Принцип эвристического минимализма

Приступая к настоящему исследованию необходимо отметить, что современная философская терминология не знает термина «минимализм». Уже одно это, для любого специалиста, профессионально занимающегося вопросами философии, является поводом не читать дальше, то, что в этой статье будет написано, и я этих людей не осуждаю, так как наука крепка своим ортодаксизмом, иначе разброд и шатания совсем затопчут еле видимые тропинки к истине, ради которой собственно наука и охраняется от слишком революционных идей.

Но реальная жизнь познания, как правило, далека от ортодоксии, и время от времени преподносит неожиданные сюрпризы. Нечто подобное произошло с термином «минимализм». Отсутствие его в философской терминологии говорит о том, что это понятие не вписывается в гносеологические представления философии, как системы знаний об общих характеристиках, понятиях и принципах реальности (бытия). Иными совами, за более чем 2000-ную историю философам ни разу не пришлось столкнуться с таким понятием реальности как «минимализм», которое сопровождает человека с «младых ногтей», когда он учится соизмерять свои желания с возможностями их реализации, и позже, когда надо найти одно единственно верное решение из множества возможных вариантов, чтобы сократить время на достижение поставленной цели и т.д. и т.п. То есть, эта повседневная человеческая реальность осталось где-то на «обочине» философского познания. Очевидно, пришло время обратить внимание и на эту «обочину».

По умолчанию считается, что впервые о проблеме минимализма, очевидно, задумался Ульям Окхэмский, английский францисканец, родом из деревни Окхэм (Ockham, графство Суррей, Англия). В русской транскрипции более известный как Ульям из Оккама, которому приписывают следующий тезис: «Сущности не должны умножаться сверх необходимости». Поскольку непосредственно в работах Ульяма Окхэмского такого изречения не встречается, то можно предположить, что его истоки лежат в изречении Фомы Аквинского в трактате «Сумма теологии»:

«Кроме того, излишне предполагать множество начал там, где достаточно и нескольких» /1/.

Впоследствии перифраз этого изречения встречается в работе Иоагана Клауберга «Элементы философии онтософии» (Гронинген, 1647), часть II, §169, стр. 74:

«Сущности не являются случайными (без необходимости), которые можно умножать».

Но, Клаубер не сопроводил это высказывание ссылкой на источник, даже не выделив его кавычками, что даёт основание считать, что для его времени это была широко известная фраза, имевшая хождение без авторства.

В третьей книге «Математических начал натуральной философии» (1687) Ньютон устанавливает четыре основных правила философского рассуждения. Первое из них сформулировано в следующем виде:

«Причинами природных явлений не следует признавать больше того, что и какие из них являются истинными и объясняющими их явления живыми существами».

Так же, как и предыдущие авторы использовавшие аналогичные высказывания Ньютон не связывает его с конкретным автором, декларируя его, как общеизвестный факт.

В связи с этим можно предположить, что Закон парцимонии, или как его ещё в то время называли «принцип логической бережливости», был общеизвестной философской формулой /2/, след от которой, к сожалению, остался только в изречении, которое благодаря Лейбницу стали приписывать Уильяму Окхэмскому.

В предисловии к изданию сочинения Марио Низолия «Об истинных принципах и истинном методе философствования против псевдофилософов» (1670) Ф. Лейбниц пишет:

«И долго еще оставалась в тени секта номиналистов, пока ее неожиданно не вернул к жизни человек огромного таланта и исключительной для того времени образованности, англичанин Уильям Оккам (Окхэсмский), ученик, а вскоре величайший противник (Иоанна Дунса) Скота.

Главное правило, которым всегда руководствуются номиналисты, гласит: «Не следует умножать сущности без необходимости».

Это правило вызвало многочисленные возражения, как якобы несправедливое по отношению к божественной благодетельности, не скупой, а изобильно щедрой, радующейся разнообразию и богатству вещей. Но те, кто выдвигает такие соображения, как мне кажется, недостаточно поняли мысль номиналистов, которая, хотя и несколько темно выраженная, сводится к следующему: «Гипотеза тем лучше, чем проще»; и тот, объясняя причины явлений, поступает наилучшим образом, кто как можно меньше выдвигает необязательных предположений. Ведь тот, кто поступает иначе, тем самым обвиняет в бессмысленном излишестве природу или даже ее творца, Бога. Если какой-нибудь астроном может объяснить небесные явления с помощью немногих исходных данных, а именно исходя из простых, не смешанных движений, то его гипотеза должна быть предпочтительнее гипотезы того, кто для объяснения небесных явлений нуждается во множестве разнообразно переплетающихся друг с другом орбит. Из этого правила номиналисты сделали вывод, что в природе вещей все может быть объяснено, даже если в ней вообще не существует ни универсалий, ни реальных мысленных форм. Нет ничего вернее этого мнения, ничего достойнее философа нашего времени. Более того, я бы сказал, что сам Оккам не был таким номиналистом, как наш современник Томас Гоббс, который, говоря по правде, представляется мне даже сверхноминалистом» [3, с. 90].

