Борьба с коррупцией в России XVIII века

В современной России проблема коррупции занимает первое место в списке самых актуальных на сегодняшний день проблем. Российский государственный аппарат насквозь «проеден» взяточничеством, почти каждый российский чиновник, да не почто, а каждый берет взятки. И самое страшное, что в современном обществе это считается нормальным явлением. В нашей стране считается самым обыденным делом дать «на лапу» сотруднику ГИБДД, а уж тем более дать взятку преподавателю ВУЗа. Наряду с взяточничеством, актуальна и такая проблема, как казнокрадство, т. е. воровство из государственной казны определенных денежных средств. И опять же, на первом месте «черного списка» здесь стоят наши «уважаемые» министры и прочие чиновники всех мастей, которые нагло воруют деньги, выделяемые государством на различные программы, и устраивают себе пополнения личных банковских счетов или праздники и развлечения.

Невольно начинаешь задаваться вопросом: а откуда вообще взялось это понятие и с каких пор люди, занимающие высокие государственные посты, берут взятки? И самый главный вопрос – как с этим явлением бороться?

Рассмотрим для исторического аналога примеры борьбы со взяточничеством и казнокрадством в Российской империи за 300 лет до нашей нынешней ситуации, когда было ничуть не лучше.

Борьба с коррупционными преступлениями занимала важное место в государственной внутренней политике первого российского императора Петра Великого. Он уделял должное внимание борьбе с любителями поживиться за счет государевой казны, например, проводя губернскую реформу 1708 года, достижение которой была организация государственной службы полностью насчет жалования (а не частично, как это было раньше). Большое значение в борьбе Петра I с должностными преступлениями имело введение в 1711 году института фискалов, с помощью которых Сенат осуществлял контроль над деятельностью государственных чиновников. Это особая категория служилых лиц, состоявших при Сенате, была призвана тайно выявлять, доносить и обличать в суде должностных лиц, виновных в преступлениях, наносящих вред государству, в том числе во взяточничестве, казнокрадстве и т. д. Однако порок взяточничества имел место и среди самих фискалов. Например, фискал Нестеров был уличен во взятии с провинциал-фискала Попцова деньгами – 300 рублей, а также рожью, скотиной, часами и т. д. За совершенные преступления Нестеров был казнен.

Император осознавал ту опасность, которую создавала коррупция для проводимых им государственных реформ. Указ от 23 октября 1713 года «О доношении всяким людям о государственных интересах царскому величеству самому» обещал вознаграждение тем, кто донесет, на казнокрадов, и «кто на такого злодея подлинно донесет, … тому за такую его службу богатство того преступника движимое и недвижимое отдано будет; а буде достоин будет, дастся ему и чин его ...». Следует отметить значение Указа Петра Великого «О воспрещение взяток и посулов» (декабрь 1714 г.), в котором взяточничество квалифицировалось как преступление, подлежащее строжайшему наказанию. За взяточничество Петр I установил смертную казнь, в более легких случаях – вечная ссылка с вырыванием ноздрей и конфискацией имущества. В качестве предупредительной меры Указом было предусмотрено обязательное ознакомление всех чиновников с текстом законодательного акта под расписку, чтобы впоследствии неведением никто не оговаривался. Отличительной чертой Указа стало введение принципа равенства ответственности за взяточничество для всех чиновников, независимо от класса и занимаемой должности [1, с. 16; 5, с. 245-248].

С 1715 года все чиновники стали получать фиксированную зарплату, и получение взятки в любой форме уже рассматривалось как преступление. Правда, они быстро убедились, что на жалование особо не разгуляешься. Тем более, что из-за постоянных войн и иной бюрократической неразберихи в государстве его задерживали, а то и вовсе не выплачивали. Государство, построив сложную канцелярскую машину с большим количеством чиновников, не имело достаточно средств, чтобы ее содержать. Не получая жалования, многие чиновники, особенно низших классов, откровенно бедствовали, поэтому нередко взятки были для них единственным способом выживания. В «финансовой ведомости» одной из московских слобод значится, что из 116 рублей мирских средств на взятки за год было израсходовано 109 рублей [2, с. 145].

Победить взяточничество оказалось куда более сложной задачей, чем «прорубить окно в Европу». При Петре взяточников нещадно били батогами, клеймили, ссылали, но тщетно – государственные мужи даже под страхом позора и мучительной казни продолжали использовать свое служебное положение в целях личной наживы. В плане исторического урока важное значение имеет свидетельство выдающегося исследователя отечественной истории С. М. Соловьева о том, что Петр Великий старался всеми возможными методами и средствами навести порядок в делах государственной службы, воздействуя на мздоимцев, лихоимцев и вымогателей, однако принимаемые меры желаемого эффекта не давали. Так, после многолетнего следствия был обвинен в противозаконных действиях и повешен при всем честном народе сибирский губернатор Гагарин. А вскоре, через 3 года, четвертовали за взяточничество обер-фискала Нестерова – человека, который изобличил и довел до суда губернатора Гагарина.

Способствовал развитию коррупции получивший распространение именно с XVIII века при российском императорском дворе фаворитизм. Особенно это связано с именем любимца Петра Великого А. Д. Меньшикова, который, занимая крупные государственные должности, брал взятки в таких размерах, что удивлялись даже иностранные дипломаты. Меньшиков не раз наказывался государем, и даже бывал бит, но по-настоящему серьезным мер к нему не применялось, все это знали, что также порождало безнаказанность и вседозволенность.

