Николай Алексеевич Заболоцкий (при рождении – Заболотский) родился в 1903 году, по старому стилю 24 апреля, по новому – 7 мая, на сельскохозяйственной ферме Казанского губернского земства. Его отец, Алексей Агафонович Заболотский (1864-1929), корни крестьянского рода которого уходят ко времени освоения севера России новгородскими ушкуйниками (купцами-разбойниками), служил агрономом. Мать происходила из духовного сословия и работала сельской учительницей. Николай был старшим из 6 детей. Когда ему исполнилось семь лет, семья переехала на родину предков, в Вятскую Губернию, и обосновалась в селе Сернур Уржумского уезда (ныне Сернурский район Республики Марий-Эл). Отец часто брал Николая с собой в поле, показывал, как правильно сажать растения и ухаживать за ними.
В 1913 г. Коля Заболоцкий был принят в Уржумское реальное училище, где провел несколько благодатных лет, о чем сам впоследствии с удовольствием вспоминал. Его любимыми предметами были история, рисование, химия. В 1920 г. Николай окончил реальное училище и поехал в Москву поступать на историко-филологический факультет Первого Московского университета (сейчас МГУ). Его приняли в число студентов, однако «сказали, что кормить не будут». Первокурсникам полагались продуктовые карточки, но купить на них еду в условиях дефицита было невозможно. Зато большие хлебные пайки выдавали студентам медицинских факультетов. Тогда Николай Заболоцкий решил подать документы еще и во Второй Московский университет (сейчас это Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н.И. Пирогова) и совмещать учебу в двух вузах сразу. Однокурсник Заболоцкого по медицинскому факультету Михаил Касьянов вспоминал: «Жили мы от пайка до пайка, который, в т. ч. и печеный хлеб выдавался раз в месяц. В день получения пайка каждому из нас давали по полтора больших солдатских каравая хлеба, сливочное масло, сахарный песок, селедку или воблу» [2, c.273]. По вечерам Николай Заболоцкий ходил в Политехнический музей на выступления Владимира Маяковского или в кафе поэтов «Домино» на Тверской, а когда хватало денег – покупал билет в театр Мейерхольда. В январе 1921 г. паек студентам-медикам отменили в связи с окончанием Гражданской войны и прекращением острой потребности во врачах. Тогда Николай бросил Второй Московский университет и попытался сконцентрироваться на занятиях по истории, однако вскоре понял, что с сентября пропустил слишком много и забрал документы. В 1921 г. Николай Заболоцкий переехал в Петроград, где поступил на факультет русского языка Третьего Петроградского педагогического института им. А.И. Герцена (сегодня это Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена). Свое студенчество он потом вспоминал как «хроническое безденежье и полуголодное существование». Чтобы заработать денег, Заболоцкий разгружал корабли в порту, устраивался чернорабочим. На старших курсах он посещал заседания литературного кружка «Мастерская слова», где увлекся поэзией Велимира Хлебникова и Осипа Мандельштама. Сочинял он и собственные стихи. В автобиографии Заболоцкий писал впоследствии: «В 1925 г. я окончил институт. За моей душой была объемистая тетрадь плохих стихов, мое имущество легко укладывалось в маленькую корзинку» [2, c.274]. Впервые стихи Заболоцкого были напечатаны в журнале «Мысль», который издавали сами студенты.