В дальнейшем фраза «Не следует умножать сущности без необходимости», которая, к слову сказать, показалась Лейбницу темной и не очень внятной, обросла целым рядом дополнительных формулировок и обрела самостоятельный термин «Бритва Оккама», но при этом был утерян, даже более значительный и существенный для гносеологии фразеологизм «Гипотеза тем лучше, чем проще», что по мнению Лейбница более точно отражает принцип минимализма заложенный в учении номиналистов, которые предлагали сводить семантические поля определений сущностей к минимуму, максимально оптимально к единичной сущности, например: Бог, свобода, откровение и т. д.

Как уже указывалось выше, минималистический критерий «Бритва Оккама» формировался в недрах концепта Закона парцимонии («принцип логической бережливости») /3/, который, к сожалению, не выделился в самостоятельное философское направление, а растворился в философской категории «От частного к общему», где частное выступает аналогом простого, а общее сложного. Несмотря на то, что сама эта категория «От частного к общему» в настоящее время исследована достаточно глубоко и подробно, её аналогия «простое-сложное» на сегодня практически осталась в стороне от внимания исследователей, поэтому и возник этот исторический казус критерия «Бритва Оккама», как отклик на нереализованную потребность в исследовательском методе – «принцип эвристического минимализма».

В то же время, в общих чертах, основы «принципа эвристического минимализма» были сформулированы еще Аристотелем:

«То, что утвердительная демонстрация превосходит отрицательную, можно показать следующим образом.

Мы можем предположить превосходство при прочих равных условиях демонстрации, которая проистекает из меньшего количества постулатов или гипотез – короче говоря, из меньшего количества посылок; поскольку, учитывая, что все они одинаково хорошо известны, там, где их меньше, знания будут приобретаться быстрее, а это желательно.

Аргумент, подразумеваемый в нашем утверждении о том, что демонстрация на основе меньшего количества допущений является более эффективной, может быть изложен в универсальной форме следующим образом.

Предполагая, что в обоих случаях одинаково известны средние термины и что предшествующие средние значения известны лучше, чем последующие, мы можем предположить две демонстрации принадлежности A к E: одно доказывает это через средние значения B, C и D, другое через F и G. Тогда A-D известно в той же степени, что и A-E (во втором доказательстве), но A-D лучше известно, чем A-E (в первом доказательстве), и предшествует ему; поскольку A-E доказывается через A-D, и основание более достоверно, чем вывод. Следовательно, демонстрация меньшим количеством посылок при прочих равных условиях лучше.

Итак, как утвердительная, так и отрицательная демонстрация оперируют тремя терминами и двумя посылками, но в то время, как первая предполагает только то, что что-то есть, вторая предполагает и то, что что-то есть, и то, что чего-то еще нет, и, таким образом, оперирование большим количеством видов посылок является неполноценным.» [1, 86a32].

У Лейбница эти гносеологические основы познания «отлились» в формулу: «Гипотеза тем лучше, чем проще».

В современной интерпретации вывод Аристотеля и его формула в трактовке Лейбница звучат так:

«Принцип эвристического минимализма» позволяет сравнивать альтернативные гипотезы: та, которая использует меньшее число аргументов для объяснения большего числа наблюдаемых фактов, ближе к истинному отражению действительности» [2, с. 6-18].

В обобщённом виде этот гносеологический принцип можно выразить следующим определением:

Истина, как фундаментальный вектор познания определяется условием минимального числа аргументов для объяснения максимального числа наблюдаемых фактов при освоении новых знаний.

Наиболее наглядно игнорирование «принципа эвристического минимализма» мы наблюдаем в широко распиаренной в начале XX века квазинаучной общей теории относительности (ОТО) Альберта Эйнштейна.

25 ноября 1915 года вышла в свет статья А. Эйнштейна «К общей теории относительности», где он, в частности, отмечал /4/:

«Далее, для упрощения изложения введем мнимое время в качестве четвертой переменной».

