В последние десятилетия проблема домашнего насилия стала одним из наиболее обсуждаемых и актуальных социальных вопросов во всем мире. Она касается миллионов людей и оказывает глубокое влияние на их жизнь и психическое благополучие. Особенно тревожным является тот факт, что часто жертвами домашнего насилия становятся женщины, которые часто испытывают сложности в выходе из этой трагической ситуации и последующей реабилитации.
Чувство вины у женщин, подвергшихся домашнему насилию, является одним из сложных и негативных последствий, которые сопровождают этот опасный опыт. Данное чувство может возникнуть в результате множества факторов, включая психологические механизмы переживания травмы, воздействие социокультурных норм и стереотипов, а также взаимодействие с окружающими.
Цель этой статьи – проанализировать, как социокультурные факторы влияют на формирование чувства вины у женщин, переживших домашнее насилие. Анализ данного аспекта может помочь специалистам, работающим с жертвами домашнего насилия определить новые мишени психологического воздействия и разработать новые стратегии взаимодействия при работе с чувством вины у женщин, переживших домашнее насилие [3, с.154].
Согласно определению, социокультурный фактор – это совокупность культурных, общественных, гендерных, возрастных и других характеристик людей, которые определяют способ их поведения и взаимодействия в обществе [8].
Влияние социокультурного фактора на формирование ценностей проявляется через общественное мнение и социальное давление. Личностные ценности, формат семейных отношений, мировоззрение и идентичность начинают формироваться в раннем детстве под влиянием ближайшего окружения, и, одобряемые социальной группой, постепенно встраиваются в структуру личности, создавая стереотипы семейных отношений.
В течение жизни все мы, находясь в обществе, коммуницируя с окружающими, воспринимаем и принимаем ценностные представления, которые нас окружают. Мы стремимся соответствовать этим представлениям, чтобы быть принятым обществом и избежать негативного социального воздействия.
Формирование чувства вины начинается в раннем возрасте 3-6 (4-5) лет и заканчивается в дошкольном. Эти чувства вырастают из представлений ребёнка о себе, как о плохом или о хорошем. Если в этот период ребенок часто сталкивается с критикой своих действий, угрозами наказания или отвержения, манипулированием, то, как правило, он начинает чувствовать вину за свои желания, и поступки, отвергая ту часть себя, которая неугодна другим [6]. Его самооценка становится нестабильной, зависимой от оценки его другими людьми. И став взрослой, встроив в свою личность все эти механизмы долженствований, ожиданий от самого себя и внутренних установок женщина получает идеальный механизм самонаказания – чувство вины.
А.М. Хасин выделяет следующие персональные особенности женщин, страдающих от домашнего насилия: сдержанность, чувство отчуждения, негативное отношение к себе и отсутствие желания выражать свою позицию. В психической самозащите чаще всего используются такие стратегии: сдвигание неприемлемых стремлений, не соответствующих общественно принимаемым нормам и идеалам; проекция нежелательных качеств на обвиняемого супруга. Проявляется страх выражать потребность в ласке и признании, проявляющийся через демонстративное поведение. Установлены тенденции к самоотверженности, сопровождающиеся привязанностью к насильнику и являющиеся заметной инертностью [1, с.3].
Домашнее насилие над женщинами в России связано не только с современным общественным укладом, но и с рядом глубоко укоренившихся социокультурных особенностей русского народа, которые во многих аспектах определяют мужскую и женскую модели поведения, вступающие с одной стороны в диалог, с другой – в конфронтацию.
Первая из них отражает культурное уважение к силе и жесткости в поведении, в то время как вторая связана с ценностями ненасилия, сострадания и терпимости.
В современном российском обществе наблюдается тенденция к традиционализации института семьи: актуализации традиционных коллективных представлений о гендерном порядке и патриархальной семье, церковному браку. Отдельные священнослужители, журналисты и депутаты открыто позиционируют эти ценности, включая и допустимость домашнего насилия в отношении женщин.
