Уголовно-процессуальное право России со своим эволюционным опытом развития преодолело несколько основных этапов. В свою очередь, критика ученых всегда имела, и будет иметь место. Говоря о критике, стоит отметить, что на протяжении всех этапов – учеными критиковалось отсутствие реальных механизмов обеспечения прав на защиту подозреваемого, обвиняемого, подсудимого. Современным уголовно-процессуальным законодательством, а именно Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 18.02.2020) предусматриваются все возможные средства для защиты прав и законных интересов подзащитного. Однако на практике, реализуемые положения указывают о наличии противоречий и их неэффективности. Исходя из этого, является необходимым рассмотреть проблему независимости и процессуальной самостоятельности защитника.
Перед рассмотрением данной проблемы я считаю необходимым охарактеризовать принцип обеспечения обвиняемому (подозреваемому) права на защиту в целом. Существующая норма в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (статья 16), в которой указывается, что «обвиняемому обеспечивается право на защиту, которое он может осуществлять лично, либо с помощью защитника или законного представителя». То есть, данная норма включает в себе два основных элемента - право самостоятельно осуществлять защиту либо через законного представителя, а также право пользоваться услугами профессионального защитника. Нельзя не отметить существенный факт, что защитник наделяется такими правами, при которых может в полной мере выступать в интересах подзащитного [4].
В силу сказанного, можно сделать вывод о том, что самозащита, т.е. осуществление права на защиту лично, и с помощью защитника – это две отдельные категории прав. С одной стороны, обвиняемый не будет лишен права в любой момент пригласить защитника или требовать назначить ему адвоката, даже если обвиняемый выбирает защищаться лично. А с другой стороны, даже если защитник будет участвовать в разрешении дела – это никак не будет влиять на осуществление возможности защищаться лично, т.е. факт участия в деле защитника не будет уменьшать объем прав обвиняемого.
Затрагивая историю развития уголовного процесса, можно вспомнить, что в Советский период было время, когда имели место существенные ограничения в обеспечении и реализации права на защиту. Данные ограничения относились не ко всем категориям преступлений, а лишь к некоторым. Так, например, подтверждая сказанные слова, можно привести в пример уголовные дела в отношении так называемых «кулаков» в 1920-1930-ые годы. Именно в это время публиковались, подвергающиеся критике, статьи в отношении адвокатов, которые осуществляли защиту по «кулацким делам» в отдельных регионах, а решения судов выносились без учета работы защитника.
Впервые вопрос о том, кто должен быть защитником (защищать права обвиняемого, оказывать квалифицированную юридическую помощь) возник в Постановлении Конституционного Суда РФ от 28.01.1997 года №2 «По делу о проверке конституционности части четвертой статьи 47 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан Б.В.Антипова, Р.Л.Гитиса и С.В.Абрамова» [5]. Конституционный Суд РФ определил, что «возможность допуска в качестве защитника на предварительном следствии только лица, состоящего в коллегии адвокатов, соответствует Конституции РФ». С такой позицией согласились не все судьи, а лишь четверо из девяти. Каждый из судьи высказал свое личное мнение, в которых говорилось о том, что обвиняемые вправе пользоваться помощью не только адвокатов, но и других защитников (которые не являются членами коллегии адвокатов). А объясняли они это по-разному, так, например, что значение слова «защитник», употребленное в части 2 статьи 48 Конституции РФ, гораздо обширное и относится к любому лицу, занимающегося защитой или представительством интересов.
Обвиняемый в уголовном процессе занимает важное положение и выступает в роли центрального участника. Это объясняется тем, что его личность напрямую связана с исходом уголовного дела, т.е. обвиняемый автоматически становится возможным субъектом уголовной ответственности. Все сведения, сообщенные им на допросе, будут являться как одним из видов источника доказательства, так и, одновременно, средством защиты данного лица [1].
Обязательное участника защитника, а также право на его назначение, толкуется в части 1 статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РФ, которая излагает, что «участие защитника в уголовном судопроизводстве обязательно, если обвиняемый не отказался от него в порядке, установленном ст. 52 УПК РФ». Здесь же Верховный Суд РФ поясняет в своем постановлении от 30.06.2015 года №29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве», именно в пункте 14, что «если обвиняемый не воспользовался своим правом на приглашение защитника и при этом не заявил в установленном порядке об отказе от защитника либо такой отказ не был принят судом, суд должен сам принять меры по назначению защитника [6]. В этом случае обвиняемый не может выбрать себе конкретного адвоката».
Переходя непосредственно к проблеме реализации права на защиту, необходимо назвать пробелы в независимости и процессуальной самостоятельности защитника.
