Современное уголовное судопроизводство представляет собой сложный механизм, функционирование которого зависит от множества факторов, включая точность передачи информации между его участниками. В условиях глобализации и увеличения миграционных потоков все чаще возникают ситуации, когда участники процесса – обвиняемые, потерпевшие, свидетели – не владеют или недостаточно владеют языком, на котором ведется производство по делу. В таких случаях критически важную роль играет фигура переводчика, от квалификации и добросовестности которого во многом зависит соблюдение принципов справедливого судебного разбирательства.
Конституция Российской Федерации (ст. 26) и Уголовно-процессуальный кодекс (ст. 18 УПК РФ) гарантируют каждому право пользоваться родным языком и услугами переводчика в ходе уголовного судопроизводства. Однако, как показывает практика, формальное закрепление этого права еще не означает его реального обеспечения. Проблемы, возникающие в этой сфере, носят комплексный характер и включают в себя как чисто лингвистические сложности, так и культурные, процессуальные и даже психологические аспекты.
В настоящей работе мы рассмотрим ключевые проблемы перевода в уголовном процессе, проанализируем их причины и последствия, а также предложим возможные пути совершенствования действующего законодательства в этой области. Особое внимание будет уделено судебной практике, демонстрирующей, к каким последствиям могут приводить ошибки перевода, и научным работам российских авторов, исследующих данную проблематику.
Правовой статус переводчика в уголовном судопроизводстве определяется прежде всего положениями УПК РФ. Согласно ст. 59 УПК РФ, переводчик – это лицо, привлекаемое к участию в уголовном судопроизводстве в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода.
Важно отметить, что законодатель не устанавливает каких-либо формальных требований к квалификации переводчика, кроме общего указания на необходимость свободного владения соответствующим языком. Это создает почву для многочисленных злоупотреблений и ошибок. Как справедливо отмечает профессор А. П. Рыжаков, «отсутствие единых стандартов подготовки судебных переводчиков и механизмов проверки их квалификации является одной из наиболее серьезных проблем современного уголовного процесса» [1, с. 78].
Особую сложность представляет перевод специальной юридической терминологии. Многие правовые понятия, такие как «соучастие», «умысел», «аффект» и другие, имеют строго определенное значение в российской правовой системе, но могут не иметь точных эквивалентов в других языках или переводиться по-разному в зависимости от контекста.
Проблемы перевода в уголовном процессе не ограничиваются лишь поиском лингвистических соответствий. Не менее важным является учет культурных особенностей коммуникации. Как отмечает Е. В. Кудрявцева, «в некоторых культурах прямое отрицание вины может восприниматься как неуважение к суду, что способно неправильно повлиять на оценку показаний участника процесса» [2, с. 115].
Ярким примером культурных различий может служить дело № 2-34/2021, рассмотренное Московским городским судом. В ходе процесса выяснилось, что переводчик, работавший с подсудимым – гражданином одной из среднеазиатских республик, неправильно интерпретировал его фразу «я не мог поступить иначе», переведя ее как «я признаю свою вину». Это привело к существенному искажению смысла показаний и потребовало повторного допроса с привлечением другого специалиста [3].
Еще одной серьезной проблемой является перевод с языков, имеющих множество диалектов. В практике Верховного Суда РФ был зафиксирован случай (дело № 45-КГ21-3), когда переводчик, владевший литературным арабским языком, не смог адекватно перевести показания свидетеля, говорившего на одном из региональных диалектов. В результате ключевые обстоятельства дела были установлены неправильно, что привело к отмене приговора [4].
Ошибки перевода могут иметь самые серьезные последствия для уголовного процесса. Они способны привести к:
- неправильной квалификации деяния;
- ошибочному установлению мотива преступления;
- неверной оценке степени вины подсудимого;
- нарушению принципа состязательности сторон.
В деле № 1-156/2022, рассмотренном Санкт-Петербургским городским судом, неправильный перевод термина «хищение» с русского на китайский язык привел к тому, что подсудимый – гражданин КНР – не полностью осознавал суть предъявленного ему обвинения. Это было признано существенным нарушением его права на защиту и повлекло за собой отмену приговора [5].
Еще более показательным является дело № 3-78/2020, где ошибка переводчика в передаче временных параметров (путаница между «утром» и «вечером» в показаниях свидетеля) привела к разрушению алиби подсудимого. Лишь в ходе апелляционного производства была установлена эта ошибка, что потребовало нового рассмотрения дела [6].
Для решения обозначенных проблем необходимо внесение изменений в действующее законодательство. В частности, представляется целесообразным:
- Введение в УПК РФ четких требований к квалификации судебных переводчиков, включая обязательное знание юридической терминологии.
- Создание федерального реестра сертифицированных переводчиков для нужд судопроизводства.
- Закрепление в законе обязанности суда проверять компетентность переводчика перед его допуском к участию в процессе.
- Разработка официальных глоссариев перевода юридических терминов на основные языки.
Как отмечает С. А. Шейфер, «совершенствование института судебного перевода должно идти по пути его профессионализации и стандартизации, что позволит минимизировать риски судебных ошибок» [7, с. 92].
Таким образом, проблемы перевода и межкультурной коммуникации в уголовном судопроизводстве носят системный характер и требуют комплексного решения. Анализ судебной практики показывает, что ошибки перевода могут иметь самые серьезные процессуальные последствия, вплоть до отмены приговоров.
Совершенствование законодательного регулирования в этой области, повышение профессиональных стандартов для судебных переводчиков, учет культурных особенностей участников процесса – все эти меры будут способствовать более полной реализации конституционных принципов справедливого судебного разбирательства и права на защиту.