И так, если со времён Аристотеля философия ставила ограничение в виде «принципа эвристического минимализма», которое молва реализовала в форме «Бритва Оккама», не привлекать для объяснения новой гипотезы дополнительные, особенно сомнительные, аргументы, если наблюдаемую реальность можно объяснить уже известными терминами и определениями, Эйнштейн, поддержанный научным сообществом, вводит в физику математический инструмент «мнимое время», которого в реальности не может существовать ни в каком виде, также как не существует мнимой длины, площади или объёма. Иными словами, умозрительную фантазию ввели в реальный научный оборот, как физическую реальность, на основе которой и стал возводиться «научно обоснованный» континуум пространство-время, основным постулатом которого стало утверждение о том, что гравитационные и инерциальные силы имеют одну и ту же природу. Отсюда следует, что гравитационные эффекты обусловлены не силовым взаимодействием тел и полей, находящихся в пространстве-времени, а деформацией самого пространства-времени, которая связана, в частности, с присутствием в ней массы-энергии.

В данном случае пренебрежение «принципом эвристического минимализма» в основании теории, на следующем шаге обращается в его противоположность. Именно волюнтаристское применение «принципа эвристического минимализма», но уже к фантазии, превращает последнюю в виртуальную реальность, объединяя не объединяемое: инерционную силу и силу гравитационного взаимодействия, основываясь всего лишь на общем понятии для обоих физических явлений – сила. Этот «коктейль» не что иное, как извращенная форма критерия «Бритва Оккама» - не множь сущности, который не подразумевает, что все анализируемы сущности должны быть сложены в одну «корзину» и полученный при этом «меланж» должен представляться как «общая теория всего». Иными словами, тезис «принципа эвристического минимализма» о сокращении сущностей Эйнштейн реализовал в лучших традициях абсурдизма, соединив две физически не соединимые сущности: гравитационное и кинематическое взаимодействия, и представил их как единую сущность пространства-времени:

«В этом случае (в евклидовом пространстве) свободная материальная точка движется относительно этой системы прямолинейно и равномерно. Если теперь ввести путем произвольного преобразования новые пространственно-временные координаты х₁, …., х₄, то в этой новой системе величины g будут уже не постоянными, но функциями, пространственно-временных координат. В то же время движение свободной материальной точки в новой системе окажется криволинейным и неравномерным, причем закон движения не будет зависеть от природы движущейся материальной точки.

Поэтому мы будем истолковывать это движение как движение, происходящее под влиянием гравитационного поля. Мы видим, что появление гравитационного поля связано с зависимостью g от пространственно-временных координат» /4/.

Как видим вся физика ОТО свелась к произвольному преобразованию трехмерного пространства в абстрактное четырёхмерное, которое и привело рассуждения Эйнштейна к абсурдному результату: «появление гравитационного поля связано с зависимостью g* от пространственно-временных координат».

* пространственно-временная функция.

В переводе на нормальный язык это означает: гравитационное поле является не следствием массы тела, а исключительно результатом взаимодействия этой массы с пространственно-временным континуумом. Поскольку выделить массу из пространства невозможно, то предложенная Эйнштейном зависимость выглядит вполне логично: гравитационное поле есть результат не феноменальных свойств массы, а отражение феноменальных свойств взаимодействия пространственно-временного континуума с массой.

В математике это вполне логичная подмена одних аргументов, на другие, но в физике это приводит к абсурду: яблоко падает на голову Ньютона не потому, что две массы притягиваются друг к другу, а потому, что голова Ньютона, Земля и яблоко искажают пространство. Теперь кинематическая и гравитационная силы становятся равноправными сущностями: просто силами, так как по Эйнштейну, это всего лишь результат преобразование состояния пространственно-временного континуума (Ведь именно на уменьшение сущностей ориентирует исследователей критерий «Бритва Оккама»).

После того как «на ура» была принята виртуальная реальность в виде пространства-времени, стало возможным множить сущности без какого-либо ограничения. И первым на этот призыв откликнулся Александр Фридман, что стало неожиданным даже для Эйнштейна, так как его фантазия о виртуальной реальности так далеко не распространялась.

