Восприятие российскими консерваторами французской Июльской революции 1830 г.

После Июльской революции 1830 г. широкая часть населения, как и большинство представителей власти, почти не испытывала теплых чувств к правительству Карла X. Как говорил представитель Государственного совета граф Кочубей Николаю I: «Начиная с людей самых незначительных, от поденщика до людей самых выдающихся, все у нас находят Карла X виновным, это – установившееся мнение» [2, с. 729]. Но вот по отношению к самой революции и к июльской монархии мнения среди интеллигенции разделились, по сути, на два лагеря: реакционный и либеральный.

Именно реакцию консервативной части общества хотелось бы рассмотреть в данной статье, так как именно она являлась своеобразной опорой государства. Представители реакционного лагеря интеллигенции напрямую участвовали в формировании идеологии Российской империи при Николае I, а значит могли повлиять и на курс в политике страны.

В целом можно сказать, что, на первый взгляд, восприятие Июльской революции среди консерваторов не слишком сильно отличалось от позиций представителей власти, но тяжело давать точную оценку, так как даже многие идеологи реакции не рисковали открыто выражать свою позицию. Так, например, известный историк и публицист М.П. Погодин, издававший журнал «Московский вестник», решил не писать о событиях во Франции, хотя по его дневникам очевидно, что он был глубоко заинтересован вопросом [4, Л. 34b]. С одной стороны это возможно связано с цензурой газетных изданий, с другой с резким выступлением Погодина против возможного военного вмешательства России в дела Франции, которое основывалось на внутренней нестабильности в России. Кроме того, несмотря на полную поддержку царизма и политики Николая в частности, Погодин все же позволял себе рассуждения по поводу политики, читал Гизо, Минье, Тьерри, что могло означать определенные колебания публициста [3, с. 154]. В преддверии Польского восстания он писал в своем дневнике: «Признать Орлеанского значит признать власть народа. Не признать – так война, а кто ручается за успех?» [4, Л. 40a]

Тем не менее Погодин, если действительно и колебался в своих идеалах, все же остался верен принципам позднее воплотившимся в теории «официальной народности» С.С. Уварова. Более того, со временем Погодин начал мыслить еще более реакционно. Так, уже время Французской революции 1848 г. он открыто настаивал на военном походе в Западную Европу.

В реакционный лагерь вступил и близкий, со студенческих времен, друг Погодина литератор С.П. Шевырев, живший на момент Июльской революции в Италии и лично ставший очевидцем ее последствий. В определенном плане он был еще более ярым апологетом царизма. Шевырев не выражал такой же тревоги по отношению к внешней политике России, как Погодин, в целом по всей видимости не рассматривал возможность войны России и Франции. Так, например, в письме своей матери он писал: «Времена ныне очень смутны… Но дело иностранцев – сторона, а они между собой решают распри: однако должно надеяться, что все скоро будет приведено в прежний порядок» [3, с. 156].

При этом Шевырев выражал крайнюю неприязнь к революции, называл «взбалмошную Францию» причиной развития революционного движения в Европе, которое он довольно уничижительно называл «мятежами». Когда революция дошла до Италии, он поддержал контрреволюцию, с радостью писал о том, что итальянцы «собрали полицию против мятежников» [3, с. 157].

Вернувшись в Россию, Шевырев вместе с Погодином стали одними из ярких сторонников консерватизма и реакции, выражая эти идеи в своих лекциях в университете.

С позицией Шевырева, о скором возвращении всего на круги своя, был далеко не согласен известный ученый Е.Ф. Паррот. При правлении Александра I он был противником реформаторской деятельности, так же, как и Погодин, и Шевырев выступал за сохранение существующего государственного устройства. Но Июльская революция и события, которые она за собой повлекла, заставили его изменить свое мнение. Конечно, он все еще оставался сторонником царской власти, но, рассматривая причины французской революции, он пришел к выводу, что именно ущемление политических прав народа привело Карла X к потере трона. Опасаясь того же в Российской империи Паррот писал Николаю I: «Наш народ, по крайней мере, дворянство, военные и гражданские чины стремятся к представительному правлению. И время это пришло гораздо скорее, чем я думал. Умоляю Вас, Ваше Величество, во имя человечества и Вашей безопасности предупредите тот момент, когда от Вас могут потребовать больше, чем Вы в состоянии дать… Необходимо произвести революцию сверху, но постепенно и сообразно с нравственными потребностями Вашего народа» [1, с. 332].

Таким образом, Паррот стал своего образа лицом определенных изменений в среде реакционного лагеря. Хотя большинство консерваторов, сторонников царизма с ненавистью восприняли Июльскую революцию, даже среди них начало появляться понимание необходимости ряда изменений во внутренней и внешней политике страны. Реакционный лагерь под впечатлением от революции 1830 г. начал переосмысливать свои позиции. В общем и целом, можно с уверенностью говорить, что в этот период начинается размежевание внутри консервативного лагеря, начинают кристаллизироваться идеи будущих общественно-политических течений.