По окончании института Заболоцкого призвали в армию. Во время службы он написал известные стихотворения «Часовой», «Движение», «Лицо коня» и др. Через два года поэт вернулся в Ленинград и устроился автором в отдел детской книги Объединения государственных книжно-журнальных издательств (ОГИЗ), руководителем которого был известный поэт Самуил Маршак. Там же работали литераторы Евгений Шварц, Лидия Чуковская, Борис Житков. Отдел выпускал не только книги, но и два детских журнала «Еж» и «Чиж», где публиковались такие поэты, как Даниил Хармс, Александр Введенский. Драматург Нина Гернет вспоминала: «Редакция была веселая. Писатели и художники приходили как домой, сидели весь день, рассказывали, читали, придумывали, устраивали литературные розыгрыши и мистификации… Мы ловили стихи, темы, мысли, которые могли пригодиться журналу; работали, когда проголодавшиеся писатели уходили обедать» [2, c.275]. Николай Заболоцкий быстро подружился с коллегами – Александром Введенским и Даниилом Хармсом – и часто бывал у них в гостях. Они вместе сочиняли стихи, обсуждали проблемы искусства и философии. В 1927 г. трое друзей вместе с писателями Николаем Олейниковым, Борисом Левиным, Игорем Бахтеревым и Константином Вагиновым создали «Объединение реального искусства – ОБЭРИУ». В 1928 г. была опубликована декларация нового философско-поэтического кружка. Обэриуты, как называли себя члены объединения, считали, что мир хаотичен и фрагментирован, и единственный способ выжить в нем – говорить. Литераторы отказывались от традиционных форм в искусстве в пользу гротеска и поэтического абсурда. В 1929 г. вышел первый сборник стихотворений Николая Заболоцкого «Столбцы». Это была сатира на обывателей, которые сохранили старые привычки в новой стране. В этом же году Заболоцкий женился на своей знакомой Екатерине Васильевне Клыковой. В 1931 г. у поэта произошла размолвка с Александром Введенским, и Заболоцкий перестал бывать на встречах ОБЭРИУ. В это же время он увлекся физикой, строением Вселенной, начал переписываться с изобретателем и ученым Константином Эдуардовичем Циолковским. В 1933 г. Заболоцкий опубликовал в журнале «Звезда» поэму «Торжество земледелия», однозначно оцененную критиками как пасквиль на проходившую тогда коллективизацию. Заболоцкий опять углубился в детскую литературу и создал прозаические переложения для детей ряда произведений зарубежной классики, таких как «Путешествие Гулливера», «Гаргантюа и Пантагрюэль». В 1937 г. Николай Заболоцкий выпустил сборник «Вторая книга», куда вошли 18 стихотворений.
Неожиданно 19 марта 1938 г. поэт был арестован по сфабрикованному делу об антисоветской пропаганде. На жестоких допросах он проявил стойкость и мужество, не признал ни одного обвинения, не оклеветал других людей. Он получил относительно мягкий приговор – 5 лет лагерей, позже замененные на 8. Срок Николай Алексеевич отбывал с февраля 1939 г. до мая 1943 г. в системе Востоклага в районе Комсомольска-на-Амуре, затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях. С марта 1944 г. после освобождения из лагеря, жил в Караганде, работал в строительном управлении техником-чертежником. Работа была по-военному напряженной, освобождался он поздно вечером и лишь ночами мог трудиться над переводом «Слова о полку Игореве», который начал еще до ареста. Считается, что именно благодаря этой работе Заболоцкий в 1946 г. получил разрешение вернуться в Москву. Время было суровое, в столицу пускали только по специальным вызовам и строгим пропускам, а он от своего «нелитературного» начальства вдруг получил откомандирование в Союз писателей и зимой 1946 г. очутился в полуголодной, промерзшей Москве со следами недавних фашистских налетов. Его устроили за городом, в Переделкине, на пустующей даче В.П. Ильенкова, временно. Писательские дела не налаживались. «Слово о полку Игореве» опубликовать сразу не удалось. И заработка пока не было, как друзья ни старались помочь Заболоцкому. Он переводил немецких поэтов (Рюккерта, Мейергофера, Гете), стихи, предназначенные для пения, к чему он был весьма мало приспособлен. Такое полуголодное существование «на птичьих правах» – со случайным заработком – было невозможно прежде всего потому, что надо было заново и всерьез организовывать свою жизнь – и не только свою, надо было подумать о семье, дотоле кочевавшей то в Вятском крае, в Уржуме, городке его юности, то попавшей в блокадный Ленинград, то разделявшей с ним временное житье-бытье на Алтае и потом в Караганде. Наконец – самое главное, от чего все зависело: ему надо было вернуть и утвердить себя в литературе. Ни секунды он не переставал осознавать себя поэтом и потому с благодарностью откликнулся на приглашение приехать с Семьей в Грузию, где о нем помнили, как об одном из лучших переводчиков грузинской поэзии. В Грузии Заболоцкий с семьей поселился в Доме творчества Союза грузинских писателей в горном местечке Сагурамо. Семья его состояла из жены Екатерины Васильевны и детей Никиты и Наташи. Естественно, ему пришлось интенсивно заниматься переводами на русский язык грузинских поэтов, что и составило на тот период заработок Николая Алексеевича. Прожил он в Сагурамо с весны 1947 г. почти до начала 1948 г. Одновременно в том же Доме творчества грузинских писателей оказался другой опальный литератор, Сергей Александрович Ермолинский, который в 1972 г. издал небольшие, но очень теплые воспоминания о Заболоцком [3, c.234].