По рассказам современников, однажды в Сенате Петр пригрозил издать указ, по которому всякий, кто украдет у казны сумму, на которую можно купить веревку, будет повешен. Генерал-прокурор Российской империи Петр Ягужинский на это заметил: «Неужели Вы хотите остаться Императором без служителей и подданных? Мы все воруем, с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой». И императору пришлось смириться. А один из иностранцев, посетивших Россию в царствование Петра, писал: «На чиновников здесь смотрят, как на хищных птиц. Они думают, что со вступлением их на должность им предоставлено право высасывать народ до костей и на разрушении его благосостояния основывать свое счастье» [4, с. 112].

Вскоре после смерти Петра Великого жалование чиновникам отменили, и «кормление от дел» вновь стало для государственных служащих единственным способом не умереть с голоду. В этой ситуации честному чиновнику просто неоткуда было взяться, ведь отличить «кормление» от взятки, даваемой за решение любой проблемы в обход закона, часто было просто невозможно. Да и верховная власть, издавая грозные указы, боролась со взятками скорее для порядка, нежели в расчете на победу в этой борьбе. «Ненасытная жажда корысти, – укоряла взяточников императрица Елизавета Петровна, – дошла до того, что некоторые места, учреждаемые для правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие – предводительством судей, а притворство и опущение – одобрением беззаконникам».

XVIII век характеризовался, помимо всего прочего, довольно противоречивым отношением к лихоимству со стороны правительства. Если в первой четверти столетия наблюдалось усиление борьбы со злоупотреблениями в сфере государственной службы, вплоть до применения к виновным высшей меры наказания - «казнить смертью», то при Екатерине I и частично при Анне Иоанновне эта борьба становиться формальной.

Тем не менее поиск системы сдерживания лихоимства и взяточничества продолжался. Эти преступные деяния по-прежнему карались законом. Подтверждение тому можно найти, в частности, в Указе императрицы Анны Иоанновны от 7 ноября 1739 года «О взыскании за похищенное из казны и за взятки», в Указе от 6 марта 1761 года «О запрещении взяток и задержки при осмотре проезжающих на заставах», изданном в самом конце правления Елизаветы Петровны. Однако причинам взяточничества правительство не уделяло должного внимания, а без их установления и искоренения уничтожить эти негативные явления было невозможно. Такое непоследовательное направления государственной политики с области борьбы с должностными преступлениями просуществовало до Екатерины II.

Екатерина II вернулась к фиксированному государственному жалованию чиновникам всех рангов. Императрица была оскорблена, узнав, что в Новгородской губернии необходимо дать взятку для того, чтобы быть допущенным к присяге ей, новой императрице – ведь присяга была обязательным делом государственной важности и уклонение от нее преследовалось по закону. «Сердце Наше содрогнулось, – писала Екатерина в своем указе, – когда Мы услышали … что какой-то регистратор Яков Ренберг, приводы ныне к присяге Нам в верность бедных людей, брал и за это с каждого себе деньги, кто присягал. Этого Ренберга Мы и повелели сослать на вечное житие в Сибирь на каторгу, и поступили так только из милосердия, поскольку он за такое ужасное … преступление по справедливости должен быть лишен жизни». Однако в отличие от своих предшественников императрица не ограничилась нравоучениями и показательной расправой над взяточником. 18 июля 1762 года она издала Указ «Об держании судей и чиновников от лихоимства», по которому судьям и канцелярским служащим было назначено жалование, позволяющее существовать вполне безбедно. В 1763 году годовой оклад служащего средней руки составлял 30 рублей в уездных, 60 рублей в губернских и 100–150 рублей в центральных и высших учреждениях, при том, что пуд зерна стоил 10–15 копеек [2, с. 150].

При таких жалованиях императрица имела все основания требовать от чиновников честности и неподкупности. Тем не менее неподкупный чиновник оставался недостижимым идеалом, о чем свидетельствовали проводимые Сенатом ревизии. Когда, например, Екатерина Великая ознакомилась с результатами ревизии в Белгородской губернии, то была настолько возмущена ее результатами, что выпустила специальный именной указ, чтобы усовестить продажных судей.

Впрочем, императрица смотрела на вещи реалистично и трезво, и на кардинальные изменения особо не надеялась. И когда французский посланник граф Сергюр попытался поговорить с ней о взяточничестве и воровстве чиновников, она отнеслась к его сетованиям спокойно: «Вы отчасти правы, отчасти нет, любезный граф. Что меня обкрадывают, как и других, с этим я согласна. Я в этом уверилась сама, собственными глазами, потому что раз утром рано видела из моего окна, как потихоньку выносили из дворца огромные корзины – и, разумеется, не пустые» [6, с. 587].

Итак, существовали социально-политические противоречия в государственном управлении – с одной стороны, власть стремилась ограничить незаконное обогащение чиновников, вводила законодательные меры борьбы с проявлениями коррупции, с другой стороны, низкие оклады и плохая организация работы часто вынуждали чиновников прибегать к вымогательству, коррупционным действиям. Причина этого характерного именно для России явления в несовершенстве системы управления, поверхностности реформ, в традиционализме феодальной системы отношений, нерешительности обновления чиновничества. Борьба с коррупцией оставалась явлением государственного масштаба.

После смерти Екатерины Великой ситуация со взятками стала еще более отчаянной – ведь на смену «авантюрному» XVIII веку пришел «бюрократический» XIX век.