Проблема независимости защитника как одна из основных гарантий предоставления квалифицированной юридической помощи является одной из актуальных, так как эта проблема становилась предметом научных исследований как в советский период, так и на современном этапе развития. Самое важное в данной проблеме – это независимость защитника от государственных органов, от стороны обвинении в уголовном судопроизводстве, ну и, конечно же, суда.
Проблема процессуальной самостоятельности адвоката-защитника также не осталась без внимания. Доктор юридических наук, адвокат Юрий Исаакович Стецовский активно выступал по данной проблеме, начиная с 1960-ых годов [7]. Ю.И. Стецовский отмечал, что не говорить о независимости защитника от обвиняемого в первую очередь – нельзя, хотя бы, потому что защитник участвует в деле при наличии желания обвиняемого. Обвиняемый может в любой момент отказаться от защитника, а защитник в свою очередь в данном случае будет отстранен от дальнейшего участия в деле. Соглашаясь с точкой зрения Стецовского, я хочу добавить, что здесь необходимо обратить внимание не на ограничение профессиональной независимости адвоката, а как раз таки на определенную ограниченную самостоятельность защитника, т.е. как уже говорилось мною ранее – все зависит от воли подзащитного (обвиняемого, подозреваемого), без этой воли, защитник самостоятельно никак не сможет вступить в данное дело.
Также существует положение, которое свидетельствует об ограничении процессуальной самостоятельности защитника - подп. 3 п. 4 ст. 6 Федерального закона от 31 мая 2002 г. N 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». В данном положении указывается на то, что «защитник не вправе занимать по делу позицию вопреки доверителю, за исключением случаев, когда он убежден в наличии самооговора доверителя». Самое интересное, что в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации данное ограничение никаким образом не закреплено и никак не обеспечено [2]. И скорее всего, исходя из этого, некоторые адвокаты руководствуются положениями о независимости адвокатуры и как следствие реализуют в полном объеме права защитника только на свое усмотрение. И после этого становится понятным, почему же на практике возникают такие случаи, когда появляются разногласия между защитником и обвиняемым, и каждый имеет свою позицию, отличающуюся друг от друга. Стоит отметить, что такие ситуации будут определяться нарушением прав на защиту, и будут выступать основанием для отмены решений по делу – пример этому будет служить Апелляционное определение СК по уголовным делам Верховного Суда РФ от 18 декабря 2014 г. N 19-АПУ14-38, где суд отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение (объяснив это нарушением прав подзащитных судом первой инстанции).
Данную проблему также рассматривал Рагулин А.В., основываясь на ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре Российской Федерации(п.п.3,4 ч.4 ст.6)», «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (ч.7 ст.49)», а также «Кодексе профессиональной этики адвоката (п.2 ч.1 ст.9 и ч.2 ст.13)» он отмечал, что защитник, который принял в порядке назначенного или по поручению защиту по уголовному делу, не вправе отказаться от защиты обвиняемого (подозреваемого). Кроме того, защитник даже не вправе действовать во вред своего подзащитного (обвиняемого, подозреваемого).
По данному вопросу Юрий Исаакович в журнале «Советская юстиция» писал, что «при осуществлении защиты могут быть расхождения между обвиняемым и его защитником. Адвокат может оспаривать обвинение, признаваемое подзащитным. Возможны расхождения по вопросам квалификации преступления, признаваемого подзащитным, методам и средствам защиты. Но когда адвокат, вопреки воле обвиняемого, признает доказанным обвинение, отрицаемое подзащитным, он утрачивает свои качества защитника и превращается в законного обвинителя. Такая позиция наносит существенный ущерб правосудию по уголовным делам» [8]. С данным высказыванием невозможно не согласиться в силу того, что защитник должен быть связан волей своего подзащитного.
Таким образом, в данной ситуации можно говорить лишь об ограниченной процессуальной самостоятельности защитника. И, исходя из этого, я предлагаю, что в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации необходимо внести соответствующие изменения, с целью устранения противоречий в реализации права и его понимании.
При анализе судебной практики я выделил такое нарушение, когда позиция защитника категорически не совпадала с позицией подзащитного [3]. Существует пример из практики: во время проведения предварительного следствия подозреваемый Курчатов А. заявил, что хотел нанести удар Мирзоеву Р., но вместо этого попал в следователя Следственного комитета. В ходе судебного разбирательства в последнем слове Кручатов А. просил учесть, что вовсе не хотел наносить удар сотруднику Следственного комитета. А его защитник в прениях просил назначить своему подзащитному, а именно Курчатову А. минимальное наказание, что как раз таки противоречило позиции своего подзащитного, который фактически не признал вины в применении насилия в отношении сотрудника Следственного комитета. Приговор суда был отменен, а уголовное дело направлено на новое разбирательство.
