Реформы Петра Великого в области науки, культуры и образования: революция или эволюция исторического процесса?

Если говорить об официальном появлении науки и нового европейского образования в России, то прежде всего это связывается с именем Петра Великого. Весь его комплекс реформ полностью связан с переустройством России в сторону более современную, чтобы она могла стоять на равных с самыми развитыми странами Западной Европы. Кипучая энергия Петра Великого, его огромное желание осуществить задуманное, и частичная подготовка данных реформ еще в эпоху Алексея Михайловича способствовала тому, чтобы переход от России средневековой к России – империи был более или менее успешным. Но Петр I постоянно равнялся в своих устремлениях на самые развитые по тем временам страны Европы – Англию, Голландию, в которых в конце XVII – начале XVIII в. уже состоялся переход к капиталистическому строю, и экономика была самой передовой. Россия же именно в период правления Петра Великого стала самой классической феодальной страной, ибо именно к этому привели все реформы Петра Великого в конечном счете. Попытки создать в России промышленность были несколько сокращены и искажены тем обстоятельством, что в это время практически не существовало свободной рабочей силы, ее заменяла крепостная, которую прикрепляли к заводам точно так же, как и к земле. Поэтому, с одной стороны, Петру удалось выполнить часть своей задачи – вывести Россию на уровень Европы. Но, с другой стороны, полностью свою задачу – вывести страну на уровень самых передовых стран – Англии и Голландии – ему не удалось. Это и не могло выполниться, ибо объективные обстоятельства – развитие экономики – никак не могли этого позволить. Россия и могла выйти только на уровень таких стран, как Испания, Италия, Греция, т. к. в этих странах была экономика, и соответственно, политический строй, сходный с российским [1, с. 329].

После такого краткого вступления относительно общей характеристики периода петровских реформ можно перейти непосредственно к интересующим нас вопросам – событиям и реформам Петра Великого, которые имеют отношение к появлению в России официальной науки.

Петр I интересовался науками с самого раннего детства. В силу того, что у него с шести лет не стало отца, он не получил такого систематического образования, как его старшие братья. Старших в семье Алексея Михайловича обучал известный украинский просветитель Симеон Полоцкий, причем не только братьев, но и сестру Софью. Это оказало определенное влияние на их дальнейшее поведение, ибо царевна Софья, став правительницей, продемонстрировала наклонности в сторону увлечения Польшей, что наверняка передалось ей от своего учителя. Эта тенденция также дала возможность усилиться влиянию украинских и белорусских просветителей в российской культурной жизни, о котором мы уже говорили в прошлой главе. С одной стороны, отсутствие у Петра I систематического образования было отрицательным моментом, т. к. он всю свою дальнейшую жизнь учился и сам себя называл недоучкой. Но, с другой стороны, это дало возможность Петру познакомиться с теми науками, которые никогда не были в России привычными – математикой, фортификацией, другими науками, в то время как старшие в его семье изучали традиционный для России комплекс гуманитарных наук. Интерес к практическим и естественнонаучным предметам укрепился у Петра посещениями Немецкой слободы в Москве и общением с иностранцами, жившими в этом районе Москвы. Его первыми учителями стали Ф. Лефорт и Ф. Тиммерман, оба они были сподвижниками Петра и в дальнейшем. Но пытливая натура Петра Великого не могла удовлетвориться только общением с иностранцами в Москве. Уже с 1697 г. Петр начинает посылать в Европу учиться юношей, в основном тем специальностям, которых в России до этого вообще не было и в которых по его замыслам скоро очень будут нуждаться – подготовка моряков самого разного уровня. Всего за годы царствования Петра эту зарубежную выучку прошло около 700 человек [2, с. 4, 10-16, 23-46].

Несмотря на сложную внутриполитическую ситуацию, вскоре Петр сам отправляется вместе с «Великим посольством» по странам Европы. Это событие относится к 1697-1698 гг. В то время как посольство занималось дипломатическими вопросами, Петр Великий в основном занимался своим образованием. В Амстердаме Петр учился черчению кораблей и навигации, а также астрономии. С удовольствием он также посещал музеи, лекции известного анатома Ф. Рюйша, госпиталь Св. Петра. Был он также в Лейдене, где посетил университет и ботанический сад; В Дельфте познакомился с Левенгуком, у которого присутствовал на опытах. Кроме того, Петр также знакомился с известными европейскими инженерами и книгоиздателями, в частности во время этой поездки он установил партнерские контакты с Яном Тессингом, который впоследствии стал одним из основных европейских книгиздателей в России. (Именно с ним в дальнейшем общался по вопросам поставки и перевода книг в Россию И. Копиевич) [3, с. 13-14, 48; 4, с. 3, 511-513, 531-544].

