Субсидиарная ответственность как дополнительный вид ответственности руководителей за совершение виновных действий

История субсидиарной ответственности, являющейся наиболее характерным видом ответственности для процедуры банкротства, уходит корнями в доктрину «снятия корпоративной вуали».

Первое упоминание данного института в рамках отечественной судебной практики случилось в Постановлении Президиума ВАС РФ еще в 2012 году [6]. Несмотря на то, что приведенная доктрина уже имела широкую сферу применения в зарубежных странах, российские судьи достаточно длительный промежуток времени не применяли ее положений в своих актах. Вопреки тормозящему воздействию развитию указанного института судами и правоприменителями, в российском правопорядке имеют место целых два этапа его реформирования, которые пришлись на 2009 [2] г. и 2013 [3] г.

На момент сегодняшнего дня доктрина «снятия корпоративной вуали» была дополнена, а порядок ее применения унифицирован в соответствии с положениями российского законодательства и актуальными тенденциями судебной практики в сфере дел о несостоятельности.

В рамках настоящего параграфа считаем важным обратиться к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – Постановление Пленума ВС РФ № 53) [5], который на основании подхода установления фактической аффилированности дает возможность привлечения к ответственности по обязательствам должника практически неограниченного круга потенциально виновных лиц.

Аффилированность – это связь между юридическими или физическими лицами, которые находятся под единым контролем или владением. В контексте дел о банкротстве аффилированность может влиять на установление статуса контролирующего должника лица (далее – КДЛ).

Аффилированность может быть важным фактором при установлении статуса КДЛ в делах о банкротстве и при определении приоритетов в распределении активов банкрота между кредиторами.

Определение термина «контролирующее должника лицо» находится в п. 1 ст. 61.10 Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве) [1]. Для признания того или иного лица КДЛ необходимо наличие ряда оснований, которые закреплены в Законе о банкротстве, а также детализированы и в известной мере дополнены материалами судебной практики.

Природу субсидиарной ответственности можно определить в качестве деликтной ответственности [27, с. 627], что входит в сферу действия гражданского права. Таким образом, при разборе исследуемого вопроса перед нами стоит необходимость обращаться не только к специальным нормам, регулирующим данный институт (положения главы III. 2 Закона о банкротстве), но и к общим нормам, установленным главой 25 и главой 59 ГК РФ.

Важно отметить, что при установлении статуса КДЛ суд руководствуется также и положениями о фактической аффилированности, с помощью которых можно установить прямую связь между отношениями связанности и контролем.

Законодательством и сложившейся судебной практикой РФ предусмотрен перечень лиц, обязанных подать в арбитражный суд заявление о признании подконтрольной им организации банкротом (п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве). Соответственно, неисполнение указанной обязанности представляет собой действия, направленные на причинение имущественного вреда кредиторам.

Несмотря на столь простое на первый взгляд урегулирование правового вопроса, процедура доказывания вины КДЛ в делах о несостоятельности является весьма проблематичной.

Кредиторам, чьи права нарушены, необходимо доказать факт наступления реальных обстоятельств, при которых у руководителя должника возникала обязанность обращения в арбитражный суд с соответствующим заявлением; факт нарушения установленного законом срока подачи такого заявления; наличие долговых обязательств перед кредитором или их группы, а также непосредственно размер субсидиарной ответственности [29, с. 78].

Важно обратить внимание на нормы, регулирующие положения об ответственности в случаях причинения имущественного вреда, предусмотренные общим по отношению к разбираемому правовому регулированию законодательством (глава 25 ГК РФ).

Таким образом, предмет доказывания в соответствующих спорах не ограничивается лишь вышеперечисленным, а включает в себя также установление вины ответчика, самого факта причинения вреда, а также поиск и установление причинно-следственной связи между совершенных ответчиком действиями и негативным результатом в виде возникновения убытков.

Такому положению дел соответствует сложившаяся судебная практика, в которой имеют место указания суда на непредоставление доказательств, подтверждающих удовлетворение должником признаков неплатежеспособности и недостаточности имущества, наличие которых необходимо для установления обязанности руководителя обратиться в арбитражный суд с заявлением о признании подконтрольной ему организации несостоятельной (банкротом) [8, 9, 10].

При дальнейшем анализе исследуемого вопроса можно установить, что заключение сделок, причиняющих вред имущественным правам кредиторов, также является основанием для привлечения к ответственности. Здесь важно отметить презумпцию вины КДЛ, так как в результате заключения таких сделок происходит либо уменьшение имущества организации, либо увеличение ее долговых обязательств.

