На протяжении десятилетий советского периода история обновленческого движения в Русской Православной Церкви оставалась в сфере идеологического влияния. Главной проблемой было отсутствие доступа к репрезентативной документальной базе из-за закрытости архивов ведомств, определявших антицерковную политику. Однако после рассекречивания ряда архивов и публикации большого объема документов задачу по восстановлению событийной истории церковного обновленчества в СССР в 1922–1946 годах можно считать в основном решенной. В диссертациях, монографиях и учебниках по церковной истории наконец-то представлена хронологическая последовательность событий, обозначены позиции власти, Святейшего Патриарха, лидеров обновленческой оппозиции, определены масштабы, глубина, причины и последствия раскола. Таким образом, появились историографические исследования этой важной исторической темы [5].
Вместе с накоплением фактического материала о церковной жизни в период большевистской диктатуры актуальность проблематики обновленческого раскола в РПЦ не только сохраняется, но и становится более острой. По мере расширения общей исторической картины возникает возрастающая потребность в объективной оценке происходившего. В центре научной дискуссии остается сущность обновленчества 1920-х годов. Одним из ключевых вопросов, выдвинутых одним из ведущих исследователей этой темы, является следующий: «Советское обновленчество – церковный феномен или инструмент государственной безопасности?» [3]. Проявляя понимание идейного содержания претензий, выдвинутых лидерами обновленческой оппозиции в 1922–1923 годах, данный автор представил аргументы и факты, которые подтверждают, что сущность раскола определялась не столько идеологическими мотивами, сколько давлением на Церковь со стороны враждебной ей государственной власти.
С этой оценкой трудно не согласиться, поскольку даже простой взгляд с событийной стороны на происходившее раскрывает тот же смысл – не случись ареста Патриарха Тихона и его сторонников – архиереев, не возникло бы у раскольников соблазна взять в свои руки церковное управление. Очевидно, если бы власть не поддерживала обновленцев всеми административными мерами в течение долгого времени, то не возникло бы «обновленческого движения», распространившегося на все епархии.
Значительный вклад в понимание истории обновленческого раскола вносят региональные исследования, однако их количество пока еще ограничено. Например, в Ярославской епархии эта тема затронута в ряде работ, где представлены публикации частичных документов, в основном биографического характера. Это создает потребность не только в систематизации собранного материала по данной теме, но и в его дальнейшей детальной интерпретации [2].
Такая историографическая ситуация открывает возможность уделить особое внимание менее изученным аспектам обновленческого раскола, таким как история борьбы с ним. Это касается как отдельных личностей, выступавших против «церковной революции», так и массовых протестов прихожан против передачи церковных сооружений обновленцам [4].
Таким образом, можно сказать, что даже в условиях гонений и преследований религиозная вера среди православных людей оставалась сильной и непоколебимой, что подтверждало евангельские обещания о стойкости и устойчивости Церкви. Попытки властей подорвать и разрушить единство церкви, используя внутренние несогласия и уязвимости духовенства, чтобы подорвать её влияние и авторитет, также не увенчались успехом.
Идея Троцкого о разделении Церкви от государства получила поддержку в высших органах власти и привела к созданию комиссии для осуществления этой идеи. Внутриполитическая переписка показывала циничный подход к провокации раскола Русской Православной Церкви, прикрываемый идеологией большевизма о необходимости уничтожения религии. Новая стратегия также включала раскол и истребление самих церковных реформаторов. Все это было предметом обсуждения на совещании в рамках XI съезда РКП(б) в 1922 году.
Таким образом, подводя промежуточный итог изучения обновленческого раскола в Ярославской епархии в 1922 году, следует отметить, что вплоть до начала июня клирики и прихожане не проявляли активности по вопросу своего самоопределения в сложившейся в то время ситуации в РПЦ, которая была тогда же названа «церковной революцией». Это происходило вопреки настойчивым попыткам местной партийно-советской прессы втянуть местное духовенство в раскол.
Во-вторых, эта достойная позиция была обусловлена верностью церковным канонам и архиерейской присяге руководства Ярославской епархии, особенно митрополита Агафангела, который не поддавался провокациям со стороны представителей ВЦУ – обновленцев, и не отступал перед угрозой ареста.
Наконец, приведенные факты явно указывают на то, что местная власть оказывала давление на клириков, начиная с «повесточного» оповещения их о собраниях в поддержку «Живой церкви» и заканчивая обвинениями в контрреволюции и арестами тех, кто противостоял обновленцам.