Побывал Петр также и в Англии, где занимался осмотром музеев, фабрик и мастерских. Кроме того, он посетил Гринвич, Оксфорд и был на Монетном дворе, где ознакомился с новейшим способом чеканки монет по методу Ньютона. Скорей всего, там Петр с ним и познакомился. Познакомился Петр также и с Лейбницем во время пребывания в Германии, и долгое время потом находился с ним в переписке. Это обстоятельство повлияло на Петра следующим образом: он оказался втянутым в сложный философский спор, который был в Европе в это время в самом расцвете. Это спор между картезианцами и ньтонианцами. Суть этого спора состояла в следующем: картезианцы, среди которых большинство были приверженцами католической веры, полагали, что человек должен познавать мир через Бога и Божественное провидение. Возглавлял это направление Г. В. Лейбниц. Его философским противником был И. Ньютон, который на этот же самый вопрос отвечал следующим образом: Богу нужно оставить богово, а заниматься познанием природы можно самим по себе. Приверженцы ньютонианства были в основном протестантами. Такое разделение в общем неудивительно, т. к. каждому религиозному ответвлению больше соответствовал той или иной философский принцип. Вообще же основой всего этого спора было учение Фрэнсиса Бэкона, который самым первым из всех философов обосновал соотношение естествознания и религии вообще, соотношение научной и религиозной мысли. Именно он сумел просто вписать религиозную и научную мысль в общею схему развития системы познания. Споры ньютонианства и картезианства проходили после этого и в значительной степени проистекали из учения Ф. Бэкона [5].

Сам Петр ознакомился с этим спором весьма поверхностно, ибо он поддерживал контакты с представителями и того, и другого направления. В основном его интересовал т. н. «кусткамерный» вариант естествознания. Но влияние этого спора сохранилось на будущее, т. к. с Лейбницем Петр будет советоваться по вопросам создания Академии, и по его рекомендации будет принимать в ее состав специалистов.

Кроме ознакомления, Петр I много внимания уделил приобретению различных редкостей, на основе которых в будущем была открыта Кунсткамера, книг и оборудования, которые в дальнейшем были переданы Морскому училищу. Только события внутри страны (стрелецкий бунт) помешали Петру довести изучение Европы до того состояния, о котором он мечтал. Но даже это не нарушило его планы – создать в России научно-учебные центры, подобные университетам и академиям Западной Европы.

По возвращении из Европы Петр не оставил планов о создании в России учебных центров. Но создание Академии было делом довольно долгим, к тому же стране требовались специалисты в области навигации и прикладной математики. Поэтому закономерным следствием этой необходимости было открытие в 1701 г. Навигацкой школы в Москве, а в 1715 г. – Морской Академии в Петербурге. Для этих учебных заведений были сформированы библиотеки и созданы специальные учебные курсы. Лекции там читали Фарварсон, Гвин и Грейс. Через 15 лет после открытия Морской Академии нужда в морских специалистах в России была полностью решена.

Кроме этих первых учебных заведений в России существовали и другие факторы продвижения естественнонаучной мысли. Уже в начале XVIII века были проведены многочисленные экспедиции, которые помогли определить новые географические зоны, определили наличие полезных ископаемых и других ценностей в самых разных уголках страны. Экспедиции проводились на Дальнем Востоке, на Камчатку, в Среднюю Азию. Кроме того, проводились масштабные экспедиции, связанные с изучением лекарственных растений – на Кавказ, в Сибирь и другие регионы. Большое внимание уделялось подготовке врачей, продолжая тем самым дело, начатое еще при Алексее Михайловиче в Аптекарском приказе. В Москве были основаны госпиталь (1706-1707 гг.) и при нем – школа, где изучали аптекарское дело по всем правилам. Возглавлял эту школу голландец Николай Бидлоо, а набирали туда не только иностранцев, но и русских юношей, в первую очередь потому, что для поступления в эту школу нужно было хорошо знать латынь, а этот предмет преподавался лучше всего в Славяно-Греко-Латинской академии, поэтому набирали юношей чаще всего оттуда [6, с. 21-22].

Еще одним важным примером того, что постепенно происходило изменение в отношении к естественным наукам является открытие в 1718–1719 гг. Кунсткамеры, а в 1714 г. – первой систематической библиотеки.

Но все это были только подготовительные моменты на подходе к самому главному событию в истории науки России – открытию Академии наук. Подготовку к этому событию Петр Великий начал еще во время Великого посольства, знакомясь с известными учеными Европы и обсуждая с ними эту возможность. С самого начала Петр считал, что Академия в России должна быть отличной от аналогичных академий Европы тем, что в ней должны присутствовать только естественнонаучные дисциплины, без философии и богословия. Он мотивировал это тем, что в России уже есть учебное заведение, которое занимается этими науками – это Славяно-Греко-Латинская академия, в то время как естественнонаучные дисциплины отсутствуют вовсе; для заполнения этого вакуума и необходима наличие Академии наук подобного образца. При этом Петр I очень много консультировался по вопросам создания Академии с самыми разными учеными Европы, в том числе (и в первую очередь!) с Лейбницем, с которым он находился в постоянной переписке.

