В зависимости от того, насколько часто мы употребляем в речи те или иные слова, выделяют активный и пассивный пласт русского языка. Изменения в словарном составе обусловлены выпадением лексических единиц и отдельных значений слов из активного употребления. Несмотря на то, что существует несколько классификаций устаревшей лексики, единой, общепризнанной нет. А.Н. Гвоздев в работе «Очерки по стилистике языка» пишет о том, что нет определенной четкости в установлении исторических границ, которые необходимо иметь в виду при отнесении слов к архаизмам [1]. Среди устаревшей лексики выделяют историзмы и архаизмы. Историзмами называют слова, которые являются названиями исчезнувших предметов, явлений, понятий. У историзмов нет синонимов, так как они единственные передают наименования давно ушедших из нашей жизни предметов. Предметы и явления, которые описывают историзмы, перестали существовать, поэтому они переходят в пассивный запас лексики. Таким образом, историзмы выполняют функцию специальных терминов, которые необходимы для описания прошлых эпох, данные слова воссоздают колорит эпохи, придают достоверность описаниям прошлого. Особенно часто историзмы используются в художественной литературе. Лесных Е.В. считает, что историзмы – вербализаторы исторической памяти народа, они репрезентируют временную маркированность определенного миропонимания [3, с. 15]. В современном русском языке архаизмы – это слова, называющие соответствующие реалии, но ушедшие по каким-либо причинам из употребления и замененные синонимами. Отличие историзмов от архаизмов в следующем: историзмы – это названия устаревших предметов, а архаизмы – устаревшие обозначения вполне обычных предметов и понятий, которые известны носителю языка в повседневной жизни.
Среди функций устаревшей лексики можно выделить стилистическую, номинативную, сакральную, ироническую функции. Нам интересны функции устаревших слов, которые встречаются в текстах Ю. Нагибина. Писатель - отличный мастер русской исторической прозы, произведения Ю. Нагибина достаточно легко изучать в связи с малой формой (повесть, рассказ), они отличаются художественным богатством, выраженностью устаревшей лексики. В его произведениях устаревшие слова чаще выполняют стилистическую функцию. Архаизмы и историзмы используются для воссоздания колорита отдаленных времен: «И случалось, царь подходил к темнице, вздыхал жалобно да и прочь отходил»; «У них и войско, и оружие: пушки, ядра, осадные машины, мушкеты и пистоли, мечи, сабли, бердыши, а у него только слово», «Нешто Христос огнем и мечом истине путь пролагал? Нет, устами» [2]. Ю. Нагибин воспроизводит фрагменты жизни и творчества великих русских писателей, используя архаизмы: «Из всей поездки запомнилась лишь встреча с трудолюбивым селянином в близлежащей рощице», «От скуки он принялся проглядывать кляузные бумаги, но скоро утомился…» [2]. В рассказе «Царскосельское утро» Ю.Нагибин передает эмоции и рассуждения юного Пушкина: «Но слово «древо» в описании отнюдь не библейского, а чащобного, прелого, мохового русского леса мгновенно обозлило его…а дикий глагол «вопиять» заставил по-обезьяньи вздернуть верхнюю губу и отскочить прочь» [2]. Устаревшие слова необходимы писателю для выражения художественного времени: именно архаичная лексика создает полицентрический эффект, что дает возможность конструирования семантического поля времени. Изображая историческую реальность, Ю. Нагибин использует наименования старинной одежды: азям, мундир, вицмундир, кафтан, салоп и другие. Старинное название одежды позволило писателю приблизить, воспроизвести описываемую эпоху, например: «Лескову показалось, что под длинным, до щиколоток, черным суконным азямом вовсе нет плоти…» (День крутого человека) [2].
