Многообразие и динамичное развитие правоотношений, возникающих вследствие международного коммерческого обмена, порождает необходимость постоянной актуализации норм международного коммерческого права. Учитывая стратегический интерес России к развитию кооперационных связей со странами ЕАЭС и ЕС, представляется целесообразным рассмотреть подходы законодателей к формированию понятия международной коммерческой сделки.
В отечественной доктрине выделяют ключевые признаки таких сделок, которые позволяют выделить их из множества других, а именно их «международный» и «коммерческий» характер [1, с. 45].
В частности, термин «коммерческий» употребляется в ст. 50 и ст. 184 ГК РФ [2]. Если широко трактовать положения данных статей, то понятие «коммерческий» связано в первую очередь с деятельностью юридических лиц, которая ставит своей целью извлечение прибыли на систематической основе.
В соответствие с п. 1 ст. 1 Гаагских принципов по выбору права в международных коммерческих договорах от 2015 г. [3, с. 18], понятие «коммерческий договор» определяется, как правоотношения, в которых стороны действуют в рамках своей торговой или профессиональной деятельности и которые не включают в себя трудовые отношения и отношения с потребителем.
В свою очередь признак «международный» устанавливает возможную связь коммерческого договора с правом двух и более государств.
В законодательстве СССР и Российской Федерации первоначально использовались термины «внешнеторговая сделка» [4] и «внешнеэкономическая сделка» [5]. Однако в 2013 г. российский законодатель отказался от использования данных понятий в гражданском праве. Но оно сохранилось в законодательстве стран ЕАЭС вместе с нормой об обязательном заключении внешнеторговой сделки в письменной форме.
В действующей нормативно-правовой базе Российской Федерации встречаются понятия «внешнеэкономическая деятельность» и «внешнеторговая деятельность», в т.ч. в законах «Об экспортном контроле» [6] и «Основах регулирования внешнеторговой деятельности» [7]. В частности, внешнеэкономическая деятельность определяется как «внешнеторговая, инвестиционная и иная деятельность, включая производственную кооперацию, в области международного обмена товарами, информацией, работами, услугами, результатами интеллектуальной деятельности (правами на них)» [6]. В свою очередь внешнеторговая деятельность означает «деятельность по осуществлению сделок в области внешней торговли товарами, услугами, информацией и интеллектуальной собственностью» [7].
Вместе с тем, в Разделе VI ГК РФ [8], который содержит в себе основные положения российского права в сфере регулирования международных коммерческих сделок, определение понятия международной или внешнеэкономической сделки не приводится. Логика законодателя заключалась в том, чтобы с учетом на основе признака наличия иностранного элемента выделить те гражданские правовые отношения, которые регулируются сферой международного частного права. Такой подход позволил сформировать оптимальный баланс императивных и диспозитивных норм и устранить возможные пробелы в регулировании, которые могли бы проявиться в случае установления жесткой формулировки.
В соответствии со ст. 1186 ГК РФ [8] выделяются два ключевых иностранных элемента гражданско-правовых отношений – субъект и объект. В качестве примеров таких элементов можно привести следующие. Договор, заключенный с коммерческим предприятием иностранного государства, является осложненным иностранным элементом, т.к. один из субъектов правоотношений является иностранным лицом. Сделка, заключенная в отношении имущества, расположенного на территории иностранного государства, также осложнена иностранным элементом, т.к. ее объект находится за рубежом.
В отечественной доктрине, ссылаясь на то, что перечень в ст. 1186 ГК РФ [8] не является закрытым, отмечают также существование третьего вида иностранного элемента – юридического факта. Вместе с этим, при использовании юридического факта в качестве критерия возникает вопрос о его достаточности для применения к договору норм международного частного права. На это в том числе указывает п. 2 § 1 Правил арбитража МКАС при ТПП РФ [9]. В частности, одним из условий отнесения спора, связанного с гражданско-правовыми отношениями участников международной коммерческой сделки, к компетенции суда является исполнение на территории иностранного государства значительной части обязательств одной из сторон. Тем самым допускается, что исполнение незначительной части обязательств за границей не делает коммерческую сделку осложненной иностранным элементом.
Еще одним признаком наличия иностранного элемента в отношениях может быть обстоятельство, в котором юридический факт наступил на территории Российской Федерации, но повлек правовые последствия за рубежом.
В регулировании вопросов международного частного права законодательство стран-участников ЕАЭС во многом сходно с российским. Понятие иностранного элемента также закреплено в гражданских кодексах Республики Беларусь (п. 1 ст. 1093) [10], Республики Казахстан (п. 1 ст. 1084) [11] и Киргизской Республики (п. 1 ст. 1167) [12]. Аналогично российскому кодексу перечень гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом, в упомянутых странах также является открытым. Вместе с этим слегка отличаются нормы Республики Армения. Сфера гражданско-правовых отношений, которая регулируется национальным нормами международного частного права, ограничена исключительно отношениями, в которых участвуют иностранные субъекты (физические или юридические лица) или объекты, расположенные за рубежом [13]. Юридический факт в качестве признака иностранного элемента не упоминается.
Гаагские принципы 2015 г. дают определение международного договора «от обратного». В соответствии с п. 2 ст. 1 коммерческий договор признается международным, за исключением ситуаций, когда «стороны имеют постоянное место деятельности в одном и том же государстве и их правоотношения и все другие соответствующие элементы, независимо от выбранного права, связаны только с этим государством» [3, с. 18].
Отдельного внимания заслуживает вопрос определения субъекта международной коммерческой сделки в качестве иностранного. Учитывая многообразие форм коммерческой деятельности, критерий государственной принадлежности представляется не столь однозначным. В качестве примера можно привести ситуацию, когда компания, зарегистрированная в одном государстве, ведет постоянную деятельность в другом.
В соответствии с п. 1 ст. 1211 ГК РФ государственную принадлежность стороны договора предлагается устанавливать исходя «основного места деятельности» [8]. Аналогичная отсылка применяется в гражданском законодательстве стран ЕАЭС. Вместе с этим в кодексах Армении, Казахстана и Киргизии, в отличие от российского и белорусского, наравне с основным местом деятельности также упоминается критерий «места учреждения» [11, 12, 13], что может потенциально создавать правовую неопределенность. Например, в ситуациях, когда коммерческие предприятия учреждены в одной стране, а ведут постоянную деятельность – в другой.
Если говорить о международном коммерческом праве стран Европейского Союза, то стоит отметить, что его основные положения вынесены на наднациональный уровень и изложены в Регламенте (ЕС) № 593/2008 «Рим I». Прямого определения понятия «международной коммерческой сделки» Регламент не содержит. Тем не менее, сферу регулирования международного частного права ЕС можно сформулировать исходя из положений ст. 1 Регламента «Рим I», как договорные обязательства в гражданской и коммерческой сфере, содержащие конфликт законов [14, c. 5].
Исходя из всего вышеуказанного понятие «международной коммерческой сделки» можно определить, как гражданско-правовые отношения коммерческих предприятий, которые осуществляют систематическую деятельность с целью извлечения прибыли, осложненные иностранным элементом, который проявляется в случае, если субъект, объект или существенный юридический факт правоотношений находятся на территории иностранного государства.
.png&w=640&q=75)