Лейбниц всегда был очень заинтересован в России, считая ее очень важным мостом между Европой и Азией. При этом он, к сожалению, достаточно плохо знал реальные условия жизни в России. Это сказалось на тех советах, которые он давал Петру Великому относительно вопросов, связанных с открытием в России Академии наук. Как раз в это же самое время Лейбниц боролся за создание научного общества в Германии, и смотрел через европейскую призму на многие российские проблемы. Многие его рекомендации невозможно было применить в России, т. к. существующая здесь основа, на которой строился научный фундамент, просто этого не позволяла. Тем не менее рекомендации такого крупного ученого и мыслителя, как Лейбниц, не могли не сказаться как на самом Петре, так и на состоянии зарождающейся российской науки. Первый устав Академии (а точнее – его проект) также был написан Лейбницем. Наконец, ему принадлежит честь рекомендовать для работы в России почти всех первых членов российской Академии наук [7, с. 533].

Так или иначе, работы по открытию Академии наук активно велись, готовился ее устав, а затем встал вопрос о приглашении в Россию специалистов, которые могли бы в ней работать. Было абсолютно понятно, что никто из российских людей работать там не сможет – у нас просто их не было. Поэтому необходимо было пригласить в Россию тех, кто смог бы поднять на европейский уровень новую российскую науку. Отбору кандидатов было уделено самое тщательное внимание. В нем принимал участие сам Петр I, российские послы в европейских государствах, со специальной инспекционной поездкой в Европу ездил с этой целью Шумахер [8]. Первые, приглашенные в Академию, начали приезжать в Россию уже в 1724 г., а в 1726 г., уже после смерти Петра Великого, состоялось официальное открытие Академии наук в Петербурге. Первыми учеными, начавшими работать в Петербурге, были Х. Мартини, Герман, Бюльфингер, И. Г. Дювернуа, Ж. Н. Делиль, братья Бернулли. Кроме них приехали еще и студенты – К. Ф. Шлеслер, А. Крамер, Ф. Х. Майером (будущий историк), Х. Г. Гросс и Г. Ф. Миллер (будущий известный историк и источниковед) [9, с. 33-39; 10, с. 310; 11, с. 123-134]. Таким образом, в открытой Академии существовали только естественнонаучные дисциплины – приглашенные ученые были математиками, астрономами, химиками, физиками. Гуманитарные направления появились только в конце XVIII века (до этого они были представлены только эпизодически).

1. Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской Академии наук. Л., 1977. С.18-19; Анисимов Е. Время петровских реформ. Л., 1989. С. 329.
2. Устрялов Н. История царствования Петра Великого.: В 6 т. М., 1856–1859, 1863. Тт. 1-6. Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петре Великом: В 2 т. СПб., 1862. Т.1. С. 4, 10-16, 23-46.
3. Boss V. Newton and Russia. The early influence. 1698-1796. Cambridge, Massachussets, 1972. P.13-14. См. также: Пекарский. Указ соч. С. 48.
4. Письма Лейбница Петру Великому до нашего времени не сохранились, они были впервые опубликованы П.П. Пекарским. См.: Пекарский П.П. Наука и литература С. 3, 511-513, 531-544.
5. Этот спор оказал на научную мысль Европы огромное влияние. Он обсуждается и до сих пор, о чем можно сказать по зарубежной литературе на поставленную тему. Из нее можно судить о том, что до пор немецкие историки полагают, что на российскую науку большее влияние оказал Лейбниц, а англо-американские – Ньютон. См. также: Герье В. Отношение Лейбница к России и Петру Великому по неизвестным бумагам Лейбница в Ганноверской библиотеке. СПб., 1871.
6. См.: Копелевич Ю.Х. Основание. С. 21-22.
7. Об этом Петр сообщал в письме Г.Лейбницу. См.: Герье В. Отношение Лейбница. С. 34-35. См. также: Пекарский П.П. Наука и литература. С. 533.
8. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф.143. Оп.1. № 123. Лл.1-12.
9. См.: Пекарский П.П.Наука и литература С. 33-39.
10. Карташев А.В.Очерки по истории русской церкви: В 2 т. М., 1992. Т.2. С. 310.
11. Лаппо-Данилевский А.С. История русской обществен- ной мысли и культуры. XVII-XVIII вв. М., 1990. С. 123-134.