По возращении в Москву Заболоцкие поселились вначале на даче своих друзей Кавериных в Переделкине. В 1948 г. Николай Алексеевич опубликовал сборник «Стихотворения», который не вызвал особого отклика у критики и читателей. Вскоре поэт выпустил еще одну книгу, «Записки переводчика», в которой писал: «Успех перевода зависит от того, насколько удачно переводчик сочетал меру точности с мерой ответственности» [1, c.141]. В 1954 г. у поэта случился инфаркт миокарда (ИМ). Он долго восстанавливал здоровье и вернулся к творчеству лишь в 1956 г. Осенью того же года жена поэта Екатерина Клыкова ушла от него к писателю Василию Гроссману. Заболоцкий стал жить с Натальей Роскиной, которой посвятил широко известное стихотворение «Признание», ставшее песней [2, c.284]. Однако в 1957 г. Николай Алексеевич и Наталья расстались, а вскоре к Заболоцкому вернулась первая супруга. Все эти переживания отразились в последней книге стихов поэта, которая тоже вышла в 1957 г. и получила широкое признание. Казалось бы, жизнь начала налаживаться, Заболоцкий был полон творческих планов, но у него продолжала прогрессировать ишемическая болезнь сердца (ИБС), которую в те годы не умели эффективно лечить ни консервативными, ни хирургическими методами. ИБС, ИМ до сих пор продолжают оставаться в числе ведущих причин смертности населения большинства экономически развитых стран [11, c.110; 4, с.102; 6, с.79; 7, с.5; 8, с.13; 9, с.17; 11, с.102]. Выдающийся российский поэт Николай Алексеевич Заболоцкий умер скоропостижно от повторного инфаркта миокарда 14 октября 1958 г. Он прожил всего 55 лет, и, конечно, жизнь его значительно сократил так называемый пенитенциарный стресс, связанный с арестом 19 марта 1938 г., следствием, отбыванием срока в лагерях ГУЛАГа и ссылкой, которая закончилась в 1946 г. Специалисты, занимающиеся изучением пенитенциарного стресса, пишут, что психологические и соматические последствия вынужденной изоляции в исправительно-трудовом учреждении (ИТУ) полиморфны и связаны с развитием как психиатрических, так и многочисленных нейровегетативных, психосоматических заболеваний [5, c.50]. В местах отбывания наказания общими, психогенно травмирующими факторами являются коммуникативный «голод» (разрыв устоявшихся личностных связей и скудость дальнейших социальных контактов), материальные лишения и дефицит привычных раздражителей для органов чувств, срок лишения свободы с реальной повседневной опасностью, жесткие требования режима содержания и строгая регламентация жизнедеятельности, соматическая отягощенность и множество других факторов. Самые различные стрессоры создают фон или готовность психики реагировать на любую жизненную ситуацию депрессивными, невротическими и функциональными расстройствами. Кроме того, осужденные, попадая в места лишения свободы, особенно в первое время, в периоде адаптации находятся в состоянии сильнейшего психологического стресса. Это состояние (от депрессии и эмоциональной подавленности до суицидальных попыток) зависит от личностных характеристик (образования, интеллектуального развития) и напрямую отражается на психосоматическом здоровье индивида. При этом необходимо учитывать, что каждый человек имеет свою специфическую готовность в психофизиологическом плане к восприятию стрессовых событий. В последнее время стали появляться отечественные оригинальные работы, посвященные изучению воздействия хронического стресса – вынужденной изоляции – на психическую сферу. Отбывание наказания в местах лишения свободы свыше 5 лет вызывает необратимые изменения в психике человека, когда восприятие осужденным окружающей среды как чужой, опасной и ненавистной переходит на подсознательный уровень [5, c.51].