С целью всестороннего рассмотрения данного вопроса важно проанализировать абз. 2 п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве в редакции от 01.07.2017 г., которая устанавливает презумпцию вины руководителя. Однако отметим, что рассматриваемая норма утратила силу с 30.07.2017 года [4]. На данный момент соответствующие отношения регулируются главой III.2 Закона о банкротстве. В рамках приведенного нормативного материала мы находим те же тенденции, которые зародились еще в 2017 году и продолжают развиваться по настоящее время.

По итогу проведенного анализа действующих и утративших силу норм мы приходим к выводу о постепенном переходе бремени доказывания вины КДЛ с самого контролирующего лица (доказывание невиновности) на лицо, подавшее заявление. При таком положении дел перед последним встает проблема доказывания не только наличия у привлекаемого к ответственности лица реальных полномочий, позволяющих совершать сделки от имени должника, но и факт их совершения, в результате чего наступили негативные последствия в виде возникновения необоснованных убытков.

На данном этапе перелагаем обратиться к теоретическим положениям иностранной доктрины, которая нашла свое применение и в отечественном законодательстве. Речь идет о «Фидуциарных обязательствах» [30, с. 216-227], подразумевающих обязанность руководителя действовать в интересах подконтрольного ему юридического лица («Duty of care»), а также разумно относиться к использованию его ресурсов («Duty of loyalty»).

При проведении анализа оказания воздействия иностранной доктрины на отечественный правопорядок мы приходим к выводу, что указанные положения получили отражение в лице принципов разумности и добросовестности.

Разумность представляет собой необходимость руководствоваться актуальной информацией о заключаемой сделке – ее содержании, возможных последствиях, а также выступающим стороной контрагенте. В случаях отсутствия такой информации констатируется обязанность руководителя предпринимать действия по ее получению. Добросовестность же представляется совершений действий от имени подконтрольной организации именно в ее интересах, исключая личную выгоду руководителя. Несоответствие действий руководителя организации, приведенным выше принципам, влечет возникновение необоснованных убытков [28, c. 45].

На основании изложенного мы приходим к выводу о возможности привлечения руководителя должника к субсидиарной ответственности в случае наличия в его действиях признаков неразумности и недобросовестности [26, с. 482-483].

Пример работы указанного правового механизма хорошо виден при анализе дела № А12-12410/2014, в рамках которого руководитель организации с целью сокращения налоговых расходов компании заключил ряд сделок с подставными компаниями [11]. Это было обнаружено налоговыми органами по итогам проверки, в результате чего организации была доначислена недостающая сумма налога, которую компания не была в состоянии оплатить, в результате чего и была инициирована процедура банкротства.

Конкурсный управляющий в рамках настоящего дела подал заявление о привлечении руководителя к субсидиарной ответственности. Суд его требование удовлетворил, указав, что здесь предметом доказывания служит факт наличия у привлекаемого к ответственности лица необходимых полномочий для дачи таких распоряжений, факт реализации этих полномочий, непосредственным результатом чего явилось банкротство организации.

Таким образом, отечественная судебная практика демонстрирует необходимость установления причастности руководителя организации к действиям, повлекшим неразумные убытки компании, и её банкротству.

В судебной практике также встречаются ситуации невозможности предоставления в материалы дела документов бухгалтерского учета или же предоставление их в рамках судебного разбирательства, но в искаженном варианте. Интересным представляется позиция судов касательно данного вопроса, так как на основе анализа сложившейся судебной практики можно обнаружить, что факт непредоставления или непередачи арбитражному управляющему таких документов должником, не приводит к выводу о факте их отсутствия в принципе [24]. Такое положение дел вынуждает арбитражного управляющего и независимых кредиторов доказывать не отсутствие необходимой документации, а факт того, что она в принципе не велась.

Среди судебных актов можно найти и устанавливающие невозможность арбитражного управляющего доказать отсутствие бухгалтерской документации у должника, но сам должник при этом не лишается возможности приобщить запрашиваемый объем документов к материалам дела и таким образом опровергнуть приведенные доводы [12].

Положения, выработанные судебной практикой, свидетельствуют о необходимости доказывания всего состава правонарушения с целью привлечения к субсидиарной ответственности. При этом важно учитывать, что при неустановлении даже одного элемента состава суд имеет право не привлекать лицо к субсидиарной ответственности [28, c. 231].

