Язык – это инструмент определения отношений людей, реализации практических потребностей, предполагающих ответ на вопрос о том, с какой целью употребляются определенные языковые знаки [1, с. 236-237].
Наша задача заключается в том, чтобы предложить свой вариант лингвистической репрезентации образа Понтия Пилата в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Данная работа послужит основой для разработки уроков по литературе в старших классах средней общеобразовательной школы.
Лингвистическая реконструкция образа Понтия Пилата в данной статье осуществляется нами на примере речи персонажа в трех временных этапах: на момент знакомства с Иешуа Га-Ноцри; в то время, когда он понимает, что Га-Ноцри не преступник; после смерти.
В начале второй главы романа мы знакомимся с мыслями прокуратора. Изначально речь автора «сливается» с мыслями Пилата. Описав его чувства, автор представляет его раздумья сквозь призму собственных мыслей: «О боги, боги, за что вы наказываете меня?» [2, с. 15].
Лексические повторы делают его речь возвышенной, а обособленные определения, насыщенность однородными членами предложения придают выразительности его мыслям. Пилат предстает перед нами в образе умного, но страдающего человека.
Такие же лексические средства есть и в предложении: «Яду мне, яду» [2, с. 20]. Прокуратор задает вопрос заключенному о сущности истины, но в мыслях своих призывает о помощи в виде смерти. Неслучайно Га-Ноцри называет его мысли малодушными. Ведь на самом деле прокуратор Иудеи боится смерти. Эти неправдивые мысли становятся предвестниками его будущих деяний: именно малодушие и трусливость станут одними из составляющих качеств его личности.
Во время казни мысли прокуратора перестают быть синтаксически насыщенными: «Увидели меня», «Это их ввели на помост». Герой беззвучно шепчет себе скупое: «Всё?», «…все. Имя!». Лексические повторы присутствуют в его речи, но предложения его становятся односоставными. Предложения с неопределенно-личными сказуемыми переходят во фразы с односоставными нераспространенными предложениями.
Скупость мыслей опять же указывает на трусливость Пилата. Он уходит с казни, желая оказаться в «безопасности», обособиться от происходящей по его вине казни невиновного.
Повторно речь прокуратора встретится в 16 главе романа. Именно в этой главе прокуратор узнает, что последними словами Га-Ноцри были слова о том, «что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость». После этого несколько раз автор называет его словом «голос»:
«– К чему это было сказано? – услышал гость внезапно треснувший голос»;
«– Больше ничего? – спросил хриплый голос» [2, с. 217].
Пилат спрашивает глухо, понижая иногда голос, даже вскрикивает он «негромко». В этот момент он сам понимает, что обезличен. Раньше у него не было возможности выразить свое мнение, выразить свой голос, а теперь кроме голоса, звука ничего не осталось.
В следующий раз речь прокуратора встретится лишь в конце романа, когда Воланд будет рассказывать о том, что говорит, Пилат под луной. Образ Пилата лишается голоса – теперь от него ничего не зависит. За него, по просьбе Иешуа, решает Мастер.
Хотя стоит отметить, что и в начале романа создается впечатление, что Понтий Пилат – это человек без воли. Данное впечатление создают интонации, которые преобладают в его речи: «с трудом проговорил», «дернул щекой и сказал тихо», «тихо спросил», «губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов», «ничуть не повышая голоса, тут же перебил его», «монотонно прибавил», «промолвил», «хриплым голосом спросил».
Наречия, несущие значение приглушенности, тишины, объединяются с глаголами, которые образованы при помощи приставок: проговорил, перебил, прибавил, промолвил и т.д. это придает его речи динамичности. Таким образом объединяются две противоположности, которые сочетаясь в его речи, создают эффект заговора: приглушенное звучание и скорость проговаривания.
Во внешней речи прокуратора отсутствуют лексические повторы, он говорит короткими фразами: «Приведите обвиняемого», «Кентуриона Крысобоя ко мне» [2, с. 17]. Односоставные предложения формируют образ жестокого человека, без сомнений и эмоций выполняющего свою работу.
Однако синтаксические конструкции в речи Пилата начинают меняться по мере общения с Га-Ноцри. Прокуратор будто раскрывается, вводя в свою речь распространенные предложения, богатые не только синтаксическими, но и художественными средствами выразительности. Его черствые фразы перерастают в предложения, наполненные эпитетами и фразеологизмами: «…ты великий врач?», «безумный преступник», «Я могу перерезать этот волосок».
С каждым последующим диалогом сомнение у Пилата переходит в гнев, гнев сменяется жалостью, он пытается контролировать эмоции, им овладевают стыд и страх.
Например, в общении с первосвященником Каифой прокуратор Иудеи пытается контролировать себя: он «…оскалившись, изобразил улыбку»; предлагает присесть, «в изысканных выражениях извинившись перед первосвященником». Но он больше не владеет ситуацией, ведь им руководит страх [2, с. 31].
Во время казни, в момент, когда он озвучивает имена преступников, приговоренных к смертной казни, имя Га-Ноцри он произносит последним, в паре с именем Вар-раввана, как бы желая сравнить их в пользу Га-Ноцри. Однако это не спасает его, и он сбегает, как преступник.
Закономерен вопрос: а кто есть Понтий Пилат – служитель закона или преступник?
Изучив лингвистические средства репрезентации образа данного персонажа, мы пришли к выводу, что его противоречивая личность не позволяет однозначно определить, кем именно он является.
Понтий Пилат труслив, однако не боится угрожать первосвященнику, чтобы спасти Га-Ноцри. Он жесток, но именно к этому обвиняемому он проявляет милосердие. Ему свойственна спокойная, размеренная речь, но в разговорах об истине он теряет контроль над собой.
Таким образом, противопоставленность синтаксических конструкций, а также лексический состав предложений в речи Понтия Пилата позволяют сказать, что автор создает образ противоречивого человека, находящегося в поисках истины и в этих поисках сбившегося с пути.