Современное развитие цифровых технологий существенно осложнило процесс доказывания нарушений исключительных прав, что требует переосмысления традиционных подходов к сбору и оценке доказательств. В условиях, когда большинство нарушений авторских и смежных прав совершается в интернете, особую актуальность приобретают вопросы, связанные с фиксацией таких нарушений и их процессуальным оформлением [3, с. 45]. Российское законодательство, в частности статьи 1252, 1301 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ), предусматривает специальные механизмы защиты исключительных прав, однако их применение в цифровой среде сталкивается с рядом проблемных аспектов [5, с. 112].
Одной из ключевых особенностей доказывания нарушений в цифровой среде является сложность идентификации нарушителя. В отличие от традиционных форм нарушений, в интернете правонарушители часто используют анонимные аккаунты, VPN-сервисы и криптовалютные платежи, что значительно затрудняет установление их личности [1, с. 78]. Кроме того, динамичный характер цифрового контента приводит к быстрому удалению доказательств нарушения, что требует оперативных действий со стороны правообладателя. В этой связи особое значение приобретает нотариальный протокол осмотра сайта, предусмотренный статьей 102 Основ законодательства о нотариате, который позволяет надлежащим образом зафиксировать доказательства до их исчезновения [4, с. 93].
Современная судебная практика выработала различные подходы к оценке доказательств в цифровой среде. Например, в Постановлении Суда по интеллектуальным правам от 15.03.2022 по делу № СИП-105/2021 подчеркивалось, что скриншоты веб-страниц могут быть приняты в качестве доказательств только при условии их надлежащего заверения [6, с. 58]. В то же время, как отмечают эксперты, нотариальное заверение каждого скриншота существенно увеличивает расходы правообладателей на защиту своих прав, что особенно проблематично для индивидуальных авторов и малого бизнеса [2, с. 37].
Важным аспектом доказывания является использование электронных доказательств, которые регламентируются статьями 71 АПК РФ и 75 ГПК РФ. К таким доказательствам относятся скриншоты веб-страниц, видеозаписи экрана, логи доступа и другие цифровые данные. Однако судебная практика демонстрирует, что суды зачастую отклоняют скриншоты без нотариального заверения, что подчеркивает необходимость строгого соблюдения процедуры сбора доказательств [6, с. 56]. В последние годы все более востребованными становятся технологические инструменты фиксации нарушений, такие как блокчейн-регистрация, цифровые водяные знаки и автоматизированные системы мониторинга контента. Например, российская платформа IPChain позволяет фиксировать время создания произведения, что может служить доказательством авторства в суде [2, с. 34].
Особую сложность представляет доказывание фактов незаконного использования произведений в социальных сетях и мессенджерах. В решении Арбитражного суда г. Москвы от 12.09.2023 по делу № А40-123456/2023 было установлено, что администрация социальной сети не обязана самостоятельно отслеживать нарушения, но должна оперативно реагировать на заявления правообладателей [7, с. 104]. Этот прецедент подтверждает необходимость активной позиции правообладателей в защите своих прав в цифровой среде.
Еще одной проблемой является получение доказательств, когда серверы нарушителей расположены за пределами Российской Федерации. В таких случаях требуется применение международных механизмов, таких как Гаагская конвенция 1970 года о получении доказательств за границей, что значительно усложняет и удлиняет процесс доказывания [7, с. 102]. Кроме того, особую сложность представляет привлечение к ответственности информационных посредников, таких как хостинг-провайдеры и социальные сети. Статья 1253.1 ГК РФ устанавливает условия их ответственности, однако на практике доказать осведомленность посредника о нарушении бывает крайне затруднительно [3, с. 48].
Перспективным направлением совершенствования системы доказывания могло бы стать развитие системы презумпций в цифровой среде. Например, введение презумпции авторства для произведений, размещенных под реальным именем автора, или презумпции осведомленности информационного посредника при повторных нарушениях [5, с. 117]. Также требует внимания вопрос гармонизации российского законодательства с международными нормами, особенно в части получения доказательств и ответственности информационных посредников.
В свете указанных проблем представляется необходимым дальнейшее совершенствование законодательства и правоприменительной практики. Перспективными направлениями могли бы стать развитие презумпции авторства для цифровых произведений, внедрение AI-анализа для выявления нарушений и упрощение процедуры получения доказательств. Кроме того, важно учитывать международный опыт, в частности подходы, выработанные в рамках Директивы ЕС об авторском праве на цифровом едином рынке [5, с. 115].