Таким образом, при рассмотрении дел, в рамках которого были заключены сделки, причинившие имущественный вред кредиторам, или же в ситуациях непредоставления документов бухгалтерской отчетности презюмируется вина руководителя, который в силу своего статуса должен был предотвратить возникновение таких обстоятельств. При этом в различных ситуациях суд вправе самостоятельно перекладывать бремя доказывания в рамках таких споров [14].

Разобравшись с вопросом оснований привлечения к субсидиарной ответственности, считаем важным перейти к правовому регулированию размера такой ответственности. По своей природе субсидиарная ответственность является дополнительной, таким образом, возмещению подлежат денежные средства, в размере, установленном на основании обязательств должника, но при этом не может быть погашена им самостоятельно.

При необходимости установления размера субсидиарной ответственности за несвоевременную подачу заявления о признании должника банкротом стоит обратиться к п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве, в которой имеется указание на месячный срок, установленный для подачи таких заявлений.

Суть указанного регулирования заключается в том, что при несвоевременной подаче заявления возрастает риск увеличения долговых обязательств компании, а также появляется возможность возникновения новых необоснованных убытков, которые негативно сказываются на, итак, кризисном состоянии организации.

При этом важно отметить, что начало исчисления указанного выше месячного срока определяется судами по-разному, так как для его установления требуется руководствоваться актуальными именно для данного дела обстоятельствами, которые могут выражаться, например, в привлечении к ответственности за налоговое правонарушение, обязании должника к взысканию долга, который он в силу своих финансовых показателей, исполнить не в состоянии.

По итогу можно прийти к выводу, что на размер субсидиарной ответственности влияют именно размер тех требований, которые возникли по истечении установленного месячного срока. В обоснование данного вывода можно привести утверждение о том, что в рассматриваемой ситуации прямолинейно имеет место нарушение упомянутых выше фидуциарных обязанностей [15, 16].

Мы приходим к выводу о необходимости учета судами не только характера виновных действий аффилированных и контролирующих лиц, но и важности установления момента времени, при наступлении которого у указанных лиц появилась обязанность по совершению установленных законом действий [25].

Отличительной чертой рассматриваемых примеров выступает факт невозможности определения размера субсидиарной ответственности до окончания процедур и разбирательств, направленных на окончательное формирование конкурсной массы [17, 18, 19]. В этой связи мы констатируем остаточный принцип определения размера ответственности виновных лиц.

На данном этапе считаем важным обратиться к зарубежному опыту урегулирования процедуры привлечения к субсидиарной ответственности в делах о банкротстве, а именно – к опыту США. Отметим, что в рамках правопорядка данной страны правовые вопросы несостоятельности решаются на федеральном уровне с помощью Кодекса законов о банкротстве США [32] (далее – Кодекс США о банкротстве).

Субсидиарная ответственность в делах о банкротстве по законодательству США – это ответственность лиц, связанных с банкротом, по долгам и обязательствам банкрота.

В соответствии с титулом № 11 Кодекса США о банкротстве, к субсидиарной ответственности могут быть привлечены руководители компании, а также ее акционеры, если они были вовлечены в финансовые махинации или нарушения закона, приведшие к банкротству организации.

Субсидиарная ответственность может быть наложена на лиц, связанных с банкротом через сделки, осуществленные в период до банкротства. Например, если лицо получило деньги от банкротящегося субъекта в качестве займа или оплаты товаров, или услуг в период, когда должник уже находился в состоянии финансового кризиса, то это лицо может быть привлечено к субсидиарной ответственности за возникшие долги, однако, чтобы привлечь виновных лиц к субсидиарной ответственности, необходимо доказать, что лицо знало или должно было знать о финансовых проблемах компании и не предпринимало достаточных мер для их решения.

В целом, институт привлечения к субсидиарной ответственности в делах о банкротстве по законодательству США, имея множество схожих черт с российским правопорядком, представляет собой меру защиты кредиторов и обеспечивает более справедливое распределение активов банкротящихся субъектов между ними.

Таким образом, мы наблюдаем достаточно схожие черты правового урегулирования вопроса о привлечении к субсидиарной ответственности правопорядков США и РФ, при этом оба перечисленных правопорядка противоречат немецкому подходу к квалификации аффилированности в процессе несостоятельности, наделение лиц статусом КДЛ, а также определению последствий установления таких отношений.