Как же повлиял хронический пенитенциарный стресс (6 лет в тюрьмах и лагерях) на Николая Алексеевича Заболоцкого с его по определению ранимой, восприимчивой душой поэта? Каким он вернулся из ссылки в 1946 году? Вот как описывает первую встречу с Заболоцким, произошедшую в начале лета 1947 г. в Сагурамо, писатель Сергей Александрович Ермолинский: «Все, что я знал в ту пору о его судьбе, настроило меня на встречу с человеком измученным, может быть, даже больным и, во всяком случае, отягченным унизительными житейскими заботами, нервным и настороженным. Получилось иначе. Да, именно так: вначале было удивление. Передо мной стоял спокойный человек, аккуратно одетый в стандартный москвошвеевский костюм довоенного образца, кругловатое лицо, роговые очки в негрубой оправе, гладкие волосики, причесанные чуть вбок. Прозаическая внешность, никаких катастроф позади! И, казалось, ничто не нарушало и не нарушает его внутреннего равновесия… Когда я вспоминаю это свое первое впечатление, я вижу, что у него была не маска, не железная выдержка, а совершенно естественное поведение. Это был характер – собранный и не разрушенный никакими обстоятельствами» [3, c.235]. Удивленный первым впечатлением от встречи с Заболоцким, Сергей Александрович потом много размышлял о нем, о тайнах его внутреннего мира, о причинах его необыкновенного «созерцательного спокойствия». Многое стало понятно Ермолинскому после того, как ему довелось прочитать письма поэта. В одном из них, написанном жене в мае 1944 г., Заболоцкий рассуждал: «Ты пишешь: «Жизнь прошла мимо». Нет, это неверно… Для всего народа эти годы были очень тяжелыми, и я понял в жизни многое такое, о чем не думал прежде. Я стал спокойнее, и я люблю эту жизнь со всеми ее радостями и великими страданиями, которые выпали на нашу долю» [3, c.249]. Не в этих ли словах заключена вся нравственная основа поэзии нового, послевоенного Заболоцкого? Выстрадав, одухотворенный, он понял, что писатель больше, чем кто-либо, должен достойно пройти назначенный ему путь. Через все ненастья, бури, непосильный труд и житейский смрад, самый низменный, он должен пронести незапятнанным свое слово! Это его долг, как долг солдата устоять перед выстрелами [3, c.249]. В другом письме лагерных лет у Заболоцкого есть такая мысль: «У ног природа, и счастье, и покой, и мысль». Вот чего нельзя было отнять у него никогда и ничем! Если вдуматься в эти строки, то можно понять, почему в его стихах открывается не только большой поэтический мир, но и необыкновенная духовная сила человека, их написавшего, та сила, которая сделала его мудрым и стойким.
Безусловно, годы заключения подорвали физическое здоровье Заболоцкого, способствовали прогрессированию его сердечно-сосудистой патологии, но духовно они его не сломили, приучили быть выше всех бытовых несчастий и неудобств, смотреть на них как бы со стороны. Уже после смерти поэта, 24 апреля 1963 г., он был полностью реабилитирован по заявлению его вдовы. Сын, Никита Николаевич, ставший ученым-агрохимиком, кандидатом биологических наук, написал об отце книгу «Жизнь Н.А. Заболоцкого», первое издание которой вышло в 1994 г. в Лондоне на английском языке [10, c.31]. Николай Алексеевич Заболоцкий стал признанным классиком русской поэзии, стихи его вошли во все школьные программы по чтению, литературе, развитию речи, так что этот замечательный человек страдал не напрасно. Ему был дарован талант высказать себя в стихах, и он, несмотря на всевозможные преграды и лишения, с честью осуществил это. Его несломимая воля в сочетании с цельностью натуры и духовной целеустремленностью дали образец человека, на которого стоит равняться потомкам.