Для характеристики персонажей Нагибин использует вставки из жития протопопа Аввакума: «И тогда многотерпеливая протопопица, отвалив из последних сил омороченного мужика, возопила с гневом и отчаянием: «Долго ли мука сия, протопоп, будет?» И ответил протопоп единственными, быть может, словами, способнъши поднять ее на ноги: «Марковна, до самыя до смерти!» И она, вздохнув, молвила: «Добро, Петрович, ибо еще побредем». (Огненный протопоп) [2].В речи автора часто используются такие лексические архаизмы, как сеча, уста, лик, чело, длань, например: «Наша любовь дала жизнь трем детям, я совершил жалкий жест порядочности и «простер над ним отцовскую длань», попросту усыновил их» (Сон о Тютчеве) [2]. Стилистическую функцию выполняют семантические архаизмы: истовый, нежели, хулитель, юдоль, словесность, ведом, дабы, облобызаться, словеса, например: «Но разве у нас нет отечественных бардов, не уступающих немецкому поэту непроворотом громоподобных словес?» (Царскосельское утро) [2].
Историзмы выполняют в произведениях писателя и номинативную функцию, когда являются единственно возможным обозначением тех вещей, о которых пишет автор. Например: «Не светила ему и блистательная судьба попа-пииты – хитролиса Феофана Прокоповича, ставшего столь близко к особе государя императора» [2]. В творчестве писателя можно выделить и сакральную функцию устаревшей лексики, то есть относящуюся к религиозному культу и ритуалу. В произведении «Огненный протопоп» Ю. Нагибин пишет: «Выпросил у бога светлую Россию сатана, да и очервленил кровию мученической. Добро ты, дьявол, вздумал, и нам то любо – Христа ради, нашего света, пострадать!» [2]. О.Э. Хайнжамц выделяет эстетическую функцию устаревших слов в произведениях Ю. Нагибина. Исследователь утверждает, что в рассказах и повестях, посвященных XVIII – XIX векам, характеристика героев «значительно углубляется», соответственно и устаревшей лексики используется больше [5, с. 67]. В зависимости от экспрессивно-стилистической окраски и создаваемой речевой ситуации устаревшие слова выполняют в произведениях писателя эстетическую функцию. Для придания оттенка книжности используются слова со старославянским неполногласием, например: «даже красноглаголивого Квинтилиана открывал, благо владел начатками латыни» (Остров любви); «не прочна на главе высокая, расшитая алмазами и земчугом шапка Мономаха» (Огненный протопоп); «Мне отозвался дух умершей, мне был явлен глас Неба» (День крутого человека); «Не читал ты, воин, посланий Аввакума, темен ты и хладен, яко погреб» (Огненный протопоп) [2].
В произведениях Ю. Нагибина есть слова, часто используемые в поэтической лексике: уста, очи, лик, пиит, например: «Негоже пииту скоморошествовать, – довольно твердо произнес Тредиаковский, и крепкая, упрямая скула молодого помора проплыла перед ним» (Остров любви) [2]. Использует Нагибин и историзмы, которые можно отнести к определенной исторической дате: воевода, стрелецкий, десятник, мушкет, ратник, купец, например: «…будто Феодосия вот-вот прибудет в Москву с купеческим обозом…» (Остров любви) [2]. В синтаксисе также можно заметить ряд архаичных союзов, например: «Первый раз усекли язык Епифанию, а равно и попу Лазарю, и дьякону Федору, томящимся в соседнем срубе, еще в Москве, во дни церковного собора, но тогда языки отросли у них» (Огненный протопоп); «Василий Кириллович был счастлив каждый день, каждый час, каждую минуту своей подвижнической жизни, ибо занимался любимым делом» (Остров любви) [2].
Ю. Нагибин использует устаревшую лексику для определения быта и языкового колорита определенной эпохи. Историзмы и архаизмы не только воссоздают в его творчестве определенную историческую эпоху, но и играют важную роль в коммуникативном взаимодействии разных поколений. Писатель использует устаревшую лексику для выполнения стилистической, номинативной, сакральной, эстетической, поэтической функций, стараясь передать колорит прошлого, привлечь внимание читателей к культурным традициям России.