В завершении настоящего блока укажем, что к субсидиарной ответственности может быть привлечено не только одно лицо, но и группа лиц, вина в причинении убытков которых установлена в судебном порядке. Как указывалось ранее, такому механизму правового регулирования соответствуют положения Постановления Пленума ВС РФ № 53.

Показательным представляется дело, в рамках которого Арбитражный суд Северо-Западного округа [20] установил виновность двух бывших руководителей в банкротстве ранее подконтрольной им компании. В рамках рассмотрения дела суд установил непередачу документов бухгалтерской отчетности по вине одного руководителя и неправомерный вывод денежных средств из состава имущества должника по причине неправомерных действий второго.

По итогу анализа приведенных примеров мы устанавливаем легальную возможность суда привлечь к субсидиарной ответственности различных лиц, исполнявших свои обязанности в разные временные промежутки, по самостоятельным и отличающимся друг от друга основаниям [21; 22; 23; 28, c. 639].

По итогу проделанного анализа мы считаем необходимым исследовать вопрос о разграничении сфер применения видов ответственности.

При разрешении настоящего вопроса обратимся к п. 1 ст. 61.20 Закона о банкротстве, а также к Постановлению Пленума ВС РФ № 53, при структурном толковании которых можно установить, что в рамках дела о банкротстве лицам, контролирующим должника, а также оказывающим воздействие на принимаемые и осуществляемые им решения, может быть предъявлено требование о возмещении причиненных банкротящемуся субъекту убытков.

Интересным представляется положение, разрешающее вопрос о применении правового механизма. При решении вопроса о привлечении к субсидиарной ответственности или обязании возместить убытки суд, вне зависимости от аргументов кредиторов, наименовании механизма привлечения к ответственности, а также вне зависимости от положений нормативных актов, на которые они ссылаются, вправе самостоятельно и по своему усмотрению оценить ущерб, причиненный субъекту предпринимательской деятельности [7]. Такое регулирование исследуемого вопроса дает суду право комплексного оценивания воздействия отдельных лиц на судьбу должника. В случае установления взаимозависимости между действиями контролирующего лица и причинами, приведшим к банкротству, суд вправе привлечь такое лицо к субсидиарной ответственности даже в тех случаях, когда заявитель требовал взыскания убытков [31].

Важно отметить, что в случае неустановления связи между причинами несостоятельности и действиями контролирующих лиц суд может прийти к выводу о «локальных» нарушениях, закономерным последствием которых послужит возмещение убытков в соответствии с положениями ст. 393 ГК РФ.

На основании изложенного, мы можем привести существенное отличие применения разбираемых институтов – взыскание убытков применяется в случаях, когда вред причинен именно организации в ходе осуществления ею хозяйственной деятельности, в то время как механизм привлечения к субсидиарной ответственности имеет место в тех случаях, когда вред прямолинейно причинен именно имущественным интересам кредиторов.

Отдельным пунктом выделяем саму природу предмета возмещения. При взыскании убытков принципиально важно руководствоваться общими правилами о взыскании убытков, предусмотренными ст. 15 ГК РФ, в которой имеется указание на компенсационный характер возмещения, так как регулирование указанного правового механизма прямолинейно призывает правоприменителя к восстановлению нарушенного права.

Таким образом, лицо должно быть поставлено в такое положение, которое соответствует обычным условиям осуществления предпринимательской деятельности, а также представляется разумным при обычном гражданском обороте. В случае привлечения к субсидиарной ответственности происходит погашение требований по оставшемуся принципу (ст. 61.11 Закона о банкротстве) – то, что не может восстановить сам должник, обязано компенсировать лицо (или лица), виновное в этом.

Как упоминалось ранее, необходимо помнить о наличии обязанности уполномоченного лица самостоятельно обратиться с заявлением о банкротстве подконтрольного ему лица. При таком положении дел взысканию подлежат убытки, причиненные с момента, когда такое лицо должно было обратиться с соответствующим заявлением до даты реального обращения в арбитражный суд (ст. 61.12 Закона о банкротстве).

На основании приведенного выше анализы мы приходим к выводу о намерении законодателя к созданию наиболее справедливого и правомерного урегулирования споров, связанных с взысканием убытков. Несмотря на то, что достаточно широкая сфера оценивания ущерба приходится на усмотрение судьи, мы видим, что задана правовая тенденция детального разграничения механизмов удовлетворения законных требований кредиторов.