В 1922 г. Фридман опубликовал статью «О кривизне пространства», где, в частности, отмечал:

«В своих известных работах, посвященных общим космологическим вопросам, Эйнштейн и Де-Ситтер приходят к двум мыслимым типам вселенной; Эйнштейн получает так называемый цилиндрический мир, в котором пространство обладает постоянной, не меняющейся с течением времени кривизной, причем радиус кривизны связывается с общей массой материи, расположенной в пространстве; Де-Ситтер получает шаровой мир, в котором уже не только пространство, но и весь мир обладает до известной степени характером мира постоянной кривизны. При этом и Эйнштейн и Де-Ситтер предполагают определенный характер тензора материи, отвечающей гипотезе несвязанности материи и ее относительному покою, иначе говоря, достаточной малости скоростей материи по сравнению с фундаментальной скоростью, т. е. со скоростью света.

Настоящая заметка имеет целью получить цилиндрический и сферический мир как частные типы, вытекающие из некоторых общих положений, а затем указать возможность получения особого мира, кривизна пространства которого, постоянная относительно трех принятых за пространственные координат, меняется с течением времени, т.е. зависит от четвертой координаты, принятой за временную; этот новый тип вселенной в остальных своих свойствах напоминает цилиндрический мир Эйнштейна» /5/.

Итак, вместо трехмерного прямолинейного бесконечного пространства Евклида, Фридманом предлагаются две версии криволинейного пространства: цилиндрического и сферического. При этом из обсуждения, по умолчанию, исключается вопрос: а что находится за внешними границами обсуждаемых пространств?

Далее, не обращая внимание на отсутствие реальности за границами рассматриваемых криволинейных пространств, Фридман вводит дополнительное условие для развёртывания своей гипотезы, в противовес «Бритве Оккама» «не множь сущности»:

«Время, прошедшее от сотворения мира, характеризует время, прошедшее от момента, когда пространство было точкой до настоящего его состояния; это время может быть бесконечным».

То есть, в ходе формирования новой гипотезы Фридман вводит понятие нулевого пространства, никак не объясняя этот пассаж с точки зрения физической реальности. Впоследствии для этого состояния был придуман самостоятельный термин – «сингулярность», который не только не прояснил физическую природу нулевого пространства, но еще боле запутал ситуацию: куда при этом исчезла материя со своей бесконечной плотностью?

В этом месте, при анализе гипотезы Фридмана, следует обратить внимание на выражение «от сотворения мира», которое транслирует её к ветхозаветной догме о семидневном творении мира. Здесь уже не просто игнорирование «принципа эвристического минимализма», здесь уже откровенное признание, в том, что предлагаемая «научная» гипотеза, есть не что иное, как описание теологической догмы в научных терминах.

Но любая, даже самая экзотическая гипотеза, претендующая на научность, должна находить экспериментальное подтверждение. И оно было найдено /6/. Это оказалось открытое астрономами Весто Слайфером и Эдвином Хаббом (1929), так называемое, «красное смещение», предсказанное эффектом Доплера в 1842 г.

Несмотря на то, что впервые публично Доплер представил своё открытие на заседании отделения естественных наук Королевского научного общества Богемии в Праге под названием «О цветном свете двойных звезд и некоторых других звезд на небесах» открытый им эффект относился к распространению волн в газовой среде, в связи с чем, так называемое «красное смещение» описывалось уравнением из предположения, что скорость источника звука может быть больше скорости распространения звуковых волн. Но даже для максимального спектрального смещения к красному краю скорость источника должна в этом случае соответствовать 0,273 скорости волны. Если для звуковой волны это вполне приемлемое значение, то для световой волны это уже соответствует значению 82000 км/с. Уже одно это должно было насторожить сторонников ОТО, тем более что Фридман предлагая теорию расширяющейся Вселенной указывал на следующее обстоятельство:

«При этом и Эйнштейн и Де-Ситтер предполагают определенный характер тензора материи, отвечающей гипотезе несвязанности материи и ее относительному покою, иначе говоря, достаточной малости скоростей материи по сравнению с фундаментальной скоростью, т. е. со скоростью света».