Одним из важнейших социокультурных факторов, формирующим образ мышления русского народа является религия. Обществу транслируется образ мужчины – главы семейства, осуществляющего власть и волю над женщиной. Верующие женщины, как правило, более терпимы к семейному насилию и практически не подают на развод. Насилие со стороны мужчины трактуется как ответственность женщины за уход от традиционной модели поведения жены. Испытывая чувство вины за свой «греховный» проступок, раскаиваясь в «содеянном», женщина побуждает мужчину оставаться в этой модели поведения, легитимизирует его право на насилие.
Отрицательное отношение к разводам является еще одним социокультурным фактором, формирующим образ мышления россиян. Религиозные установки, консерватизм органов власти, общественное мнение, отсутствие поддержки среди близкого окружения («не смогла сохранить семью», «от хорошей жены муж не гуляет») – все это может заставлять женщину чувствовать свою вину за сложившуюся ситуацию насилия, за свое желание расторгнуть этот брак.
М. Киммель, являющийся известным американским социологом и экспертом в области гендерных исследований, утверждает, что мужское насилие в отношении женщин обусловлено социальной индоктринацией, где агрессивные формы коммуникации считаются неотъемлемой частью мужской идентичности [7, с.119]. Несомненно, следует изучить несколько ключевых социокультурных особенностей, которые сыграли важную роль в формировании российской модели поведения мужчин и женщин в контексте семейных отношений.
Одна из таких особенностей заключается в основополагающем мировоззрении. Патриархальная семейная структура выступает в качестве одного из главных аспектов данного вопроса. Традиционные представления о роли мужа-главы семьи укреплялись религиозно-нравственными ценностями и нашли отражение в «Домострое» – «указаниях о семейных взаимоотношениях для православных христиан, о том, как вести жизнь с женами, детьми и прочими членами семьи, а также о том, как наставлять и воспитывать их, внушая страх и строгое запрещение». «Инструкции» по «воспитанию» членов семьи и прислуги рекомендовали «учить» жену при помощи побоев, но при этом не бить по лицу или по животу. Бить рекомендовалось не кулаком или палкой, а кнутом, поскольку «и больнее и наука лучше усвоится. А побивши, приголубить, пожалеть и показать как любишь» [4, c.47]. Согласно содержанию данного документа, использование «умеренного» телесного наказания оставалось на усмотрение мужчины, с условием, что оно не должно было приводить к серьезным травмам или смерти жертвы. В противном случае главу семьи судили по статье о непредумышленном убийстве, где наказанием выступала церковная покаяние и лишение свободы на год. «Домострой» в XVI веке стал инструментом легализации насилия в отношении женщин, подтверждая его роль в семейном порядке и средств контроля над домашними членами.
По нашим данным, последнее широкомасштабное исследование, касающееся домашнего насилия в отношении женщин, было проведено Росстатом совместно с Минздравом России в 2011 году в рамках исследования репродуктивного здоровья женщин. Почти три четверти женщин, принимавших в нем участие, сказали, что рассказывали о совершившимся в отношении их насилии кому-либо, в то время как 26% ответили, что никому не говорили об этом. Из них подавляющее большинство (73%) обращались за помощью к родственникам или друзьям, в то время как небольшая доля женщин обращались в те или иные структуры: в милицию/полицию (10%), в медицинское учреждение – 6%, к юристу – 2%.
Среди 87% женщин, которые пережили физическое насилие, но не обратились за медицинской или юридической помощью, самая большая доля женщин (27%) заявила, что травма была недостаточно серьезной, чтобы обращаться за помощью. Еще 24% ответили, что это было бы бесполезно и не принесло бы ничего хорошего, 16% стеснялись попросить о помощи, 8% думали, что это принесло бы дурную славу семье, 6% боялись развода, прекращения отношений или потери детей, и 5% боялись, что, если они расскажут о насилии, то подвергнутся еще большему насилию, или что их обвинят [6].