется выделение в праве своих и чужих граждан. Поскольку горожанин был имущественно связан с родным городом, местное право защищало его [горожанина] собственность (в соответствии с ориентацией средневекового города на экономическую деятельность). Так, 31 пункт первого права гласит: «Если кто обвинит своего согорожанина вне города перед чужим судьей, то из-за этой вины обязан уплатить композицию и судье города, и тому, кого обвинил, и возместить ему ущерб, который из-за его жалобы [тот] понес» [12. № 616, 31]. Обвинение перед чужим судьей, фактически подразумевает уплату человеком композиции в казну другого города (во многих случаях штраф платился истцу и судье – то есть городу [12. № 616]), за чем следуют убытки и недополучение уже родным городом спорящих граждан доходов. Реакция такого рода совершенно очевидна, однако интерес вызывает сам факт рассмотрения дела в другом городе. Текст статьи, по сути, подтверждает, что муниципальные власти другого города могли рассматривать судебные прошения чужих граждан и обязывать кого-то к выплате композиции (конкретно говорится про убытки). Это интересным образом пересекается с вводными словами к первому праву Страсбурга, где говорится, что «каждый человек как чужой, так и местный уроженец, имеет в нем мир во всякое время и от всех» [12. № 616, 1]. Таким образом, город, как особая структура, приветствует ассимиляцию (по крайней мере экономическую) чужаков, но категорически противится взаимодействию собственных граждан со властными институтами (и главное бюджетами) других городов (2). Здесь также стоит привести соответствующие примеры из второй редакции права, касающиеся воинской службы и вопросов наследства. В первом случае 52 пункт гласит, что если кто-то из граждан уйдет сражаться за другой город (3) без разрешения магистрата, то будет принужден уплатить штраф и покинуть родной город навсегда [12. № 617, 59]. На первый взгляд, в данном случае отсутствует экономическая мотивация запрета, который, в свою очередь, кажется политически обусловленным. Оговорка, связанная с разрешением властей на подобное предприятие, судя по всему, подразумевает взятие во внимание собственных бенефиций города от военного конфликта, а также уплату оговоренного процента от жалования гражданина в городскую казну. Наконец традиционно болезненный для общины горожан вопрос наследственной передачи собственности чужакам раскрывается в 39 пункте второго права, где говорится, что таковая может совершаться только на территории города и в присутствии честных людей [Idem. 39] (по сути, аналогичное предыдущим примерам стремление защитить внутренние экономические интересы).

Таким образом, правовые аспекты гражданского идеала в средневековом городе концентрировались вокруг понятий «чести», как высшей формы социальной ответственности и основы для равенства граждан перед законом, и «справедливости», как формы взаимодействия с интересами разных социальных групп, предотвращающей угнетение и способствующей сохранению частной собственности горожан. Понятия чужак и согражданин ориентировались, в первую очередь, на экономическую деятельность людей и соответствующие интересы города, не препятствуя принятию новых членов городской общины (разумеется, финансово состоятельных). В таком разделении, на тот момент, судя по всему, не обнаруживалось идеологического подтекста, свойственного понятию патриотизм, однако со временем, вероятно, оно послужило основой, или, по крайней мере, одним из источников его формирования.

Примечания

1. В данном случае мы подразумеваем политическое состояние города до приобретения в середине XIII в. статуса «имперского». Феодальная природа средневековых городов, как таковая, в современной науке не ставится под сомнение и, мы, в свою очередь, находим тому подтверждения в настоящем исследовании.
2. При этом, между городами заключались, как военные, так и торговые договоры (множество примеров – Декаполис или Ганза и пр.)
3. Имеется в виду подработка наемным солдатом, а не измена.