Трудно сказать, что конкретно понимал Фридман под малостью скорости материи, но уж точно не 27% от скорости света. Итак, воспользовавшись реальными наблюдениями «красного смещения» и его теоретическим обоснованием за счёт движения источника излучения в газовой среде, вывод, явно противоречащий для волн, распространяющихся со скоростью света, был перенесён уже даже не на материю, а на само пространство. То есть в соответствии с гипотезой Фридмана из состояния отсутствия реальности (состояние при нулевом радиусе Вселенной) пространство расширяется с около световыми скоростями, прямо пропорционально объёму новых данных об объектах с большими значениями красного смещения. В соответствии с уравнением Доплера граница скорости света была пройдена при значении «красного смещения» равным 2 при длине волны 11000 А. Дальше уравнение Доплера уже не работало, поэтому для поддержания мифа о расширяющейся Вселенной пришлось вводить космологическое уравнение расчёта «красного смещения», опираясь на преобразования Лоренца, которое давало результат бесконечного приближения скорости распространения пространства и находящейся в нём материи к скорости света. И здесь мы видим очередное пренебрежение «принципом эвристического минимализма», запрещающего необоснованное привлечение дополнительных аргументов. В данном случае наблюдаемый в газовой среде эффект зависимости изменения скорости распространения звуковой волны от скорости движения источника или приёмника относительно друг друга, на движение объектов и волн в вакууме. Причем это ограничение было волюнтаристски привязано к некой условной границе наблюдаемой Вселенной, сначала введённой Фридманом на уровне 10 млрд св. лет, а позже подкорректированной до значения 13,787 млрд св. лет. В результате наблюдаемые значения «красного смещения» продолжают расти, давно уже выйдя за границы оптического диапазона, а скорости наблюдаемых объектов в связи с этим бесконечно приближаются к скорости света, что изначально в модели расширяющейся Вселенной, как отмечалось выше, Фридманом не предусматривалось. Таким образом, для сохранения исходной концепции сотворения мира в научных терминах, приходится изобретать все новые и новые аргументы, чтобы сохранить видимость её логичности.

Но с каждым новым открытием, это делать становиться все сложней и сложней, и на сцену выходит главный и основной аргумент – вера.

В 1931 г. аббат Ж. Леметр предложил идею «первородного яйца» с массой 5*10²¹ масс Солнц в статье «Возникновение мира с точки зрения квантовой теории».

Окончательно концепт теории «Большого взрыва» был сформулирован Гамовым Г.А. в работах: «Расширяющаяся Вселенная и происхождение элементов» (1946); «Происхождение элементов и разделение галактик» (1948); «О релятивистской космогонии» (1949), где, на основе идеи Леметра о «первородном яйце», развил идею концентрации массы Вселенной в точке сингулярности. Получить какие-либо экспериментальные доказательства этой гипотезы никто не предполагал. Но, как всегда, помог случай.

В 1965 году Арно Пензиас и Роберт Вудроу Вильсон из Bell Telephone Laboratories в Холмдейле (штат Нью-Джерси) построили прибор, который они намеревались использовать для экспериментов в области радиоастрономии и спутниковых коммуникаций. При калибровке установки прибора выяснилось, что антенна имеет избыточную шумовую температуру в 3,5 К, которую они не могли объяснить. После совместного обсуждения со специалистами других лабораторий они пришли к выводу, что такая температура антенны была вызвана реликтовым излучением. В 1978 году Пензиас и Вильсон за своё открытие получили Нобелевскую премию /7/.

Итак, было открыто предсказанное излучение в миллиметровом диапазоне волн с «красным смещением» на уровне z=1932, которое, в соответствии с космологическим уравнением указывает на то, что его источник двигается со скоростью света. Но Фридман конструируя теорию расширяющейся Вселенной исходил из предположения, что материя в этой Вселенной двигается значительно медленнее скорости свет.

Противоречие между исходным посылом гипотезы и результатами наблюдений в «принципе эвристического минимализма» толкуются как ошибка первичной посылки гипотезы. При этом следует учитывать отрицательное время Эйнштейна, заложенное в основу ОТО, волюнтаристский переход в интерпретации эффекта Доплера с газовой среды на вакуумную, введение нового космологического уравнения «красного смещения», и самое главное отсутствие подтверждения расширения пространства в области тригонометрического параллакса.

Несмотря на то, что внутри этой области наблюдается и красное и синее смещение наблюдаемых спектров, метод тригонометрического параллакса не обнаружил эффект анизотропии «красного смещения» от движения наблюдаемых объектов, который бы указывал на центр расширения этой пространственной области Вселенной радиусом 12,4 тыс. св. лет. Иными словами, внутри этой области никакого расширения не наблюдается, в то время как за её пределами скорость расширения пропорционально нарастает в зависимости от удаленности наблюдаемых объектов от Солнца.

В соответствии с набором подобных противоречий «принцип эвристического минимализма» должен был вынести вердикт о ложности ОТО и теории «Большого взрыва», но в реальности все произошло с точностью до наоборот. Вера в незыблемость и исключительную правоту теории, основанную на мнимом времени, затмила все критические доводы в её ошибочности, оставив лишь единственный безусловно верный аргумент – веру в то, что христианское вероучение о сотворении мира – это единственно верная мировоззренческая картина мира, сомневаться в которой никому не позволено.

Но остановить развитие научного мышление не подвластно даже Папскому престолу. В этом году в спор с ОТО вступила «Шкала времени космических масштабов по уровню фанергии», которая утверждает, что пространство бесконечно, вечно и прямолинейно, и что наблюдаемые эффекты «красного смещения» и «реликтового излучения» имею одну общую природу [2, с. 6-18].

Таким образом, «принцип эвристического минимализма» устанавливает в отношении Общей теории относительности и Теории стационарной Вселенной «статус-кво», и при анализе аргументов обеих гипотез необходимо сравнивать их на «весах» «принципа эвристического минимализма». Та гипотеза, которая сможет объяснить большее число привлекаемых фактов меньшим числом используемых аргументов, и окажется ближе к реальной истине.

Завершая проведенное исследование следует отметить, что «принцип эвристического минимализма» есть аналитический инструмент методологии научного познания реальности, начиная с первого шага любого исследования.

Соотнесение исходных посылок исследования с реальностью на прямую влияет на его итоговый результат, так как прямая и обратная подмена базовых утверждения гипотезы между реальностью и виртуальностью приводит, как показал анализ общей теории относительности, к полному отрыву научного мировоззрения от восприятия реальности, и в итоге, в методологическом аппарате исследования, используются любые средства мистификации, чтобы завуалировать виртуальность гипотезы, и заменить реальность мифом о ней.

Примечания

/1/ В своей богословской работе о приговорах Питера Ломбарда Ульям Окхэмский использовал следующую фразу: «Множественность никогда не может считаться без необходимости», что, вероятно, связано с общерасхожим фразеологизмом, который был известен ещё со времён античности.

/2/ На этот факт указывает изречение Птолемея:

«Вообще мы считаем уместным объяснять явления при помощи наиболее простых предположений, если только наблюдения существенно не противоречат выдвинутой гипотезе» [4, кн. II, гл.1, с.79].

/3/ Термин «Закон парцимонии» так же неизвестен в терминах современной философии, но вероятно использовался в средневековье, поэтому фразеологизм «не множь сущности без необходимости» и не нуждался в дополнительном термине. Французско-русский словарь активного типа 1991 г. (1055 с.) под ред. Гак В. Г., даёт следующие толкования слову «parcimonie» - бережливость, скаредность, скупость.

Брянцев Андрей Михайлович, русский философ, ординарный профессор Московского университета в своей работе «Слово о всеобщих и главных законах природы» (1799), в частности отмечал:

«Закон бережливости, кратчайшего пути или самомалейших средств (lex parsimoniac, minimitatis).

Природа ничего не расточает, ни весьма истощевает и ничего вотще не употребляет и ничего полезного не опускает, кратко сказать, малым великое производит. В ней нет недостатка и нет избытка. Что касается до ее действий, то она действует всегда со всевозможно малейшим употреблением силы и кратчайшим путем. Везде примечаем действия, соразмерные достижению цели. А посему сама природа есть великая для нас наставница, примером своим показывающая вверенных нам благ и сил в надлежащем порядке содержание для благоразумного употребления, а не расточения».

Заменив латинский вариант термина «Закона парцимонии» Брянцев называет его по-русски, как тогда это вошло в научную моду, «Закон бережливости», и применяет его к анализу природной эффективности.

На этом примере мы видим, что философы не обходили стороной принцип минимализма, но, к сожалению, не делали на нём необходимого акцента, что и стало причиной его забвения в последующем.

/4/ Zur allgemeinen Relativitätstheorie. Sitzungsber. preuss. Akad. Wiss., 1915, 44, 2, 778-786.

Die Grundlage der allgemeinen Relativitätstheorie. Ann. Phys., 1916, 49, 769-822.

/5/ Фридман А.А. «О кривизне пространства». Петроград, 29 мая 1922 г.

/6/ Здесь опускаются «первые успехи» ОТО в виде объяснения аномальной прецессии перигелия Меркурия (она не оказалась аномальной) и отклонения света вблизи Солнца (оно объясняется оптической рефракцией), и ряд других притянутым «за уши» доказательств.

/7/ Интересно, какого признания дождётся открытие увязывающее между собой «красное смещение» и «реликтовое излучения» единой шкалой времени по уровню фанергии, и доказывающее полную несостоятельность ОТО [2, с. 6-18].